Наизнанку

Захожу в уборную и снимаю халат. Подтягиваю чертовы колготки, а заодно и поправляю юбку. Зачем я вообще это надела? Подумаешь, джинсы разошлись, надела бы комбинезон. Хотя это тоже не вариант, уже не по погоде. Блин, да у меня все оставшееся в гардеробе не по погоде. Скорее бы зарплата, хоть джинсы куплю. Распускаю волосы, наношу на губы гигиеническую помаду и выхожу из уборной. В ординаторской осталась только Елена Константиновна. Это что я сейчас испытываю чувство досады от того, что не попрощаюсь с юбочником? Однозначно бред. И все же раз выдался такой удобный шанс, подхожу к новенькой и наклоняюсь, чтобы взять у нее скрепку.

— Держи, — подает мне сама.

— Спасибо, — да она еще и милая, и пахнет от нее приятно. — До свидания.

— До завтра.

Вот совсем не понимаю, чего он нос воротит. Классная девушка и по росту ему подходит. Ну и ладно, сам разберется с кем на досуге устроить «латинские трахательные поговорки» в деле. Выхожу из отделения, не успеваю спуститься, как на лестнице меня хватают за руку.

— Марина Евгеньевна, а не страшно одной по вечерам ходить с такими прекрасными ножками? — Орлов! Ну какой же противный урод! Выдергиваю руку и отхожу от него чуть в сторону.

— Константин, не помню, как вас по отчеству, вы знаете, что в здании есть камеры? Вот аккурат около нас. Ваши действия могут расцениваться как домогательства. Один раз я могла бы это стерпеть, но дважды это уже закономерность. Не смейте меня касаться без моего разрешения. Сейчас без пяти семь, мой рабочий день давно закончился, и вы не мой больной, сейчас вы просто посторонний молодой мужчина, хватающий меня за руку. Я понятно объяснила?

— Очень. Так понятно, что мне еще больше хочется разложить тебя на кровати, — дальше я уже не слушаю, просто спускаюсь по лестнице, не оборачиваясь на этого урода. Главное не поддаваться на его провокации, тут кое-кто оказался прав. Орлов-самое настоящее говно, и по его взгляду сразу становится понятно-лучше с ним не пререкаться и не связываться. Не пойду больше одна в палату.

Вышла на крыльцо, а тут как из ведра льет. И зонтик остался в ординаторской. Нет, возвращаться не буду.

— Переоделся, а она уже сбежала, даже не попрощавшись. Это вообще-то дурной тон уходить, не сказав до свидания. Ты не знала об этом, лапа моя? — откуда ни возьмись появляется Марк.

— Спасибо, что сказали, буду знать. А вы на машине?

— Ешки-матрешки, дай запишу в календаре сие знаменательное событие, это ж надо, сама попросилась ко мне в машину.

— Вообще-то я хотела попросить дойти с вами до машины, чтобы потом вы мне одолжили ваш замечательный зонт.

— Ну какая ты все-таки поганка, ведь могла подыграть.

— Зачем? Мне просто нужен зонт.

— Пойдем, — Марк открывает зонт, который как нельзя лучше, оказывается достаточно большим, и мы спускаемся по лестнице. Идем минут пять, шлепая по уже образовавшимся лужам. Как только мы доходи до машины, он открывает переднюю пассажирскую дверь и указывает на место глазами.

— Садись.

— Мне зонтик нужен.

— Слушай, я из-за тебя не успел посетить очень нужное место. Сразу ринулся на поиски твоей юбки. Так что садись в машину быстрее, мне бы хотелось посетить сие место вовремя, — надо же, да он интеллигент, так говорить о туалете. Смотрю на сиденье-и хочется, и колется, но в очередной раз понимаю, что это неправильно и еще больше подтолкнет его к действиям.

— Да садись ты уже, достала думать, — буквально запихивает меня в машину. — Можно подумать я ей ребенка предложил сделать, — ворчит себе под нос, закрывает дверь и садится на свое место. Заводит двигатель и выезжает с территории больницы.

— Кстати, о детях.

— Боже, только не спрашивай почему у меня нет детей и жены. Это такой же дебильный вопрос, как почему ты еще девственница, — поворачиваю к нему голову и в который раз хочется его ударить.

— А вы уверены, что она самая?

— Ну тут два варианта: либо да, либо нет. Если второй вариант, то тебя скорее всего изнасиловал твой отчим, — поворачивается ко мне, пристально заглядывая в глаза. — Черт, прости, я все время забываю, что надо быть более тактичным с женским полом. Да и вообще, быть чуточку деликатнее. Не раздувай ноздри, Марин, тебе не идет.

— Меня не насиловал мой отчим.

— Не поверишь, отлегло. А чего тогда ненавидишь его? — не унимается Марк.

— Не ваше дело. Смотрите на дорогу.

— Ну так нечестно, мне же интересно. И вообще, мне надо это знать, чтобы постигнуть тонкости твоей душевной организации. Ладно, не хочешь пока говорить-не говори. Но продвинуться дальше все-таки стоит. Задавай любой вопрос, я тебе на него отвечу. Только не вопрос почему я такой козинак, — как ни странно, несмотря на неприятную для меня тему, вопросов, крутящихся в голове, которые мне бы хотелось ему задать-тьма.

— Вы когда-нибудь искали своих биологических родителей?

— Нет. Не вижу смысла. В хирургии говорят, нет органа-нет проблем, в переводе на человеческий язык, нет человека-нет проблем. Зачем интересоваться теми, кто умер.

— Так они умерли?

— Понятия не имею, для меня-да. В детстве о них хотелось знать все, просто потому что не было никого, а потом не было никакого смысла. Зачем, если у меня есть семья, пусть в общепринятом смысле она не классическая, но она есть и была, — не понимаю, как этот человек может быть таким разным. Интересно, а мне какой нравится?

— А детей? — вдруг брякнула не подумавши.

— Что детей?

— В смысле хотите?

— Я не противник детей, но рожать их нужно, когда хочешь, а не когда этого требует общество. А ты хочешь?

— Сына хочу. Но только тогда, когда встану на ноги. Если это будет сорок, значит сорок. Не буду рожать ребенка в бедности, не вижу в этом смысла, я хочу дать ему самое лучшее и пусть он мне и не скажет за это спасибо, зато я буду знать, что сделала для него все.

— Это в тебе говорит бедное детство. Не всегда наличие самых дорогих игрушек и прочего делает ребенка счастливым.

— А я не про игрушки. Я про нормальную жизнь: квартиру, еду и прочее. Только не говорите, что все это не важно.

— Очень важно. Тут ты абсолютно права, но, если говорить серьезно и без шуток-ты слишком зациклена. Обо всем этом должна думать не женщина, а мужчина. Развелось вас феминисток недоделанных, хоть дротиками истребляй. Поменьше бы выпендривались в своей самостоятельности и жили бы как нормальные бабы: работа для того, чтобы с подружками потрещать и от быта часок, другой отдохнуть, а не зарабатывать, возвращаясь домой в десять вечера, и при этом тянуть на себе всю семью. В общем, бабы дуры и ты очнись, пока не поздно.

— Я не феминистка, — все что могу добавить на столь яркую речь. Хуже всего, что в чем-то он определенно прав.

— Ага, но можешь ей стать. Мужика тебе надо, дорогая, мужика, — по буквам произнес юбочник. Вот сейчас именно он, потому что вновь смотрит на мои ноги. — Ты же понимаешь, что мое предложение еще в силе. Я даю тебе еще чуточку времени поломаться. Признаюсь, в этом есть своя фишка, правда, не когда это длится триста тысяч лет. Мне так долго нельзя терпеть, застой вреден для мужского организма. Впрочем, как и для женского. Кстати, спешу тебя обрадовать, я чист. В плане ЗППП и отношений. Торжественно заявляю тебе, что я расстался с Кариной, — смотрю на него и не понимаю врет или нет. — Я серьезно, — вновь поворачивается ко мне. — Нечего на меня так смотреть. Могу при тебе позвонить.