Награда королевы Марго

— Окстись! Ты с ума сошел! Он был мертвым и уже даже застывшим. Я его трогал через мешковину. Да если бы ему и удалось вылезти, куда бы он потом делся? Остался лежать на льду?

— А сколько времени купался мэр?

— Минут пятнадцать, не больше. Он сплавал туда и обратно, обтерся полотенцем, и они уехали.

— Ты уехал следом?

— Нет. Я был там еще около двух часов или даже трех.

— Зачем? — поднял брови Трубников.

— Переживал. Опустился на корточки и как бы задремал. А потом, знаешь, — глаза Колесникова сделались шальными, — мне показалось, что в проруби кто-то плещется. А потом я услышал шаги. И вдруг после этого меня кто-то тронул за плечо. И я проснулся. Открыл глаза — никого.

— Это все ерунда! — отмахнулся Трубников. — Через пятнадцать минут и здоровый человек не выберется из проруби, не то что с двумя пулями в башке.

Трубников замолчал и задумчиво уставился в пол.

— Знаешь, вчера я расковырял заднее сиденье твоей «БМВухи» и действительно нашел в нем пулю от револьвера. Ты стрелял из револьвера?

— Да, из револьвера, — кивнул Колесников. — Американского. Купил у одного чеченца. А ты что же, до сих пор мне не верил? Не верил, что я грохнул Олега?

Трубников поднял на товарища глаза и увидел в лице отчаяние.

— Как я мог поверить в этот бред, когда Олег жив?

Глаза Колесникова снова сделались шальными. Он втянул голову в плечи и испуганно прошептал:

— Ты его тоже видел, да? И я видел! От живого не отличишь! Скажи!

— Я не только его видел, но и подослал ребят, что бы они расквасили ему нос.

Глаза Колесникова сначала выразили испуг, затем радостно блеснули.

— Вот это правильно! Вот это я одобряю. Давно ему нужно было дать по морде, чтоб не шатался где ни попадя. Кстати, — глаза Колесникова снова сделались бешеными, — твои ребята предупредили его, чтобы он больше ко мне не являлся?

Трубников едва сдержал улыбку.

— Они ему врезали совсем с другой целью. Чтобы пустить кровь. Ты понял?

— Понял. Не дурак! Но кровь-то пустить удалось?

— Будь спокоен. Удалось. Более того, эту кровь я сдал на анализ, и она совпала с кровью на пуле.

— А где ты взял пулю? — удивился Колесников.

— Извлек из заднего сиденья твоей машины. Ты что, не помнишь? Я тебе только что сказал.

Колесников рассердился.

— Ты расковырял мою машину? Ну и осел! Что ты этим хотел изобразить? Измерить алгеброй гармонию? По-твоему, я сумасшедший? Не вижу, кого убиваю?

— Не кипятись, — оборвал Трубников. — Ты сам-то что думаешь по этому поводу?

Вместо ответа Колесников пожал плечами и надул губы.

— То-то и оно. Скажи, а, перед тем как утопить покойника, ты разворачивал его?

— Ты спятил! — вытаращил глаза Колесников. — За каким чертом?

— То есть ты не знал, кто был завернут в мешковину?

— Как же не знал? То же самое, что и завернуто накануне.

Зубы Колесникова выбили дробь. Трубников сощурил глаза.

— И еще вот какой вопрос: после этого ты встречался с Марго?

— Нет, с Марго я не встречался, но в тот же вечер позвонил. Она сказала, что обещанное получу через месяц. Однако так и не получил.

22

В тот вечер у Колесникова осталось чувство какой-то дикой недоговоренности с Марго. Это как во сне, где пьешь, пьешь и никак не можешь напиться. Бедняга трижды снимал трубку и трижды возвращал ее на место. Марго не любит слюнтяев. Лучше не звонить. Лучше действительно выждать месяц.

Колесников заметил, что у него внутри продолжают трястись поджилки. Бедняга допил из бутылки коньяк, но он не оказал на него ни малейшего влияния. Пришлось выпить полпузырька валерьянки, однако валерьянка также не помогла. Дмитрий снова снял трубку, но набрать номер Марго не решился. Страдалец так и заснул с телефоном в руках, и ему всю ночь снилось, как он колесил по Москве в поисках проруби с этим несчастным трупом за спиной.

Труп был очень беспокойным. Он то шевелился, то подскакивал, то стонал. А перед светофором сделал первую попытку заговорить с водителем. Дмитрий извлек из кармана револьвер, обернулся и замер от ужаса. На заднем сиденье как ни в чем не бывало сидел ухмыляющийся Олег с сигаретой в зубах и теребил в руках сползшую с плеч мешковину.

— Папаша, огоньку не найдется? — спросил он, озорно подмигнув. — Ты что, глухонемой, папаша?

— На тебе огоньку! — с отчаянием крикнул Дмитрий и нажал на курок.

Раздался слабенький хлопок, который не нанес воскресшему ни малейшего вреда. Попутчик не шелохнулся, не изменился в лице и не погасил своей издевательской ухмылки. Да и лоб его, в который по всем физическим законам должна была впиться пуля, оставался абсолютно гладким. Колесников выстрелил повторно, затем еще раз, наконец, в три секунды расстрелял весь барабан, но на покойника это не произвело никакого эффекта. Тем же беззаботным взглядом смотрел он на спятившего водителя и хитро подмигивал.

Тогда Колесников в отчаянии принялся молотить рукояткой револьвера по упрямой башке покойника, но вдруг с ужасом заметил, что от его синего лица исходит мертвенный холод, а самому ему ничего не делается. Видя полную бесполезность рукоприкладства, несчастный решил спастись бегством. Он панически дернул ручку дверцы, но она и не подумала подчиниться. В ту минуту, когда страдалец уже собрался выбить стекло, к машине откуда-то подошел милиционер и открыл заклинившую дверцу. Колесников выскочил наружу, но — о ужас! — перегородивший дорогу мент внезапно превратился в Олега с ухмыляющейся физиономией и все той же сигаретой в зубах.

— Давайте я поправлю вам галстук! — любезно предложил он, и холодные пальцы легли на шею Димана.

«Не надо! Я не ношу галстуков», — хотел крикнуть Колесникова, но тут проснулся. В руках гудела телефонная трубка, а шею ломило от ледяных пальцев покойника.

Дмитрий поежился, положил трубку на аппарат и включил торшер. Было половина четвертого утра. Пришлось сходить в ванную, освежиться ледяной водой и накапать себе брому. «Ничего! Этот кошмар скоро пройдет, — успокаивал себя Дмитрий. — Все на свете забывается, а тем более грехи».

Однако кошмар только начинался. На следующий день, ближе к вечеру, когда информационная горячка спала, в отдел неожиданно вошла Юлькина подруга из отдела культуры и начался обычный бабский треп.

Колесников сидел за компьютером к ним спиной и строчил очередную заметку. В принципе их воркотня не мешала. Он уловил краем уха, что Юлькина подружка только что вернулась из отпуска, но не придал этому значения.

— Ой, опять работать! Так не хочется, — стонала она, потягиваясь и хрустя суставами. — Я сегодня ничего не сдала. Не могу еще войти в ритм.