Написано кровью

— Думаю, там «англ. лит.», сержант, — подсказал Мередит.

— Ага, верно, — бледные щеки Троя покраснели, — в Бирмингеме. Вернулся домой, устроился на работу в местную газету — делал репортажи, работал на подменах.

Переехал в Лондон, трудился копирайтером для разных рекламных агентств, параллельно писал свой первый роман «Далекие холмы». Роман имел успех, и он решил всецело посвятить себя писательству. Женился на танцовщице Аве Джун. Был один ребенок, умер в младенчестве.

— Пока не удалось, — быстро вступил Барнаби, видя, что инспектор Мередит собирается подать реплику, — найти свидетельство о браке Хедли, а также его завещание или хотя бы страховку, но мы вышли на агента по недвижимости, который продал ему дом, и, надеюсь, завтра будем знать имя юриста, составившего акт купли-продажи. Есть шанс, что он еще что-нибудь делал для Хедли. Итак… — Он вопросительно посмотрел на оперативников.

Подал голос констебль Уиллаби. Он был все такой же раздражающе свеженький и хрустящий, как печенье только что из духовки, притом что провел десять часов на ногах.

— Эта блондинка, о которой говорила миссис Хаттон, сэр. Как-то она не вяжется с тем, что мы о нем…

— Да, спасибо, констебль, — прервал его инспектор Мередит, обвел комнату начальственным взглядом, желая убедиться, что все внимательно слушают, и продолжил: — Боюсь, в результате тщательного опроса местных жителей нам удалось узнать в основном то, чего мистер Хедли не делал, а не то, что он делал. Если не считать писательского кружка, он никаким образом не участвовал в деревенской жизни, это относится и к посещению церкви. Никто не помнит, чтобы у него оставались на ночь гости или даже днем приезжали, а дом расположен так, что не заметить этого было бы попросту невозможно. Машина обслуживалась регулярно в автосервисе «Кросс кейз» в Шарлекоте. Он аккуратно расплачивался чеком, всегда был вежлив и корректен, но общителен — никогда. Никогда не ходил в паб, регулярно заглядывал в магазин. Миссис Миггс, хозяйка магазина, думала, что он военный в отставке, потому что иногда он носил синий блейзер с медными пуговицами. — Тут ироническая снисходительность в голосе инспектора Мередита стала зашкаливать, и он издал тихий смешок, не очень далеко отстоящий от «уханья» Брайана Клэптона над «тараканами» в головах у невежд. — Хедли всегда подавал просящим, но не чересчур щедро, хотя считался довольно обеспеченным человеком. У него была домработница, но за садом он ухаживал сам. В «Приют ржанки» переехал в восемьдесят третьем году. Считается, что незадолго до этого он овдовел. В деревне его стремление не афишировать свою частную жизнь встретили с уважением, и поскольку он почти не привлекал к себе внимания, к нему потеряли интерес.

Барнаби выслушал это несколько напыщенное сообщение в бесстрастном молчании. Даже если он и был разочарован тем, что оно ничего не добавило к уже известной информации, то никак этого не показал. Но инспектор Мередит еще не закончил:

— Пока мы скитались, как пилигримы, Том, — Том! Трой был далеко не единственным в комнате, кто с нетерпением ожидал отповеди шефа за эту непрошеную фамильярность, — я размышлял над тем, что могло связывать Дженнингса и Хедли в прошлом.

— Вот как, Йен? — сказал Барнаби. — И к каким же выводам вы пришли, если пришли?

— А что, если, — предположил Мередит, — эта самая неловкость, существовавшая между ними, была не пустяковой размолвкой, а действительно чем-то серьезным. Ну скажем, один из них совершил уголовное преступление.

— И?..

— Открывается великолепная возможность для шантажа. — Слово «разумеется» никем не было произнесено, но тем не менее висело в воздухе.

— Зачем было ждать до настоящего времени?

— Затем, что в настоящее время Дженнингс богат и успешен.

— Он уже десять лет как богат и успешен.

— А что заставляет вас думать, инспектор, что шантажистом был Хедли?

— Это он инициировал встречу. — Видно было, что Мередит с трудом сдерживает раздражение.

— Под давлением.

— О, я в это не верю. Он мог отвертеться, не посылать приглашения, если бы действительно не хотел.

Тут Барнаби издал негромкий одобрительный возглас, обнаруживая свое согласие с докладчиком. Аргументы Мередита, как зеркало, отражали мнение старшего инспектора. Ему с самого начала показалось, что отношение покойного к намеченной встрече было двойственным, гораздо более сложным, чем тот дал понять Сент-Джону. Может быть, Хедли не вполне отдавал в этом отчет даже самому себе. Мередит между тем продолжал:

— Дженнингсу есть что терять…

— Смотря какое это было преступление, — возразил Барнаби. — В наши дни почти все, за исключением сексуального насилия над детьми, животными и, возможно, музыкальными инструментами, только повысит рейтинг писателя. И следовательно, продажи.

— Значит, вы считаете, — обратился Трой к инспектору Мередиту, — что Хедли попытался шантажировать Дженнингса, а Дженнингс решил убить его, чтобы избежать разоблачения?

— Полагаю, сержант, это возможно, да.

— Тогда зачем, — продолжал Трой, стараясь не выдавать своего ликования, но не имея сил скрыть победные нотки в голосе, — он попросил Сент-Джона ни под каким видом не оставлять его с Дженнингсом наедине?

— Чтобы нарочно направить по ложному следу. — И снова невысказанное «разумеется». — Это был отвлекающий маневр. Дымовая завеса.

— Что-что? — с веселым недоверием спросил Барнаби. Аудитория, получив разрешение свыше, тихо захихикала. — Похоже, вы недавно пообщались с Агатой, Йен. Или посмотрели фильм про Пуаро по телевизору? Так, — продолжал он. — Если ни у кого больше нет занятных фантазий, думаю, мы на этом закончим. Соберемся завтра в девять утра, если не случится чего-то непредвиденного. Мередит, задержитесь на пару слов.

Комната опустела. Явилась ночная смена. Трой зашел в кабинет шефа за своим пальто, а несколько минут спустя, все еще удовлетворенно улыбаясь, к нему присоединился Барнаби. Они оделись и, подняв воротники, вышли из здания участка, направляясь к стоянке. Трой сказал:

— Я не сразу взял в толк, о чем он вообще говорит… Сперва подумал, что пилигримы — это птицы.

— Это те, кто странствует.

— Почему бы так и не сказать?

— А!.. В этом вся прелесть высшего образования, сержант. Никогда не используй простое слово, если есть сложное.

— А кстати, какая именно у него специальность?

— Геология, по-моему.

— Вот оно что. — Трой как-то сразу успокоился. — Геология, значит. — Он открыл перед Барнаби ворота, ведущие на парковку. — Знаете что, шеф?

— Что?

— У него отвратительный фурункул сзади на шее.

— Правда? — Барнаби и его оруженосец весело переглянулись.

— Спокойной ночи, сэр.

— Спокойной ночи, Гевин.

Барнаби на секунду задержался у своего «Ориона», посмотрел на небо, полное холодных, неприветливых звезд. По ним сразу видно, что они всё про тебя знают. Когда он добрался домой, в Арбери-Кресент, пошел снег.

Между строк

Джойс Барнаби, уютно укутанная в халат из узорчатой махровой ткани, стояла у плиты и кропила поверх разбитого на сковородку яйца топленое свиное сало, которое расползалось белыми нитями по яркому оранжевому желтку. Конечно, это было против правил: яйцо следовало сварить, а затем очистить от скорлупы, но вчера Том пришел такой уставший, что отказался ужинать, поэтому сегодня ей захотелось его побаловать. Поджаренный бекон был очень постным, и Том уже съел кашу — овсянку с отрубями, призванными понизить уровень холестерина в крови и напитать организм витамином В.

— О боже, кот!

Килмовски, который более чем плотно позавтракал, выкатился из комнаты в кухню, вцепился коготками в полу халата Джойс и карабкался к источнику соблазнительного запаха.

— Отцепись… О-о! Больно же! — Она отцепила котенка, выложила еду на теплую тарелку и понесла мужу.

— Слава богу, нас уже нет на первой странице, — сказал он, складывая «Индепендент». — Мы бы и не попали на нее, если бы не Дженнингс.

— Наверняка он видел газету. Может быть, свяжется с вами сегодня.