Нам бы день продержаться. Дилогия
Шрифт:
Вот только грусть появилась в глазах у всех. Как же её родную бросить, оставить лишить своей опеки и ласки. Ведь как живая, как часть себя самого, кусок души, сердца и времени. Ведь строили, обживали, ходить учили, как малого ребёнка: нырять, стрелять, дышать воздухом. Уже и не ты, а она за тобой присматривает. Выросла, большая стала только ходить на ней да ходить, и тут - "К покиданию приготовить!"
Оно как лезвием по душе, тупым и зазубренным. И умом то понять можно, что нет вариантов, люди важнее. Ан однако ж тяжко. Вот и гладит бока автоматов заряжания командир БЧ-3, прощается нос воротит от остальных. Штурман зачем-то принадлежности свои собирает, резинку, карандаш, транспортир морской. Кок проверяет всё ли выключил и не удержавшись суёт любимый разделочный нож в полотенце и кладёт себе за пазуху. Он маленький - мешать не будет, а память останется.
"А значит нам нужна одна победа!
Одна на всех, мы за ценой не постоим!
**************************
Средиземное море. Поверхность. через полчаса после начала атаки на АУГ.
****************************************************
– Ну, ни буя себе! Вот это номер!
– примерно так можно литературно перевести то выражение, которое сказал старший офицер контроля Боевой Системы Управления 'Иджис' на авианосце, когда "Кострома" развернулась под водой по-танковому, на одном винте. Изменила курс на противоположный и выдала почти 40 узлов хода не указанных ни в одной разведывательной документации НАТО. Новейшие, Мк-48-мые, торпеды с трудом догоняли на своих 50 узлах старенькую подлодку.
– Что там у Вас Джон?
– заинтересовался главный офицер группы слежения на ЦП реакцией своего подчинённого.
– Странное дело сэр. Русская подлодка, как будто специально, увеличила ход, зашумела, обнаружила себя, пошла в лоб на наши торпеды, а потом практически на месте развернулась, как 'Абрамс' в пустыне, на одной гусенице, и понеслась на север от наших торпед на немыслимой скорости для этого проекта русских.
– Как это на одной гусенице? Под водой? Русская 'Sierra-II'? Эта рухлядь? Вы что, перепили вчера в баре, Джон?
– Никак нет, сэр. Если я не перепил, то - взгляните на монитор контроля - 'Иджис' точно трезв, как чистые стаканы за стойкой, сэр!
– на экране, прямая зелёная линия, показывающая путь лодки, резко обрывалась в точке разворота, и её метка, споро и живо, удалялась от отметок торпед мчащихся за ней с разных направлений и глубин.
– Скорость, сэр, почти сорок узлов! Если это есть 'русский' металлолом, то неплохо бы и нам иметь такой. Мемфис больше тридцати не выдаст, а максимум 'Сивулфа' - тридцать пять. А эта шпарит и жарит под водой, как конь на ипподроме, - разошёлся в восторге вражеский офицер, хвалил 'Кострому' за предсмертный рывок. Характеристика скорости убегающей К-276 на мониторе вывода данных 'Иджиса' показывали уже сорок три узла.
– Если торпеды её не догонят в течении пяти минут, она удерёт за предел дальности сорок восьмых!
– Не удерёт, Джон! 'СуперХорнеты' летают быстрее. Они уже сбросили две малышки по ходу лодки русских..., - приговорил лодку опытный моряк.
На 'Марсе' распознали и раскол корпуса 'Мемфиса', и бесполезные потуги 'Толедо', и прощальное выступление 'Костромы'. За 'Мемфис' и 'Толедо' порадовались - заслуженные награды нашли своих 'героев'. А то, что в центре управления изменилась атмосфера после гибели последней 'Барракуды', можно было почувствовать и без приборов. Команды отдавались короче, злее, отсутствовали лишние разговоры. Слаженный экипаж объединился сейчас одной мыслью, порывом, желанием - хотел отомстить - жестоко, безжалостно и добротно, так, чтоб даже на тряпки для мытья палубы нельзя было собрать то, что останется от надводного боевого порядка американцев. О том, что 'Чапаеву' удалось спасти экипаж в ВСК на 'Марсе' не знали.
– Вода им пухом, - тихо сказал, ни к кому не обращаясь, капитан второго ранга Сергей Иванович Бережной - командир 'Марса'. Тишина на центральном давала свой подводный салют подвигу Костромы и её экипажа.
– Ну что, господа офицеры, удивим адмирала Джорджича?
– командиров вражеских АУГ и авианосцев принято знать поимённо, а личное дело изучать наизусть во избежание недооценки последнего в боевой обстановке. Адмирал был потомственным моряком, каждый день обегал
– Вы отработаете у меня все бабки, которые вкладывает в вас государство, - любил приговаривать молодой адмирал, щекоча свои амбиции, - А кто недоволен - за борт!
– и ведь янки - моряки прыгали! Сами, с высоты авианосного стола для полётов. Лишь бы списали на берег от ненормального в их понимании начальника. Зато на 'Энтерпрайзе' царил морской порядок, железная дисциплина и прекрасная выучка среди личного состава команды.
– Ищите, их! Ищите! Окружить группу радиобуями. Стоп машина. Лечь в дрейф! Слушать дно! Я не верю, что эта кастрюля, этот русский чайник сделал это всё один. Держать в воздухе ударную группу. Фрегату - движение по кругу на малошумном ходу в радиусе мили вокруг 'красавчика'!
– красавчиком он называл свой авианосец - самый большой в мире, - Тому, кто найдёт лодку - годовой оклад, внеочередное звание на ступень выше и 'Пурпурное сердце'! За работу парни! У нас сотня самолётов, три корабля, чистый воздух, полно света, мы на поверхности, а они там одни, в темноте, дышат своими испарениями и боятся нас больших и сильных. Найдите мне их и намочите их комбинезоны в воде, которая по праву наша..., -подбадривал своих подчинённых адмирал, - Роджер - все спасательно-поисковые группы в воздух, - тише добавил он, чтоб не травмировать своих подчинённых знанием о поражениях и потерях. Умный был командир, матёрый и ушлый. А иначе в Адмиралы не прорвёшься. Американские вертолёты пошли над морем, выискивая своих моряков в месте подрыва крейсера и 'контузии' невезучего фрегата. Искать остатки экипажей "Мемфиса" и "Толедо" было бесполезно.
Итого: одна полноценная подлодка и капсула ВСК, противостояли: авианосцу, сотне самолётов, вертолётам, целому фрегату, недобитому эсминцу и судну обеспечения в море между берегами Израиля, Египта и Греции.
– Что скажете старший помощник? На кону наша жизнь. Давайте Харви без этикета.
– Что сказать, сэр, - не удержался от давней привычки старпом, - это конечно невозможно, но я бы залез нам под брюхо и тихо сидел до тех пор, пока у боевых самолётов не закончится горючее. А ещё, - воспользовался предоставленной свободой офицер, - я бы утопил 'Арли Бёрк', который кружит вокруг 'красавчика', добил эсминец и пустил на дно 'Сапплай' прямо из-под нашего носа или кормы. Странно, что русские до сих пор этого не сделали.
– Типун вам на язык Харви, - только и успел сказать Джорджич и тут же замолк.
– Фиксирую, открытие люков и 'Пуск' торпед из-под корпуса авианосца, направление на 'Арли Бёрк', скорость - пятьсот миль в час, расстояние до цели две мили, вероятный контакт через пять секунд!
– доклад заставил всех в рубке 'влипнуть' взглядами в окна. Справа к громаде основного корабля подходил на указанную дистанцию 'Арли Бёрк'. Вращал антенными решетками, водил стволами Бофорсов и мультиганов, - Четыре, три, две, одна, - бинго, - закончил отсчёт докладывающий офицер, склонившись над своим экраном. От модернизированного 'Шквала' не убежишь, скорости реакции не хватит. А на таком коротком расстоянии у фрегата не было ни единой возможности спастись от двух подводных кавитационных ракет выпущенных по нему в упор из прочного корпуса русского атамохода. В огромном шаре двух взрывов и поднятой ими над поверхностью воде корабль исчез, чтобы рухнуть на дно моря, своими обломками, пронизав воду останками.
– Бич!
– прокомментировал голливудский вид подрыва своего фрегата Джорджич. На ЦП молчали все. Внимание старпома переключилось на недобитый эсминец. Он угадал. Ещё один Шквал пронесся, вычертив белый след под водой и в упор, добил эсминец, безвольно покачивавшийся до этого на волнах.
– 'Сапплай'!
– только и вырвалось у адмирала. Корабль комплексного снабжения шёл позади авианосца в трёх милях и по инерции накатывался на плавающий аэродром, хотел обойти его слева, не спешил, замедлял ход для постановки в дрейф.
– Адмирал! Передача! По глубоководной связи! Русская лодка. Просит вас на связь, - оперативный офицер группы радиоэлектронного противодействия и разведки жестом показывал на беспроводной телефонный аппарат, закреплённый возле вращающегося кресла адмирала. У Джоджича вспотели ладони от осмысления информации полученной в это мгновение. Это ж, какая наглость! Все в рубке откровенно любопытно уставились на адмирала, но отловив на его лице выражение ярости, тут же отвернулись к своим рабочим столам, мониторам и щиткам. Как будто разговор с командиром русской подводной лодки для них дело обыденное, надоевшее и привычное.