Наперекор судьбе

Этот разговор происходил в присутствии Иззи. Она слышала и дальнейшие слова леди Бекенхем, обращенные к Киту.

– Вот уж чего не ожидала. Представляешь, через столько месяцев – и вдруг письмо ей. Из Парижа. От так называемого мужа. Может, она хоть теперь немного воспрянет духом? Я на это очень надеюсь.

* * *

Иззи решила сама отправиться в деревню. У нее было немного карманных денег. Все сласти, положенные на эту неделю, она уже получила. Но у Иззи закончилась почтовая бумага и марки, и она решила пополнить их запас, поскольку регулярно писала отцу. К тому же на почте она сможет забрать свежий номер «Кинозрителя», который выписывала повариха. Женщина признавалась, что теперь это единственное ее удовольствие.

Своего велосипеда у Иззи не было. Ничего страшного. Она позаимствует велосипед Ру. Тому велосипед сейчас не нужен, поскольку он гоняет с мальчишками в футбол. А на велосипеде быстрее. Если она увидит Адель, то скорее сможет сообщить хорошую новость.

* * *

– Я не останусь в машине. Не хочу тут сидеть. – Материнский шлепок не утихомирил Нони. – Я ненавижу машины. Ненавижу.

– Тебя никто не заставляет их любить, – раздраженно бросила ей Адель. – Но какое-то время тебе придется потерпеть. И чем меньше ты будешь капризничать, тем лучше для тебя же.

– Зачем ты меня везешь? Лукасу нравится кататься, вот его и катай. Как только мы приедем в деревню, я сразу же выскочу и пойду домой. Одна. Я знаю дорогу.

– Ты никуда не пойдешь.

– Пойду.

– Не пойдешь, потому что мы не будем останавливаться в деревне. Мы поедем дальше. В долгое путешествие. В другие места, где лучше, чем здесь.

– Что значит – в другие места? Мы уедем из Эшингема?

– Да. Уедем далеко.

Нони посмотрела на мать и поняла: та не шутит. Значит, ей придется сидеть в этой машине еще долгие часы. Но хуже всего, что ей придется расстаться со всем, к чему она успела привыкнуть и что успела полюбить. С домом, садом, конюшней, двоюродными братьями и сестрами. Со своим прадедом, которого она просто обожала. Но зачем? Ведь маму никто не прогонял. Зачем она решила увезти их с Лукасом из такого чудесного места? Нони стало по-настоящему страшно. Настолько страшно, что она набрала в легкие воздуха и вдруг выплеснула на заднее сиденье машины все, что съела за обедом.

* * *

Машина стояла на обочине, а плачущая Адель пучками мокрой травы пыталась счистить с Нони следы исторгнутого обеда. Эту картину застала Иззи, подъехавшая на велосипеде. Адель в каком-то отчаянии посмотрела на нее. Злости на Иззи у нее уже не было.

– Непредвиденная остановка, – сказала Адель, вытирая глаза тыльной стороной ладони.

– Тебе чем-нибудь помочь? – спросила Иззи.

Зрелище было далеко не из приятных. Иззи внутренне содрогнулась, но виду не подала.

– Нет, спасибо. Тут одной травой не обойтись. Наверное, придется ехать обратно, все стирать и чистить сиденье.

– Если тебе в деревне надо что-то купить, ты скажи, и я куплю, – предложила Иззи.

– Что? – встрепенулась Адель, выныривая из своих мыслей. – Иззи, ты меня прости за… недавнее. Я не имела права кричать на тебя. И шлепать Нони – тоже. Мне ужасно стыдно. Нони меня простила. Надеюсь, и ты простишь.

– Конечно, – сказала Иззи и, помешкав, добавила: – Ты мне показалась совсем несчастной.

– Так оно и есть, – ответила Адель и снова заплакала. – Я теперь все время несчастная. Наверное, вам тяжело со мной.

Они сидели молча. Адель – на переднем сиденье машины. Иззи – на раме велосипеда.

– Совсем забыла, – спохватилась Иззи. – Тебе же письмо пришло.

– Что?

– Письмо.

– Почтальон принес?

– Оно не здесь. В Лондоне. Венеция позвонила и рассказала.

– Венеция позвонила? Из-за письма?

– Да. Оно из Парижа. Так сказала леди Бекенхем. От… твоего мужа.

Иззи навсегда запомнила то, что произошло после ее слов. Адель, будто во сне, медленно встала. Лицо у нее было очень, очень бледным. Куда бледнее, чем обычно.

– Из Франции? – переспросила она. – От Люка?

– Да, – как можно мягче ответила Иззи, сообразившая, насколько это важно. К тому же ей не хотелось, чтобы Адель снова заплакала. – Я слышала, как леди Бекенхем говорила об этом Киту. И еще она сказала, что письмо должно тебя обрадовать.

– Да… думаю, так оно и есть.

Адель растягивала каждое слово, будто говорила во сне.

Но уже в следующее мгновение глаза у нее вспыхнули, а щеки порозовели. Она порывисто отбросила волосы со лба.

– Иззи, я должна немедленно ехать обратно. Ты… ты не возражаешь, если я попрошу тебя подвезти Нони на велосипеде? Впрочем, нет. Вас двоих велосипед не выдержит. Еще свалитесь. Ты можешь пойти с ней пешком? Я, как могла, очистила ей пальто. Дойти в нем можно. Я не могу снова заставлять ее садиться в машину… Ты это сделаешь? Буду тебе очень благодарна. Наверное, мне придется поехать в Лондон. Ты побудешь с ней? Я быстро вернусь.

– Конечно, – пообещала Иззи, ошеломленная неожиданной просьбой. – Ты поезжай, Адель, и не волнуйся. Я присмотрю за Нони.

Адель наклонилась и поцеловала Иззи:

– Ты просто ангел. Настоящий ангел. Я постараюсь не задерживаться. Слава богу, Нони, что тебя вытошнило. Слава богу.

Она громко хлопнула дверью, включила мотор и так быстро развернула машину, что колеса недовольно заскрипели. Еще через мгновение машина уже неслась к Эшингему. Наверное, Адель ехала со скоростью сто миль в час. Так думала Иззи.

До чего же странными бывают взрослые. Иного слова не подберешь.

Глава 34

Кит услышал звук отъезжающей машины, и ему вдруг сделалось очень грустно. Генри и Иззи оба покидали Эшингем. Генри отправлялся в Итон, а Иззи – в Челтенхемскую женскую школу.

Если бы уехал только Генри, для Кита ничего не изменилось бы, а вот отъезд Иззи по нему сильно ударил. Задним числом Кит сознавал, насколько отвратительно вел себя с этим ангельским созданием. А ведь она бескорыстно старалась ему помочь. Однажды он даже прогнал Иззи, за что потом получил вполне заслуженную нахлобучку от Адели. После этого Кит попытался восстановить отношения с девочкой. Он извинился за свою грубость. Однако Иззи по-прежнему его раздражала своим целенаправленным оптимизмом и бесконечными предложениями чем-нибудь заняться. Наконец Кит уступил ее просьбам и согласился, чтобы она ему читала. К его удивлению, Иззи читала очень хорошо, ровным голосом, не пытаясь представлять персонажей в лицах. Этим она выгодно отличалась от очень и очень многих, кто брался ему читать. Самой худшей чтицей была его мать. Селия превращала чтение в подобие спектакля, считая необходимым передавать характерные особенности каждого персонажа. Надо отдать ей должное, книги подбирать она умела, и их герои обычно нравились Киту. Но его не устраивал темп чтения. Сам он всегда читал очень быстро. Даже медленное перелистывание страниц вызывало у него раздражение. Билли без обиняков предложил Киту освоить шрифт Брайля, однако сама эта перспектива его ужасала.

– Не понимаю, чего ты упрямишься, – сказал ему Билли. – Вот и читал бы, что тебе нравится.

– Знаю, – торопливо ответил Кит. – Но мне никак к этому не подступиться. И не спрашивай меня почему.

– Догадываюсь. Это чем-то похоже на мой протез. Понимаешь, что с этой штукой легче, а разум еще упрямится.

– Твой случай несопоставим с моим, – сказал Кит, хотя прекрасно понимал, что Билли прав.

Его разум действительно упрямился. Кит до сих пор не был готов признать очевидное. Пока он злился, пока бунтовал против судьбы, ему казалось, что он странным образом отрицает случившееся. Пока его пальцы не коснулись выпуклых точек брайлевской азбуки, можно было тешить себя мыслью, что он не слепой, а зрячий, временно лишившийся способности видеть. По той же причине он упрямо отказывался брать в руки белую трость.