Наивный наблюдатель

Не исключено, что это наивно, но Зимин согласился бы написать книгу о том, как Горский создает макет сознания под названием «майор Кротов». А вот самим макетом ему заниматься было скучно. Такой текст мог быть полезен, пора было обратить внимание людей на то, что наука в последнее время перестала быть наукой, разменявшись на показушные проекты вроде записи сознаний на внешние носители.

Надо было прямо сказать об этом Горскому, но нужные слова не приходили. Его успокаивало то, что он все еще мог быть полезным. С порученной работой он справлялся. Честно говоря, Зимин думал, что макет сознания майора Кротова удастся создать года через два, а за это время он найдет себе место лучше. Было еще одно объяснение тому, что он медлил, чисто эгоистическое. Зимин рассчитывал, что пристальное наблюдение за поведением Горского поможет написать повесть об ученом психофизике. Он стал записывать в коммуникатор замеченные мелкие детали поведения Горского: как он скрещивает руки, когда у него что-то получается, как тускнеет его взгляд при малейшей неудаче, при этом он забавно ковыряет носком ботинка паркет и злобно подкашливает. С особым удовольствием Зимин записывал анекдоты, которые любил рассказывать Горский, и его типичные шуточки. Чувство юмора у Горского было своеобразным, что было особенно ценно при написании текста о настоящем психофизике, поскольку позволяло сделать его книжный образ более выпуклым и понятным будущему читателю.

Но отсидеться два года не удалось. Наступил день, когда Горский похлопал Зимина по спине и сказал:

— Пора тебе поговорить с майором Кротовым номер два!

Они отправились на восьмой этаж, где располагался кабинет для общения с мысликами. Проникнуть туда было непросто: многочисленная вооруженная охрана, тяжелые, через каждые пятнадцать метров, металлические двери и решетки, как в тюрьмах. Горскому и Зимину не нужны были пропуски или ключи, охранники знали их в лицо. При таком подходе посторонние не могли проникнуть в охраняемые помещения, даже если бы сумели раздобыть необходимые документы, поскольку таких документов не существовало. Функционирование мысликов нельзя было подвергать даже самой минимальной опасности. Это касалось, естественно, и информационной безопасности. Вмешательство чужих людей могло стать для записанного сознания катастрофой. Выход во внешние сети был ограничен и контролировался командой проверенных профессионалов. Считалось, что хакеры не в состоянии прорвать автоматизированную антивирусную защиту, разработанную в отделе комплектации.

В кабинете было темно, только в углу в кресле под тусклой лампой сидел человек. Зимин узнал его, это был уполномоченный Комитета охраны эстетики Семенов.

— Я узнал вас, — сказал Семенов. — Можете приступать к работе.

— Я вас тоже узнал, — сказал Зимин.

— Это не обязательно.

— Как посмотреть. Если бы не узнал, то вынужден был бы нажать тревожную кнопку и оповестить охрану.

— Вы не знаете, где расположена тревожная кнопка, — Семенов подошел к Зимину и зачем-то дотронулся до него пальцем.

— Хочу знать, что уполномоченный Семенов делает в нашем секретном кабинете? — спросил Зимин.

— Исполняю долг.

— Какой долг?

— Отстань от человека, — вмешался Горский. — Пусть себе исполняет, тебе-то какое дело?

— Нет, я скажу — возмутился Семенов. — Мне поручено проследить, чтобы вы злонамеренно не засорили сознание майора каким-нибудь стихам. За вами эта провинность числится, не увиливайте.

— Я больше не читаю стихи, — признался Зимин.

— Почему? — удивился Семенов.

— Зимин переключился на прозу, — сказал Горский и включил в кабинете свет.

— Это правда?

— Правда, — подтвердил Зимин.

— Ведете блог? Если про футбол, я бы подписался.

— Увы. Футболом не интересуюсь.

— Может быть, потом поговорите? — сказал Горский зло. — Мы пришли работать.

— Да, конечно. Не смею вас задерживать.

Семенов вернулся на свое место.

Горский включил компьютер. На мониторе появилось лицо майора Кротова, его губы причудливо шевелились. Горский покрутил ручку настройки на динамике. С этой минуты Кротова можно было услышать. Он рассказывал о себе:

— … так я стал академиком.

— Вы уверены? — удивился Зимин.

— Конечно. С памятью у меня полный порядок. Я — всемирно известный ученый, академик ряда академий, один из трех создателей методики переноса сознания на внешний носитель. Потомкам еще только предстоит оценить мой персональный вклад в решении проблемы электронного бессмертия. Не исключаю, что я сам найду время, чтобы дать разъяснение по этому вопросу.

— Горский! Как ты мог? — возмутился Зимин.

— А что такое? По-моему, получилось прикольно. Одна маленькая подпрограмма, а сколько радости она принесла слушателям.

— Мерзавец!

— Не придирайся.

— Наверное, сначала следовало испробовать методику на заместителе, — продолжал макет майора Кротова, не обратив внимания на реплики посетителей. — А потом я подумал: зачем? Мои подчиненные могли бы расценить такое решение, как проявление нерешительности или слабости, что при моей должности недопустимо. Нужно было недвусмысленно заявить, что я настолько уверен в своей методике, что просто обязан первым записать свое сознание, воспользовавшись служебным положением, так сказать, правом первородства.

— Складно излагает, — признал Зимин.

— А ты думал! Это и есть искусственный интеллект!

— Впечатляет.

— Все бы ничего, но есть проблема, — сказал Горский с тоской в голосе. — Наш хваленый квантовый компьютер, который должен обеспечивать сознанию возможность управлять новым искусственным телом, не справляется со своей обязанностью, постоянно тормозит и зависает.

— А что Кротов — 2?

— Живет он не регулярно, импульсивно, его постоянно приходится перезагружать. Некоторые эпизоды своей истории, те, что не удается автоматически сохранить, он вынужден проживать по нескольку раз.

— Ну и?

— Самому было интересно узнать, как будут работать повторы, но похвастаться нечем, — погрустнел Горский. — Результат трудно назвать удовлетворительным, поведение модели абсолютно идентично. Слово в слово.

— Его поведение запрограммировано. Насколько мне известно, импровизации не предусмотрены.

— Само собой. Теперь думаю, как поступить: оставить как есть или добавить функцию некоторой погрешности при выборе решения?

— Ух ты! Искусственный интеллект, принуждаемый отказываться от оптимального решения или, что еще неожиданней, запрограммированный совершать ошибки! Это, по-моему, чересчур изыскано!

— Будем думать!

— Раньше надо было думать. Тебе не кажется, что мы занимаемся уже не наукой, а какой-то пошлой ерундой? Обыкновенным жульничеством?

— Нет. Мы начинаем новое дело. Никто не застрахован от мелких шероховатостей, — сказал Горский.

— Мелких, говоришь! Не буду спорить. Я только хотел обратить внимание на тот очевидный факт, что обещание бесконечной жизни обернулось для Кротова гнусным обманом, — Зимин хотел услышать от Горского что-то более разумное, оправдывающее их занятие.

— Никто твоего Кротова не трогает, сам знаешь, что мы работаем с макетом его сознания. Сам-то он сидит сейчас в столовой санатория и с удовольствием пожирает фирменный бефстроганов. Только если у нас получится, мы приступим к совмещению сознаний Кротова и его макета. Думаю, что это будет не трудно.

— Правильнее будет сказать: «приступим к замещению его сознания».

— А даже если и так.

— Тебе не страшно?

— Нет.

14. Конфликты и радости