Напишите про меня книгу
Шрифт:
О том, что он стал миллионером, Карим узнал накануне Дня милиции. Ему позвонили и сообщили, что некая строительная компания с Мальдивских островов на основании международного контракта YF-210/92 перечислила на его счет в женевском банке 1 200 000 долларов.
Что испытывает человек, у которого с утра за душой была только служебная квартира и зарплата депутата в 320 долларов в месяц, узнав к полудню про солидный счет в швейцарском банке?
Первое, о чем подумал Карим: «Если бы не эта сволочь Нилов, денег было бы в два раза больше». Второе, о чем подумал Карим: «Черт с ним, с этим Ниловым. Через год на моем счету должно быть в пять раз больше. Технологию я теперь знаю». И, наконец, третья, самая глубокая в этот день
Но нажраться у Карима не получилось. Позвонила Алина.
– Маме плохо. Весь день у нее болела голова, а сейчас она говорит, что у нее болит все тело. Приезжай скорее.
Карим рванул домой. По дороге он позвонил Кахе-Кахаберу Константиновичу Чихрадзе, одному из лучших невропатологов Москвы, назвал адрес, описал симптомы. Тот приехал раньше, и, когда Карим вошел в квартиру, Каха уже собирался уходить.
– Приступ я ей снял, но нужно серьезное обследование в клинике. Нет, нет, дорогой, никаких «посидим-выпьем». У меня сегодня дежурство в Склифе. Как-нибудь в другой раз.
Карим прошел в спальню, взглянуть на жену. Она спала. Последние недели Карим часто представлял себе, как он придет домой, пройдет в гостиную, сядет в кресло и тихо, но торжественно скажет Карине, что отныне для них нет ничего невозможного в этом мире.
Не получилось.
В семь утра Карима вызвали в Кремль. Борис Николаевич в 11 должен был вылететь в Грозный, и Карима включили в комиссию по урегулированию чеченского вопроса. Уже несколько месяцев бывший полковник ВВС Советской Армии Джохар Дудаев требовал независимости для чеченского народа. На прошлой неделе в чеченской столице дошло до стрельбы. Ельцин был возмущен, он вызывал Дудаева в Москву, но мятежный полковник лететь к нему не собирался.
– Тогда я сам полечу в Грозный и привезу его в Москву в наручниках. Тоже мне – борец за свободу, понимаешь, – стучал по столу Борис Николаевич.
В последний момент Президента отговорили от поездки и послали в Грозный согласительную комиссию во главе с вице-президентом Руцким. Через два дня эта комиссия вернулась с Кавказа ни с чем. Прямо из аэропорта Карим поехал домой и застал жену в отличном расположении духа.
– Я сегодня весь день по ГУМу гуляла. Посмотри, что я тебе купила. – Карина стала вытаскивать из пакетов яркие шмотки.
Карим решил для себя, что если жена целый день ходила по магазинам, значит, со здоровьем должно быть все в порядке. А то, что произошло с ней три дня назад, – просто результат накопившейся усталости. И он, наконец, объявил Карине, что теперь они «простые российские миллионеры».
К следующей весне, фактически за неполные шесть месяцев, Карим осуществил еще три, как он выражался, «операции» – две с немцами и одну с испанцами. Они принесли Кариму «всего» четыреста пятьдесят тысяч. Ежемесячно он летал в Женеву, снимал определенную сумму и в обычном кейсе привозил валюту в Москву. Дипломатический паспорт оберегал Карима от проблем на границе, а его ежедневные потребности росли в геометрической прогрессии. Когда муж приехал домой на новеньком «Porsche» ярко-красного цвета, Карина, до сих пор молчавшая, сорвалась:
– Выпендрежник несчастный, неужели нельзя было купить машину скромнее? Ты что думаешь, люди ничего не понимают? Мне надоели твои дешевые сельские понты! – впервые в жизни она говорила с мужем так резко.
Карим ничего не ответил. Он понимал – жена права. Но бороться с собственными амбициями сил и желания уже не было. Пропал интерес к работе в парламенте. Документы, которые раньше Карим готовил два, а то и три дня, теперь вылетали из-под его пера за сорок минут. В пленарных заседаниях он вообще не участвовал. Зато в пятницу, субботу и воскресенье кутил. Причем московские ночные клубы его уже
не устраивали. В четверг вечером он ночным рейсом летел в Лондон, а в воскресенье возвращался в Москву уже из Парижа или Брюсселя. В Администрации Президента ему, прогулявшему очередной рабочий день, уже неоднократно делали замечания непосредственные начальники, но, зная отношение к нему Старшего, просто выгнать не решались.Карина, устав бороться с таким поведением мужа, сменила тактику. Каждый понедельник, рано утром, пока пьяный Карим сопел в своей пастели, она залезала к нему в портфель и вынимала оттуда когда три, а когда и пять тысяч долларов. Во второй половине того же дня он просыпался, угрюмо брел в ванную, приводил себя в порядок и уходил якобы на работу. Пропажи денег он не замечал, потому как никогда не помнил, сколько потратил накануне. Таким образом Карина скопила восемьдесят тысяч и тогда, вызвав в Москву отца, с его помощью купила двухкомнатную квартиру в новом доме недалеко от станции метро «Университет». Оформила недвижимость она на себя, а документы передала отцу, и тот увез их с собой в Дагестан. Эта покупка не принесла Карине никакой радости. Наоборот, когда последние формальности в регистрационной палате были улажены, она разревелась.
Низам лишних вопросов не задавал, он во взаимоотношения дочери с зятем никогда не лез, хотя не мог не видеть, что в их семье что-то не так. Люди взрослые, – считал Низам, – сами разберутся.
– Он тебя не обижает? – спросил он, когда Карина успокоилась.
– Нет, папа, все нормально. Просто я перенервничала с этой новой квартирой.
Сациви
Отчет о поездке.
Страница 8.
…Население Грузии почти открыто выражает недовольство существующим режимом. В обществе заметно разочарование в идеях грузинского национализма Гамсахурдия. Сам президент в общении с членами парламента, представителями СМИ растерян и деморализован.
По моим оценкам, в парламенте Грузии до 70 % сторонников Кетовани и Иоселиани…
Жизнь Карима заиграла новыми красками, когда о себе неожиданно напомнила организация, о встрече с которой он мечтал меньше всего. Случилось это так. Карим сидел один в пустом ресторане и, почти не закусывая, пил белое грузинское вино. Накануне он был на юбилее одного кремлевского деятеля и ушел оттуда в 3 часа ночи под хорошим градусом. Поэтому с утра он беспрерывно зевал и, отсидев в своем кабинете на Старой площади два часа, сел в «Porsche» и рванул на Чистые пруды «подлечиться». Свежий ветерок и мастерство грузинских виноделов постепенно делали свое дело. Карим приходил в себя.
Вошел очередной посетитель, обвел взглядом ресторан, увидел Карима и уверенным шагом направился прямо к нему. На вид ему было лет сорок пять. Одет, как секретарь парткома, гладко выбрит, аккуратно причесан на левый проборчик. Карим глядел, пытаясь понять, почему же лицо этого человека кажется ему знакомым…
И тут как током долбануло. Расим Камилович – кагэбэшник! Майор махачкалинский, тот самый, который заставил бумажку эту идиотскую подписать. Три года ни слуху, ни духу, и вот – на тебе! Нарисовался. Гость из прошлого уже стоял прямо перед Каримом, и выражение его лица не сулило ничего хорошего.
– Узнал я вас. Расим Камилович, если не ошибаюсь? Присаживайтесь, в ногах, как говорится, правды нет. – Карим пытался хорохориться, но голос его дрожал, и ладони предательски вспотели, как и в их первую встречу.
– Не ошибаешься, Карим. Ничего, что я на «ты»? Карим Джандаров теперь большой человек, а я ему тыкаю по старой дружбе.
– Будем считать, что мы действительно друзья. Хотя нервы вы со своими коллегами мне тогда попортили прилично. Давай, майор, выкладывай, зачем я вашему ведомству понадобился? – Карим уже почти отошел от шока.