Наказание для вора

— Нет, не рискнул.

Больше эта тема среди друзей не поднималась. Дом Тары стоял через пару улиц, говоря языком магов, в безопасной зоне. Но все равно здесь было малолюдно, холодно и одиноко, особенно, по ночам, когда северо-восточный ветер доносил до острого волчьего носа Деля запах смерти.

Пройдя мимо устроившегося с книгой на топчане (на самом деле, два сундука, накрытых тряпками) Мэла, ликан закрыл единственное окно. Ставни неприятно скрипнули, между ними оставалась достаточно большая щель, от которой продолжало тянуть холодом. Дель еще немного постоял у окна, смотря на серп луны. Он думал о матери: где она сейчас, смотрит ли на небо, на звезды, как он? Дель не знал, что с ней. С тех пор, как в десять лет он решил, что больше не вправе обрекать мать на подобное отношение к ней со стороны других, к ней, выносившей дитя ликана, он ушел и больше никогда не пытался найти ее. Пусть она живет своей жизнью, счастливой, а главное, без него. В темноте наступившей ночи он видел свое отражение в оконном стекле: длинные, как у эльфа, но серые, как у ликана, волосы; красивое лицо, как у матери, но серые глаза и звериные черты, как у ликана. Он раз за разом вглядывался в собственное отражение и все четче видел в себе дикого волка, готового рвать и убивать. Такого же, как тот, который дал ему жизнь, тот, кого он ненавидел так же сильно, как и себя. Хотел бы он стереть с собственного лица метку зверя, из вен — волчью кровь, а из памяти — ночные крики матери, задыхающейся в плену одного-единственного кошмара…

За спиной тихо заворочался Мэл, к удивлению, еще не спящий. Дель вынырнул из омута собственных мыслей и переживаний и обернулся. Огарка свечи едва хватало, чтобы развеять ночную тьму в маленькой комнатке на чердаке, но человек этого явно не замечал: он с носом зарылся в книгу, внимательно читая. Делю сразу вспомнился Реб, который сдавал любые экзамены по щелчку пальцев, и Лен, нещадно списывающий везде, кроме истории, и подумал, что из всех них Мэл самый трудолюбивый, ведь ему намного сложнее дается учеба, чем нелюдям. И пусть борцы, отстаивающие честь смертных, сорвут голос от криков протестов, но им не изменить того факта, что нечеловеческая природа дает преимущества во всех сферах жизни. Лен ловчее и быстрее Мэла, Реб — сильнее, Дель, как полуэльф, обладает более лучшей памятью и, опять же, быстрее и сильнее. И это, не говоря о других их умениях: о более остром слухе и нюхе, о способности к перевоплощениям и регенерации. Реб у них вон и вовсе к пятидесяти годам должен превратиться в огнедышащую крылатую махину! Мэл же всего лишь человек и всегда им будет, его век короток, а способности — ограничены. Иногда Делю даже казалось, что друг чувствует их неравенство и страдает от этого, но потом обрывал себя: опять его излишняя чувствительности, из-за которой он видит больше, чем есть на самом деле.

— Что читаешь? — дружелюбно поинтересовался ликан, проходя и усаживаясь рядом. Ему не нужно было пламя свечи, чтобы разглядеть в темноте буквы, но Мэл то ли случайно, то ли нарочно закрыл большую часть текста рукой.

— Да так, — протянул человек. — Взял в библиотеке. Давно размышлял, долго решался, а тут Лен приволок в библиотеку, ну я и подумал, что это Судьба мне путь указала.

Дель не стал переспрашивать и уточнять, за два года дружбы он привык, что Мэла не нужно торопить или направлять в разговоре, лишь дать время и не сбивать, и тогда она расскажет все. Так случилось и в этот раз. Немного помолчав, Мэл шепотом, словно рассказывая секрет, выпалил:

— Я хочу вступить в Орден Света.

— Тебе подойдет служение Свету, — одобрительно произнес Дель, и Мэл вскинул на него изумленно-веселый взгляд.

— Ты серьезно? Я думал, будешь против. Я ведь знаю, что в Рестании не особо хорошо относятся к Ордену, особенно, среди ну… понимаешь… небогатых. Лен и вовсе называет паладинов фанатиками, а Реб считает их идиотами.

— Покажи мне тех, кого наш дракон не считает идиотами, — хмыкнул Дель. — Не переживай, лично я думаю, что из тебя может получиться хороший паладин.

— Спасибо, дружище, — Мэл хлопнул его по плечу. — Я еще не подал прошение в Орден, чтобы меня взяли послушником… Пока решаюсь… Нашел в библиотеке Устав Ордена Света, составленный самим Верховным паладином, лордом де Гором…

Все, дальше можно молча сидеть и слушать. Мэл теперь будет полночи вываливать на голову друга все свои переживания и мечты. Дель покорно улыбнулся судьбе, он был не против помочь хоть так. В конце концов, Мэлу ведь не с кем больше поговорить. Реб, да простит ему друг, черствый сухарь, слишком избитый жизнью, чтобы верить в лучшее и сочувствовать. Лен же не отличается терпением, хоть и готов подставить плечо. Вообще, отличительной чертой обоих друзей было то, что им проще было помочь другим делом, чем словом.

* * *

В то же время в огромном особняке на улице Семи Кораблей, где располагались дома самых богатых и знатных рестанийцев, в шикарно обставленной спальне на втором этаже западного крыла сидели и болтали три девушки: леди Элен де Шелон, леди Кэтрин де Шелон и госпожа Дериза Керпетт. Они были близкими подругами с самого детства. А для Кэтрин обе девушки еще и были кузинами: Элен была дочерью младшего брата отца, лорда Ричарда де Шелона, заседающего в Совете Рестании, а Дериза — дочерью старшей сестры матери, Майры Керпетт, урожденной де Шелон. Отец Деризы хоть и не был лордом, но являлся главой Торговой палаты и также входил в Совет Рестании. Поэтому три девушки, частично связанные родственными узами, а также общими знакомыми, были неразлучны.

Элен, невысокая пухленькая брюнетка с веселыми серыми глазами, нарушая все правила приличия, сидела в кресле, сбросив туфельки на пол и подогнув под себя ноги, и ела воздушные кремовые пирожные. За них ей потом придется расплачиваться долгими неделями жесткой диеты, зато сейчас она была счастлива и почти не слушала, о чем разговаривали подруги.

— Отец хотел, чтобы свадьба была этой осенью, но я уговорила его повременить, — Дериза сидела в кресле прямо и держала в руках уже давно остывшую чашку чая. Эта была хрупкая шатенка с карими глазами и невыразительными чертами лица, но, благодаря всевозможным средствам, используемыми леди для подчеркивания своей красоты, девушка выглядела если не так изумительно, как кузина, то очень неплохо. Сносно, как сказала бы ее мать, но той не было на свете уже почти пятнадцать лет, и она не могла оценить внешний вид и манеры своей дочери. Зато это регулярно делал ее отец, Джерин Керпетт, мечтающий выгодно выдать дочку замуж и преумножить свои связи и богатство. — Господин Ведиш лишь недавно овдовел и повторная женитьба в столь короткий срок неблагоприятно бы сказалась на его репутации.

— Это ужасно, Дериза, милая, — всплеснула руками Кэтрин. — Не подумай, что я умоляю достоинства твоего будущего мужа, но он ведь не лорд.

— Он — глава Палаты ремесленников.

— А ты — дочь Майры де Кайлон! Ты леди по рождению, по крови! — Кэтрин была возмущена до глубины души, даже не заметила, как мороженное с тарелочки в ее руке капало вниз, на подол домашнего шелкового платья. — Дериза, сестра, ты ведь не любишь его!

— Нет, конечно, Кэти, — самообладание изменило девушке: в карих глазах стояли слезы, а руки нервно тряслись, грозя расплескать содержимое чашки. Кэтрин тут же кинулась обнимать и утешать подругу, и даже Элен вынырнула из своих мыслей о пирожных и выразила сочувствие словами. Обе леди де Шелон настолько преуспели в своей добросердечной деятельности, что сами едва не расплакались.

Когда три девушки немного успокоились, разговор вновь зашел о замужестве.

— А я мечтаю выйти замуж по любви, — мечтательно произнесла Кэтрин, разглаживая складки своего прекрасного черно-бежевого платья, стоившего отцу нескольких истерик и недели бойкота, пока лорд де Шелон не оплатил таки любимой дочери наряд из мерейского шелка, редчайшей ткани, которую изготавливали только на Мерейской Косе, полуострове на западном побережье Темной Империи. А так как с ней Рестания торговых отношений не имела, то все товары оттуда проходили долгий путь: из портов южных провинций Империи в порты пустынного народа, потом через пески в Феранию, и только оттуда — в Столицу Мира. Поэтому товары из Темной Империи на рынках Рестании стоили в несколько раз дороже обычных, а что касалось редких и необычных изделий, каким являлся тот же мерейский шелк, то они обходились в целое состояние. Даже любимое платье Кэтрин не полностью состояло из драгоценной материи — лишь несколько вставок, — а все потому, что отец купил лишь метр нужной ткани. Вот повезло же девушкам в Темной Империи: у них в гардеробных столько красивых платьев из мерейского шелка. Целых платьев! Даже не домашних, а бальных!

Вынырнув из грез о прекрасных платьях, Кэтрин продолжила:

— Я не представляю, как можно выйти замуж не за любимого. Если отец решится выдать меня против моей воли, я сбегу. Вот сбегу и все! Буду жить со своим возлюбленным…

— В трущобах, — задорно вставила Элен.

— В Квартале Бедняков, — с ужасом предложила свой вариант Дериза.

— Да, — мечтательно выдохнула Кэтрин и улыбнулась, словно думала о ком-то. А потом очнулась и обратилась к подругам: — А вы, сестры, за кого бы вышли замуж?

— За красивого лорда, — Элен с любовью посмотрела на очередное пирожное в своей руке.

— За благородного человека, — веско уронила Дериза, гордо вскинув голову.

«За того, кто бы меня любил, — печально подумала Кэтрин. — Так я сказала бы раньше, до того, как встретила тебя, Рэмэл, два года назад на крыльце Академии, до того, как ты взглянул на меня своими голубыми глазами. Как бы я хотела прочесть в них признание в любви, когда бы ты вновь посмотрел на меня.»

Погруженная в свои мысли, девушка не заметила, как кузина наблюдает за ней с понимающим взглядом. Дериза догадывалась о многом, но умела молчать, храня секреты близких. За это ее и любила Кэтрин.