Нам нужна великая Россия

– Пётр Аркадьевич...Слишком мало вокруг верных людей, - Александра Фёдоровна дрогнула.

Видно было, что слова даются ей нелегко.

– Может быть, в ближайшие дни помощь немногих верных нам будет нужна как никогда прежде...И каждый будет призван послужить, чем сможет, России...

Хочет поспособствовать его возвращению в политику? Но он так устал...

Вернувшись домой, Столыпин о многом размышлял. Его раздумья прерывались только известиями об очередном эксцессе. Домашние ожидали грома...

И вот он грянул.

Рано утром, когда было уже столь поздно, раздался звонок телефона.

– Алло! Пётр Аркадьевич! Это Горемыкин! Да! Мы хотим узнать, готовы ли принять ответственный пост...Сделать всё, чтобы остановить этот хаос?

– В смысле?
– спросил ещё едва ли проснувшийся Столыпин.

– Здесь рядом со мною и господин Шаховский, и Григорович, и ещё...В общем, кто смог прибыть в Мариинский из министров, прорваться сквозь восставших солдат. Мы не в силах остановить хаос. Нужна крепкая рука...Мы свяжемся со Ставкой...Сообщим государю...

Появились помехи на линии, к счастью, довольно быстро закончившиеся.

– ...твёрдой рукой повелел! Ваше слово, Пётр Аркадьевич!

Он не привык отказываться от бремени ответственности. И если бы кто-то побоялся бы этой тяжести, а иные стали бы заискивать перед общественностью, то у него было только два слова для всех врагов страны. Только два слова... И каждый знал, что его в самом деле не запугать.

– Я готов. Прорываюсь в Мариинский. Пришлите ко мне домой один мотор. Не получится - я сам прорвусь. Свяжитесь с гарнизоном. Пусть военный министр сделает всё, чтобы связаться с военным командованием Петрограда. А я пока успею добраться. Слышите? Скорее! Скорее!

Столыпин повесил трубку и обернулся. Перед ним застыла жена. Глаза её, с которых уже слетела дымка сна, смотрела на Петра Аркадьевича...с жалостью, болью и надеждой одновременно. Простояв так в абсолютном молчании, они обнялись.

– Мне пора...- наконец произнёс Столыпин.
– Они всё-таки дождались великих потрясений...Но ещё не всё конечно...Не всё...

– Я знаю, - смахнула Ольга Борисовна слезинку, покатившуюся по левой щеке.
– Я знаю, что несмотря ни на что, тебе нужна великая Россия...

Кажется, она даже улыбнулась при этих словах...

Глава 1

Автомобиль пришлось бросить ещё на подъезде к Мариинскому. Увидев многотысячную (на глаз - тысячи три-четыре человек) толпу, Пётр Аркадьевич почёл за лучшее пройтись пешком. Ехавший вместе с ним жандармский подполковник, посланный Голицыным, взялся было за пистолет, но Столыпин его остановил.

– Стрелять или уже поздно, или ещё рано, - отрезал Пётр Аркадьевич и знаком предложил офицеру поднять воротник повыше.
– Попробуем пробраться к дворцу.

Тут же раздался звон разбитого стекла. Столыпин машинально повернулся на грохот. Витрина магазина превратилась в стеклянную пасть, в которую с гиканьем и улюлюканьем летели люди в шинелях защитного цвета. С винтовками за плечами, они чувствовали себя полными хозяевами положения. Через секунду на улицу полетели баранки, разломанные надвое буханки хлеба и бусинки (что было между ними общего?..). Тут же всё втаптывалось в снег товарищами бесшабашных молодцов.

– Голодный бунт, - хмыкнул Столыпин.
– Голодный бунт...

– А ну! Буржуй! Стоять!
– воскликнул стоявший на проспекте напротив битой витрины солдат.
– А ну-ка! Жандарм! Кровопийца! Сымай шубу!

Столыпин криво улыбнулся.

– Ну подойди и возьми!
– с вызовом ответил он и добавил в сторону, шёпотом, жандарму.
– Не вмешивайтесь, пока не появится настоящая опасность.

– Но она и так...Я не могу допустить...- офицер не знал, как поступить.

Солдат в два-три шага преодолел расстояние между битой витриной и "буржуем":

– Ага! Вот увидите, как чужое...
– он сверлил плотоядными глазами дорогие часы, сверкавшие из-под шубы.

– Подержи-ка, - Столыпин в одно мгновенье снял с себя шубу и бросил её солдату, точно швейцару.
– Присмотри за ней.

Бравый "вояка", войну знавший только по рассказам агитаторов и лечившихся в Петрограде фельдфебелей, вытаращил глаза, но машинально шубу принял.

Жандарм припомнил, что Петру Аркадьевичу подобное вытворять было не впервой. Что же за пламенный мотор надо иметь в груди, чтобы кинуть шубу своему убийце?..

– За мной, - властно произнёс Столыпин тоном, не терпящим пререканий.
– Разойдись! Дай дорогу!

Он вовсю работал локтями, и люди, минуту назад бесновавшиеся, покорно расступались. Кто-то не успевал понять, что происходит. Кто-то в силу привычки поддавался напору. А кто-то просто не верил, что не имеющий "санкции" человек так спокойно будет проталкиваться через толпу. А кто-то, видя "смутно знакомое лицо", просто не хотел ему препятствовать.

– По вызову правительства и лично премьера Голицына, - поднял правую руку в приветственном жесте Столыпин, обращаясь к хлипкой цепочке городовых.
– Я Пётр Столыпин.

– Столыпин!..
– раздался позади удивлённый вздох.

Громче всего, кажется, это сказал тот самый "швейцар" в шинели.

– Душитель! Кровопийца!
– заголосил кто-то в толпе, но Пётр Аркадьевич уже скрылся позади городовых.

Похоже, его появление смутило бунтовщиков, и они принялись мяться, не зная, что делать с оцеплением. А может быть, ума прибавили сказочные пулемёты, о которых твердили все кому не лень вот уже который день. Кто же захочет первым подставляться под пули?

Городовые встречали дружным гулом Столыпина. Впервые за долгое время чувствовалось ободрение, словно бы весенний ветерок ворвался в промерзший по самый потолок дом.

– Смело!
– это было единственное, что смог выдавить из себя жандармский офицер.

Он начинал службу свою, когда Столыпин уже покинул свой пост, а потому рассказы о нём были чем-то более похожи на легенду.

– В прошлый раз получилось много лучше, - отмахнулся Столыпин, всё внимание переводя на громаду Мариинского, тесно прижатую с двух сторон соседними постройками.