Нам бы день продержаться. Дилогия

лот пришёл - про цирк забыл. Начпо послушал и понял - кто самый лучший гипнотизёр в мире. Ор, гвалт, шум стоял неописуемый, над морем главенствовал русский язык, гармошка, любимый шансон, весёлый мат, сигаретный и трубочный дым и даже подтанцовка в ритм звучащих мелодий. Крики, объятия, прыжки от неуёмной радости. Тихомирова просто схаватили и начали кидать вверх!

– Уроните! Уроните черти! Я ж у же старый! Укачаете!
– но народ в полной мере хотел ублажить командира "Костромы", и раскоряченное тело Василия Ивановича взлетало метра на три в воздух для того , чтобы опустится в крепкие руки собственного и марсианского экипажа и снова взлетеь метров на восемь над водой. Вроде и отдохнуть можно. Потискать Тихомирова, доложить адмиралу. Получить из его рук золотые погоны капитана первого ранга, которые он непонятно каким образом не забыл в суматохе покидания 'Костромы' и вручил тут же на резине лодки. Торжественно, с криками и воплями двух экипажей. Командир "Марса" себя качать не дал, ретировался под прикрытие адмирала. Адмирала качать не решились, сильно уважали и даже побаивались.

Однако почему идёт к командирам с таким серьёзным лицом шифровальщик? Ведь связи нет. По нашим базам нанесён удар. И отсутствие связи понятно - уничтожены, не с кем вести радиообмен. Но молчаливый офицер сосредоточен, озабочен и неулыбчив. Он пробирается сквозь толпящихся, радующихся и смеющихся моряков целенаправленно, в сторону старших офицеров. В руке у него непромокаемая папка с хитрым замком для донесений и шифротелеграмм. 'Ах да! Сам же приказал выпустить буксируемую антенну и прослушать эфир, спутники, вражин перед всплытием! Видать нарыл что-то радиопост, пока Костромчан поднимали на 'Марс'!' - мысли пронеслись в голове быстро и как то отрешённо от общей суеты и атмосферы праздника.

Увидев своего шифровальщика, командир 'Марса' хмурнел на глазах. Его реакцию заметили и Тихомиров с Артемьевым. Офицеры насторожено обернулись в сторону рубки.

"Неужели не добили кого? Но тогда бы амеров засекли акустики, группа радиоразведки и прослушка. А они не докладывают. Вахта на местах. Если что, то ревун уже глушил бы чаек на милю вокруг. Что же он там несёт в папке этот "молчи-молчи"?
– терзался думами главный марсианин, победитель АУГ, герой, как минимум, по всем статьям положений о наградах и поощрениях. И все кто вокруг него, которые эту победу добывали на своих постах.

Корабельный устав. Часть вторая. Повседневная служба корабля.

304. Работы, требующие участия в них всего или значительной части личного состава корабля, производятся авралом.

305. Все авральные работы ведутся под общим руководством помощника командира корабля. В отдельных случаях руководство авральными работами может взять на себя старший помощник командира.

Так и получилось. Два старпома рулили загрузкой в полноценном авральном варианте. Один - старпом-марсианин, ускорял движения экипажа внутри лодки, распределял места закладки вновь прибывшего имущества, пояснял свою точку зрения на недостаточную смекалку и расторопность отдельных членов команды. А второй - 'костромчанин', гонял, торопил и откровенно выговаривал, если нужно, на открытом воздухе . Мужики спешили. Субмарина в надводном положении - лакомая цель для любого надводного корабля, подводной лодки, самолёта или вертолёта. Бережков скрылся в люке, ведомый офицером специальной связи. Адмирал Артемьев и Василий Иванович Тихомиров приглядывали за погрузкой, и само их присутствие дисциплинировало и повышало тонус ответственности сразу и без пояснений. Командир всегда там, где самый важный участок.

– Семёныч, надо потуже затягивать, не пройдёт же в люк, - не выдержал командир экипажа 'Костромы' и сам нагнулся над свёрнутым, высушенным и оранжево-черным баулом спасательного плота. Попытался помочь крепче завернуть скрутку.

– Да это ж не на суше, тащ капитан, - с натугой в голосе отвечал мичман и остальные давили резину в восемь смежных рук, сворачивая плот в цилиндр, - парни устали немного, та и плот зараза новый, упирается как живой.

– А ты его загибай, не сдавайся, - пыхтел рядом с боцманом Тихомиров и своими руками, спиной и позвоночником понимал - как не легко свернуть спасательное средство в тугой комок, закрепить и сунуть в мешок или тубус транспортного устройства.

– Если б не Вы Василий Иванович, так ещё б минут двадцать бы крутили, - с намёком на кличку поблагодарил 'Чапаева' боцман, когда, плот скрутили и потянули к люку на загрузку.

– Так ты, что, Семёныч, предлагаешь мне лично оставшиеся плоты сворачивать?
– с наигранным неудовольствием и грозой в голосе спросил Тихомиров.

– Никак нет, товарищ капитан первого ранга, - 'прогнулся' боцман, - но вы ж сами видите, шо как вы ото рядом, так - и плот вертится, и камера всплывает, и враг бежит, а как вас нема, так хто - нибудь у воду падает до самого дна или лодку повдоль сворачивает на корпусе.

Через час усилиями двух экипажей. Имущество переместили с верхней палубы внутрь лодки. Подводники 'Костромы' построились на покатой спине атомохода. Марсиане с пониманием наблюдали с рубочного люка, навершия и в сторонке. Вежливо не мешали. Как не спешили нырнуть на дно, но народ попрощался с последней частицей 'Краба', Б-276, К- 276, 'Барракуды', 'Костромы'. На выдвижной антенне трепетал на лёгком ветерке "Андреевский пакет" Военном-Морского Флота России.

– Равняааайсь! На флаг - смирноооо!
– скомандовал Тихомиров и поднёс ладонь к виску.

– Отставить равнение на флаг!
– подправил Тихомирова Артемьев. Понимал, не в себе сейчас командир лодки. Последнее своё отдавал сам морю. Как тут равнодушным оставаться-то, - Равнение на ВСК! Приспустить флаг! ВСК к затоплению приготовить!
– послышалась команда адмирала сверху. Боцман дернул за шнур, открывая клапана. Послышался шум спускаемого из оранжевой рубашки-юбки всплывающей спасательной камеры - воздуха. ВСК не хотела тонуть, облегченная по самый беспредел флотского рационализма и украинской хозяйственности двух старпомов. Опускалась медленно, нехотя, как будто боролась за свою живучесть. Преданной собакой и ласковой, домашней кошкой терлась стальными щеками, ушами-поручнями о резину боков 'Марса', цеплялась сдутой рубашкой за мокрые обводы, как дитё за мамку.

– Боцман, да топи ж ты её, хоорош сердце рвать, - не выдержал кто-то из строя! У кого-то затряслись плечи, кто то не выдержал, убрал солёную влагу из уголков глаз, кто-то отвернулся, не желая видеть, как идёт на дно часть, когда то целого и дорого. Мужики сцепили зубы, забугрили желваки и держали, и терпели этот непонятный ком в глотке, который сам по себе подступил к горлу и мешал спокойно дышать, смотреть и не переживать о происходящем. Сфера, которая вытянула всех с восьмисотметровой глубины, упиралась и противилась уничтожению, отказывалась идти наморское дно, всей своей сущностью спасательного предназначения и заложенной в неё прочности.

– Семёныч, давай нижний! А то,... открывай, ну! Душу не мотай!
– боцман кивнул и просто нырнул в воду под капсулу, предварительно обвязанный концом и монтажным поясом. Открыл небольшой лючок, вода пошла внутрь. ВСК махнула на прощанье, как рукой, своему экипажу оранжевым платком резиновой рубашки и спокойно, медленно, выполнив свой долг до конца, пошла вниз, исчезая в прозрачной воде Средиземного моря. Боцмана вытянули на корпус.

Сухо щёлкнули курки личного оружия офицеров и мичманов, холостой салют был тихий, но трогательный в своём безоружном залпе. Кланялся последнему символу погибшей в бою лодки.

– Вольно! К погружению приготовиться!

– Спасибо, Семёныч!
– проходя мимо, Тихомиров благодарно похлопал мичмана по мокрому плечу и подал пример всему экипажу. Тихомиров лично, последним, перед погружением, спустился в лодку, предварительно и тщательно всё проверил наверху. Задраил люк, доложил на ЦП и двинул по привычке туда же. В новой лодке он чувствовал себя неуютно. Цеплялся за железо, которое непривычно торчало 'не на своих местах', дважды свернул не туда, путаясь в межотсечных и палубных переходах. И наконец, он добрался до помещения центрального поста, где его ждали с нескрываемым нетерпением.