Наложница огня и льда

Укол холода глубоко внутри напоминанием, что привязка завершена, но не все сопутствовавшие ей обстоятельства улажены.

Дрэйк нахмурился сильнее, но я прижала ладонь к его груди в попытке удержать.

— Я сама с ним поговорю. Пожалуйста, не вмешивайся, не надо устраивать здесь сражение, — попросила я и встала торопливо с кровати.

Выскочила в гостиную, закрыла дверь в спальню и бросилась к выходу в коридор. Но выйти не успела — едва приблизилась к двери, как створка распахнулась резко, ударившись о стену. Я застыла, наткнувшись и на волну холода, и на ярость в светлых ледяных глазах. Нордан окинул меня взглядом цепким, быстрым, затем шагнул ко мне, втянул с шумом воздух возле моего лица. Безошибочно взял меня за правую руку, поднял, рассматривая черный узор.

— Какого Дирга вы творите, Шель? Совсем рехнулись? — голос прозвучал негромко, зло, ломким весенним льдом. — Вас на полчаса нельзя оставить одних? — Нордан глянул мимо меня.

Я обернулась. Сломанный стол, рассыпанные книги вокруг, осколки стекла, разбившаяся лампа. Рубашка Дрэйка белым пятном на темном ковре

— Норд, пожалуйста, успокойся, мы…

— Да знаю я, что вы, — перебил Нордан. — Думаешь, я не догадываюсь, что означает этот браслет, что это такое новое появилось в твоем запахе, чего не было еще пару часов назад? Не смогу понять по твоему запаху, чем вы занимались в мое отсутствие? Предполагали, что, раз меня нет дома, я ничего не почувствую? И, как посмотрю, вы дивно развлеклись, стоило мне уйти. Целый концерт устроили на потеху прислуге!

Я попыталась освободить руку, но Нордан только крепче сжал пальцы. Тихий стук двери спальни, и Дрэйка рядом я скорее ощутила, чем успела отметить зрением.

— Я всего лишь попросил присмотреть за ней, пока меня не будет, — процедил Нордан медленно, глядя уже не на меня — на Дрэйка рядом со мной. И каждое слово расползалось трещинами, сквозь которые пробивались, готовые сорваться с поводка, гнев, ревность, горечь. — Присмотреть, а не подвергать опасности мою женщину или ребенка.

— Хотим мы того или нет, но Айшель уже не может быть только твоей или только моей женщиной, — Дрэйк говорил спокойно, невозмутимо, словно и не произошло ничего особенного, но я чувствовала, как в воздухе смешивались контрастно холод и жар, как сплетались эмоции и порожденная ими магия, пытаясь ускользнуть, сбросить жесткий ошейник контроля.

— О, как мы запели! — Я вздрогнула от едкой иронии, и Нордан все-таки отпустил мою руку. — А не ты ли позавчера уверял, что Айшель будет лучше без тебя? Что готов отпустить ее, наплевав на собственные чувства, лишь бы она была в безопасности? И что только влияние незавершенной привязки на Айшель удерживает тебя от этого шага?

Я повернулась, встав между мужчинами, уперлась каждому ладонью в грудь.

— Прекратите немедленно говорить обо мне так, будто меня здесь нет! Как, по-вашему, я должна не волноваться, если вы готовы в любую секунду сцепиться, словно голодные псы, дерущиеся за кость? Норд, пожалуйста, давай поговорим спокойно, вдвоем. — Я посмотрела предостерегающе на Дрэйка и повернулась к Нордану. — Пожалуйста.

Минуту, показавшуюся мне бесконечно долгой, мужчины молчали, не сводя друг с друга напряженного, тяжелого взгляда. Наконец отвернулись друг от друга одновременно, отступили в разные стороны. Я взяла Нордана за руку, вывела в коридор, закрыла дверь. Осмотрелась быстро, убеждаясь, что поблизости никого больше нет. Мужчина сразу стряхнул мои пальцы, прошелся от стены до стены, встал спиной ко мне.

— Я полагал, что хотя бы на благоразумие Дрэйка можно рассчитывать, — произнес он негромко. — Но, похоже, в этом мире не осталось ничего неизменного.

— Норд, со мной все в порядке, — заверила я. — Вторая доза яда не повредила ни мне, ни ребенку. В конце концов, он зачат благодаря яду. И я не знаю, что бывает, если привязка так и остается не инициированной полностью. К тому же разве не ты предлагал оглушить Дрэйка и сцедить яд?

— Речь шла об укусе как о завершающей стадии привязки, а не о явно бурном тра… бурном сексе на всех предметах мебели, что подвернутся под руку.

— Так дело не в укусе, а в том, что мы…

— Дело во всем, Шель. — Нордан развернулся, шагнул ко мне, прижал к стене возле двери. Провел пальцами по моей шее, по месту укуса. — Тебя касался другой мужчина, его запах остался на тебе. Теперь я и его чую, надеюсь, хотя бы эмоциональный фон не будет прилагаться «приятным» дополнением. — Нордан склонился к моему лицу. Его дыхание на моих губах, голос, звучащий едва слышно, хрипло. — Я знаю, как тебе понравилось… представляю, как ты стонала, как выгибалась… в его руках. За такое я готов убить вас обоих… но твой аромат по-прежнему манит, сводит исподволь с ума. И, даже зная, что ты только что была с ним, я все равно тебя хочу. Здесь, сейчас. Снова укусить тебя, пометить как свою женщину…

И бездна тоже желала. Отзывалась сладкой дрожью по телу, затеплившимся хмельным предвкушением. Когда Нордан поцеловал меня столь же жадно, требовательно, я не колеблясь ответила, обняла мужчину, ощущая его руки на бедрах, с трудом понимая, что происходит, почему желание всколыхнулось так неожиданно, хотя я действительно только что была с Дрэйком и мне казалось, должно пройти немного больше времени, прежде чем…

Нордан застыл вдруг, прервав поцелуй. Легкие торопливые шаги по коридору, голос Пенелопы, негромкий, полный страха.

— Прошу прощения, но там к вам…

— Милая барышня, можете не трудиться представлять меня. В этом нет нужды.

Нордан отстранился от меня, повернулся к визитеру, немолодому мужчине в черной одежде. Сделал маленький шаг вперед, заслоняя меня. Из спальни стремительно вышел Дрэйк в накинутой поспешно рубашке, бросил на гостя удивленный взгляд.

— Рейнхарт, какой сюрприз, — произнес Нордан, улыбаясь преувеличенно радостно, фальшиво насквозь.

Рейнхарт? Один из старших членов братства, тот, с кем заключил сделку Октавиан когда-то?

Потемневший золотой перстень с серебристой звездой на указательном пальце правой руки визитера сомнений не оставлял, и я отступила инстинктивно за спину Нордана, пытаясь унять вспышку страха и безнадежности, горькой, щемящей. Понимая отчетливо, что бежать некуда.

Глава 20

Рейнхарт действительно старше. И годами, и внешне. Короткие светлые волосы, зачесанные назад. Лицо, исчерченное морщинами, хранящее едва уловимый отпечаток прожитых столетий. Голубые глаза, яркие, цепкие, подмечающие любую мелочь, каждый оттенок эмоций в глазах окружающих, каждое движение. Я вижу вдруг отражение старшего собрата в пристальном, мгновенно взвешивающем все взгляде Дрэйка, в нарочито небрежной ледяной усмешке Нордана, в обманчиво-ленивых жестах Бевана. Вижу, как Рейнхарт осматривает нас, вместе и по отдельности, вижу, как мужчина складывает детали, составляет общую картину, делает выводы. Лишь несколько секунд паузы и губы кривятся в полуулыбке с толикой удивления.

— Не сомневаюсь, — ответил Рейнхарт наконец. — Впрочем, на то и расчет.

— Пенни, можешь идти, — разрешил Нордан.

Стоявшая перед гостем девушка, бледная, напуганная, повернулась, собираясь обойти визитера и удалиться, но Рейнхарт качнул головой.

— Законы гостеприимства в этом доме, надеюсь, еще не забыты? Я только что прибыл в город и уверен, вы не откажетесь разделить со мной утреннюю трапезу.

— Пенни, — Дрэйк начал застегивать неторопливо пуговицы на рубашке, — скажи, чтобы в столовой накрыли на троих.

— На троих? — повторил Рейнхарт. — Разве манеры вашей лунной не позволяют с достоинством вести себя в обществе и присутствовать на завтраке с высокими гостями? Я наслышан, что она леди.

— На четверых, — поправился Дрэйк, бросив быстрый предостерегающий взгляд на Нордана. — Иди, Пенни.

Девушка кивнула нервно и покинула спешно коридор. Рейнхарт шагнул к нам, втянул воздух.

— Я полагал, что меня в этой жизни уже трудно чем-либо удивить. Но, признаться, вы смогли меня несколько обескуражить. На барышне две отметки, соответственно, привязка тройная. Отметки ваши, хотя твоя, Нордан, старее. Никогда не осуждал желание пригласить в постель кого-то третьего, но в вашем случае… удивлен, действительно удивлен. И разочарован. Нордан всегда был себе на уме, ледяной одиночка, больше, чем все мы, подверженный влиянию наших низменных инстинктов, наследию наших проклятых отцов, непозволительным слабостям, но ты, Дрэйк. — Рейнхарт снова покачал головой, осуждающе, неодобрительно. — Ты плод долгих моих трудов, результат моей неустанной отшлифовки. Я был уверен, что ты выше этих порывов, что ты способен им противостоять. Я во многих мог усомниться, но только не в тебе. А ты меня разочаровал. Обманул. Предал мое доверие.