Нам можно всё

– Это один из вариантов, Матюш.

– Завязывай, мам. Ок? Что ты сама ей вообще наговорила?

– Что я всегда рядом и не брошу ее ни при каких обстоятельствах.

– Класс. То есть ты ей как бы намекнула, жирно так, что я ее уже заочно послал?!

– Прекрати на меня кричать!

– А ты прекрати лезть не в свое дело, мам, – говорю уже тише. – Пожалуйста.

– Ладно. Ночью приедешь, значит?

– Да. В душ схожу и выезжаю.

– Ладно. Не гоняй только.

– Само собой.

Отключаюсь первым. Дышу после разговора часто. В грудине ноет. Ситуация выбешивает. Я очень уважаю свою мать, но в этот раз она перегнула со своей любовью.

Наспех моюсь, одеваюсь, беру ключи от тачки и спускаюсь на парковку.

Впервые еду в родной город в таком раздрае. Раньше точно было проще…

Хотя сам виноват. Олень!

На территорию родительского особняка въезжаю в половине четвертого утра. В доме темно и тихо. Поднимаюсь к себе, завожу будильник на семь утра и бахаюсь спать, правда, уснуть не могу.

Я уже больше месяца живу по ночному графику и не воспринимаю ночь за ночь. Сплю преимущественно днем.

Как только вырубает, звенит будильник. Тру глаза, лезу под ледяной душ и спускаюсь на кухню. Родители уже завтракают.

Сталкиваемся с отцом взглядами. У нас с ним и так по жизни разногласий полно. Он хочет, чтобы я занял его место в агропромышленном комплексе, а я раз за разом выбираю медийку. Теперь еще вот ребенок добавился…

Сажусь за стол и придвигаю к себе тарелку, делаю это под строгим наблюдением папы. Чувствую, что его разрывает. Если бы не мама, сидящая рядом, он бы давно обложил меня матами.

– Доброе утро, дорогой, – мама улыбается. – Хорошо доехал?

– Доброе. Отлично, – киваю.

– Делать что собираешься? – басит отец.

– Завтракать буду.

– Ты посмотри на него! – все-таки взрывается. – Завтракать он будет! Клоун!

– Лёша, – мама сжимает отцовскую ладонь. – Давай без скандалов.

Отец кивает, касается маминой руки, чуть ее сжимает. На секунды прикрывает глаза и снова кивает.

– Без скандалов. Да. Согласен. Значит так, Матвей, – отец упирается ладонью в стол. – В Голливуд поиграл, мы посмотрели, будем закругляться. С понедельника выходишь на работу. К нам. Миша тебя поднатаскает, через годик-два сядешь в мое кресло. Алёне предложение сделаешь, первое время у нас поживете, пока будем дом, отдельный для вас, отстраивать, думаю, что к рождению внука успеем.

– Что? Ты сейчас серьезно? – откровенно ржу.

Отец прищуривается. Сжимает пальцы, мирно лежащие на столе, в кулак.

– А игры кончились. Пора взрослеть, сынок.

– А ниче, что у меня контракт?

– Неустойку выплатим. Не обеднеем. Тебе сейчас о семье думать нужно. Ребенок – это ответственность. Большая.

– То есть ты за меня все решил? – откидываюсь на спинку стула и складываю руки на груди.

Именно в этом наш конфликт с отцом. Он привык все и всегда решать за других!

– Сам ты у нас не в состоянии, до двадцати трех лет дожил, а из пубертата никак не вылезешь. Поиграл в актера – и хватит.

Веду языком по верхним зубам. Занимательно все получается. Шикарно просто. Улыбаюсь.

Мама встревоженно смотрит то на меня, то на отца.

– Лёша, не нужно так радикально. Можно же все обсудить.

– А нечего больше обсуждать, Вил. Мы столько лет «обсуждаем», давно пора было его приземлять.

– А если нет? – смотрю отцу в глаза. – Я могу сейчас содержать и себя, и Алёну, и как минимум троих детей, – вздергиваю бровь, и отец багровеет.

– Сейчас, – папа улыбается, точнее, скалится. – Вот именно, что сейчас. А дальше? После сериала ты что делать будешь? Уверен, что финансы не просядут? Знаешь, сколько актеров-однодневок на этом рынке? И не забывай, что квартира, в которой ты живешь, машина, на которой ездишь, это все из моего кармана куплено, сынок.

– Вернуть? – стискиваю зубы.

До такого мы с ним еще никогда не опускались.

Отец окидывает меня злобным взглядом, матерится и резко поднимается из-за стола. Уходит в кабинет.

Мама разочарованно качает головой, когда на меня смотрит, и идет следом за папой.

Тру виски, упираясь локтями в стол. Как меня все это достало!

Через двери и толстые стены слышу, как орет отец и как мама пытается его успокоить. Отодвигаю от себя завтрак и выхожу на улицу. Половина восьмого утра. Алёна скоро должна поехать на учебу.

Сажусь в тачку и сразу звоню Исаевой. Пока слушаю гудки, размышляю над тем, как все выгодно складывается для папы. Он спит и видит вернуть меня в этот город и усадить в свое кресло. Ситуация с ребёнком от Алёнки для него просто сказка.

– Привет, Матвей.

Вздрагиваю от Алёнкиного голоса из динамика. Сглатываю.

– Привет. Сможем увидеться?

– Сейчас?

– Ага.

– Хорошо. Я Нину в сад отвела, могу подождать тебя на остановке возле нашего дома.

– Десять минут, – смотрю на часы.

– Ладно.

– Ты тогда…

Договорить не успеваю. Алёна отключается. Бросаю телефон на соседнее кресло и ускоряюсь. К остановке приезжаю на две минуты позже обещанного, потому что какой-то баран на светофоре перегородил всем дорогу.

Выхватываю Алёну глазами еще метров за триста от остановки.

Притормаживаю у бордюра и тянусь к ручке двери со стороны пассажира, чтобы открыть.

Алёна поворачивает голову, видит меня и суетливо, осмотревшись, семенит к тачке. На ней джинсы и теплая куртка. Осень в этом году холодная.

– Привет, – мажу губами по Алёнкиной щеке, как только она садится в машину, и вскользь касаюсь ладонью живота. Случайно. Это выходит случайно, но меня слегка подбрасывает. Начинаю мандражировать, если честно.

Алёна молча кивает и щелкает ремнем безопасности.

– Задержался. Прости. Вчера не вышло приехать и…

– Я, вообще, не особо надеялась, что ты вообще приедешь, – пожимает плечами.

Вот это поворот. Ловлю ее взгляд. Смотрю в глаза, которые она тут же отводит.

– Почему? – проговариваю медленно.

– Не знаю. Так чувствовалось.

– Понятно, – вцепляюсь в руль и встраиваюсь в поток.

Пока едем, сам не понимаю куда, постоянно кошусь на Алёнку. Рассматриваю. Оказывается, что не видеть ее месяц куда больнее, чем мне раньше думалось.