Наложница огня и льда
Шрифт:
— Нет. Вовсе и не холодно, — во взгляде, в каждом слове девушки вызов, упрямый, непримиримый.
— Как знаешь. Простой инструктаж для фей. Что бы ты там ни делала со своим обожаемым Эдуардом, держись так, чтобы я тебя видел. Не уходи ни с ним, ни вообще с кем-либо в другие помещения, не оставайся ни с кем наедине. Потребуется в дамскую комнату — подойдешь к нам. Возникнет любая сомнительная ситуация — кричи, погромче и не стесняясь. — Мужчина надел черную полумаску, повернул перстень символом братства вниз. — На нас откровенно не таращишься, на вопрос, как ускользнула, говори почти правду — сбежала с конной прогулки в компании своей новой фрейлины. И упаси тебя Кара проболтаться, кто еще с тобой. Выпорю лично.
— Вы все одинаковы, что вы, что лорд Дрэйк, что остальные. Правила, правила, предосторожности, мнимые опасности…
— Я не люблю повторять дважды, наследница, — перебил Нордан спокойно, но я слышу в ровном голосе предостережение. Пока лишь предостережение. — То, что я решил тебя отвезти, еще не означает, что мне можно приказывать, как твоей любимой псинке. Не нравится — мы уезжаем, а ты остаешься, и пусть тебя домой транспортирует хоть Эдуард, хоть кто, но не забывай, что бесплатно в этом мире ничего не делается. И поверь, совесть меня мучить не будет, независимо от того, оттрахает тебя здесь один человек или целая компания. На сей раз уяснила?
Меня будет. И уехать, бросив в этом странном месте Валерию, я не смогу. Но я молчу.
Девушка побледнела, однако ничего не сказала. Только кивнула медленно, словно через силу. Я надела синюю маску, и мы направились к парадному входу.
Одна из массивных створок открылась по первому удару старой колотушки. Отворивший дверь лакей почтительно склонился, пропуская нас. Второй жестом пригласил следовать за ним.
Действительно странное место. Лакеи в старомодных черных ливреях, черных полумасках и белых париках. Нас провели через холл, просторный настолько, что, кажется, здесь можно устроить дополнительный бальный зал, затем по длинной широкой галерее, одна стена которой увешана большими картинами в позолоченных рамах, а другая выходила окнами на палисадник, полный пурпурных мальв. В противоположном конце галереи двустворчатая дверь, пара слуг, столь же молчаливых, подобных теням, распахнула перед нами обе ее половинки. Нет, здесь не было, как в клубе, специальной магии, но все же меня не покидало ощущение, что, переступив порог, мы окунулись в иной мир, замкнутый в стенах огромного зала.
Музыка куда более громкая, нежели в клубе. Рассеянный свет, создающий полумрак плотнее, гуще, чем собирался сейчас за пределами дома. Столики вдоль драпированных черной и темно-синей тканью стен, интимный сумрак альковов. Люди, приглашенные и бесшумные лакеи-тени с подносами с напитками. Причудливые костюмы, откровенные платья, парики, сливающиеся в фантасмагорическую карусель. Маски, скрывающие лица, позволяющие притвориться кем-то другим. Танцы, диковатая, экзотическая смесь клубных и светских. Запахи духов, сигарет, разгоряченных человеческих тел.
— А говорила, оргии здесь больше не устраиваются, — громко, перекрывая музыку, обратился Нордан к Валерии. — Как по мне, так за последние полвека ничего не изменилось. Наверняка и кровь по укромным уголкам пускают каким-нибудь счастливчикам.
Девушка обернулась к сопровождавшему нас лакею, произнесла что-то едва слышно. Лакей кивнул и растворился среди гостей. Нордан взял вдруг меня за руку, жестом указал Валерии на один из ближайших свободных столиков. Мы прошли к нему, расселились. Девушка вертела головой, я видела, как сжимались в волнении пальчики на тонкой посеребренной палочке. Неожиданно Валерия улыбнулась, ярко, счастливо, безмятежно. Встала, бросилась навстречу высокому молодому человеку в черном костюме с плащом, обняла.
— Это и есть Эдуард? — спросила я.
— Раз виснет на нем, значит, он. В этих масках сразу не разберешь.
Эдуард склонился к девушке, поцеловал. Страстно поцеловал. Валерия, не стесняясь окружающих, прижалась крепче, ответила с не меньшим пылом на поцелуй.
Смутившись, я отвела глаза от пары,
но Нордан продолжил наблюдать за ними с интересом исследовательским, благодушным.— И когда нынешние детишки успевают этому научиться?
Между мной и наследницей всего пять лет разницы, но я чувствую себя провинциалкой, только-только приехавшей из глубинки, бесконечно далекой от столичной жизни, от жизни высшего света, от жизни богатой, титулованной молодежи. В возрасте Валерии быстрый поцелуй в губы был пределом моих наивных девичьих мечтаний и, сколько бы я ни слушала старших девушек в пансионе, целоваться, как наследница сейчас, мне тогда казалось немного неприличным.
— Сказал же, быть на виду. Ладно, так тоже пока сойдет.
Я проследила за взглядом Нордана. Валерия и Эдуард скрылись в ближайшем алькове за моей спиной, чуть дальше нашего столика. С места сидящего напротив меня мужчины он не просматривался, но по виду все альковы одинаковы: небольшая ниша, полукруглая, затененная, с кушеткой и светильником. Надеюсь, потайного хода там нет.
— По крайней мере, я их худо-бедно слышу, насколько это вообще возможно в таких условиях. — Нордан остановил проходившего мимо лакея. Осмотрел содержимое подноса с бокалами разного вида и наполнения, выбрал один, глянул вопросительно на меня. Я покачала отрицательно головой, и лакей удалился.
— Ты слышишь, о чем они разговаривают?
— Они не разговаривают, — мужчина бросил на меня взгляд быстрый, выразительный и сделал глоток напитка. Похоже на виски, я не разбиралась толком в разновидностях крепкого алкоголя.
— Что же тогда… — неожиданно я поняла. — Они же не собираются… прямо здесь?
Нордан пожал безразлично плечами.
— Мне кажется, это… была не очень хорошая идея.
— Если обойдется без… эксцессов, то девчонка помилуется немного со своим ухажером, потом отвезем ее к дворцу, дальше пусть сама пробирается на территорию, объясняется с родителями и охраной. Это уже будут не мои и тем более не твои проблемы. Если умеет хоть чуть-чуть пользоваться мозгами, то лишнего болтать не станет, потому как у меня может возникнуть внезапное и неодолимое желание засвидетельствовать свое почтение ее отцу.
— Это неправильно, — возразила я упрямо. И тревога, смутная, разрастающаяся, не утихала.
— Котенок, не позволяй людям, независимо от их происхождения, садиться тебе на шею. Если соглашаешься на что-то сомнительное, то лишь на своих условиях либо с оговорками. Выторговывай себе хоть какую-то выгоду. Промямлишь «да» один раз, второй, а на третий тебя уже спрашивать ни о чем не будут, посчитав, что ты и так всегда и на все согласна.
— Нордан, я рабыня, как я могу диктовать кому-либо собственные условия?
— Это ненадолго, — мужчина посмотрел внимательно поверх моего плеча.
Розовая вспышка на краю поля зрения. Повернув голову, я заметила, как Валерия и Эдуард, держась за руки, растворились среди танцующих.
— Дождется пигалица, — пробормотал Нордан недовольно, поднялся из-за стола. — Придется пойти туда за ними.
Я соскользнула со стула. Мужчина протянул мне руку, я приняла. Мы не сразу нашли Валерию и Эдуарда, прижавшихся друг к другу, кружащихся неспешно на одном месте. Мы встали рядом, но ни девушка, ни молодой человек не удостоили нас взглядом, кажется, и вовсе не заметив.
Мелодия медленная, отличающаяся от предыдущей покоем и степенными гитарными переборами. Свободного пространства вокруг мало, пары теснились, не соблюдая почти фигур танца, если вообще придерживались элементов определенных танцев. Нордан обнял меня за талию, я скорее по привычке положила одну ладонь ему на плечо, чувствуя, как мужчина сжал слегка другую.
— Я впечатлена.
— И чем же?
— Ты танцуешь.
— Что тут удивительного?
— Как сказать… с танцами ты почему-то не ассоциируешься.