Наполеон. Попытка № 2
Шрифт:
В 1791 году Екатерина II писала одному из французских философов: «Цезарь придет. Он придет, не смейте в этом сомневаться». Прошло несколько лет. Никаким Цезарем не пахло, но Екатерина даже не думала менять свое мнение, она была уверена: «Если Франция выйдет из всего этого, она приобретет силу бо\'л ьшую, чем когда-нибудь. Она будет послушна, как ягненок. Но ей нужен человек высшего порядка, искусный и смелый, выше уровня своих современников и, быть может, выше уровня всего века».
Эти строки умная Катенька написала в 1794 году, когда звезда Наполеона еще не взошла над горизонтом. Невооруженным глазом ее можно было заметить только через два года – в 1796-м, когда Наполеон легко и непринужденно повторил подвиг Ганнибала – перевалил Альпы и завоевал Италию. И впервые на
Глава 2 ТИХИЙ МАТЕМАТИК ГРОМИТ ИТАЛИЮ
9 марта 1796 года Наполеон женился, а через два дня, 11 марта, оставил жену и уехал воевать в Италию. О жене и свадьбе чуть позже. А пока об Италии…
Никакой Италии в нашем понимании тогда не было. Италия как единая страна вообще новообразование, появившееся на карте мира только во второй половине XIX века. А тогда Апеннинский полуостров представлял собой лоскутное одеяло из герцогств, королевств, республик и отдельной Папской области вокруг Рима. Изрядный кусок «сапожка» принадлежал Австрии.
Как Наполеон оказался на этом лоскутном одеяле? В то время над революционной Францией сгустились тучи очередной антифранцузской коалиции, в которую входили Австрия, Россия, Англия, Сардинское королевство, Королевство обеих Сицилий, а также горстка микроскопических германских государств. Наполеон предложил Директории разбить австрийские войска и их союзников на территории Италии.
Директория же полагала, что главные военные действия развернутся в Западной Германии. Для этого готовились лучшие войска и генералы. Но, выслушав Наполеона и не вполне поверив в успех его прожектов, директора все же решили, что вторжение Наполеона в Италию будет полезно как отвлекающий маневр. Поэтому Наполеону дали худшее, что было у республики – армию, стоявшую на юге Франции. Армию босую, оборванную, постоянно обворовываемую интендантами, лишенную боеприпасов, разложившуюся донельзя. И маленькую. У Бонапарта от силы 30 тысяч человек. А ему противостояла 200-тысячная вражеская армия, рассредоточенная по Италии. Именно с таким по численности войском и при таком соотношении сил Ганнибал когда-то перевалил через Альпы. И завоевал Италию. Наполеон это упражнение повторил.
Но сначала, прибыв в Ниццу и едва приняв командование, он узнал, что солдаты одного из батальонов его армии отказались выполнить приказ о передислокации, сославшись на то, что им не в чем идти – они были босыми. Нищета в армии, которую дали Наполеону, была такой, что в штабе генерала Массены не было писчей бумаги для написания приказов, а два поручика при штабе имели одну пару штанов на двоих. Причем когда один из них шел на свидание в общих штанах, он подвязывал подошвы к сапогам веревками.
О дисциплине в такой армии говорить не приходилось. И, по идее, сначала нужно было реанимировать армию, а потом уже воевать. Но времени у Наполеона не было – промедление грозило сорвать итальянский поход. Впрочем, цейтноты никогда не пугали его. Бонапарт, как всегда, развил бешеную деятельность.
«Приходится часто расстреливать», – писал он в своих отчетах в Париж. Однако расстреливал молодой генерал не только мародеров и прочих нарушителей дисциплины. Начал он с интендантов. Снабжение сразу улучшилось, и солдаты это моментально заметили, подтянулись. Кроме того, Наполеону нужно было поставить себя перед офицерами. Это были лихие ребята – Массена, Ожеро, – которые не очень понимали, почему командовать ими из Парижа прислали какого-то 27-летнего мальчишку.
Для того чтобы понять, какого сорта были эти люди, достаточно слегка ознакомиться с биографией, например, Ожеро. Пьер Ожеро – сын парижского лакея. Еще при короле Людовике он пошел в армию, где увлекся фехтованием и вскоре стал одним из лучших фехтовальщиков Франции. А тех, кто хорошо дерется, все время тянет подраться. Поэтому Ожеро стал страшным дуэлянтом. После одной из дуэлей, закончившихся смертью его соперника, Ожеро был вынужден бежать из Франции. Через Грецию и Османскую империю
он попал в Россию. Где, по протекции одного русского полковника, стал сержантом русской армии.Ожеро воевал в войсках Суворова, участвовал во взятии Измаила. А когда его часть перевели в Польшу, дезертировал из русской армии и всплыл в Пруссии. Там он попал в гвардию Фридриха II, но и в ней надолго не задержался. Дезертировав из прусской армии, Ожеро на какое-то время остановился в городе Дрездене, где зарабатывал на жизнь, давая уроки фехтования и танцев. Потом жизнь закинула его в Неаполь, где Ожеро женился на гречанке, с которой переехал в Лиссабон. Там его арестовали как французского революционного шпиона, поскольку на дворе был уже 1792 год. Чтобы освободить мужа, молодая жена бросилась к капитану стоявшего в лиссабонском порту французского корабля. Капитан оказался страшным авантюристом. Он объявил, что если португальское правительство не освободит французского гражданина, Франция объявит Португалии войну! Это было настолько глупо, что сработало. Ожеро выпустили, и он с женой на корабле капитана-авантюриста прибыл во Францию. Там его сделали капитаном, а потом он быстро вырос до генерала. Так что с Наполеоном Ожеро встретился в одном звании.
Вот такой вот архаровец, отчаянной смелости рубака, дуэлянт и авантюрист. Почему он должен был подчиняться какому-то парижскому выскочке, который, вдобавок, младше его?
Ожеро поначалу попробовал даже грубить Наполеону. Однако Наполеон подошел к Ожеро и спокойно сказал: «Генерал, вы выше меня на голову. Но если вы не перестанете мне грубить, я быстро ликвидирую это различие». Хамоватый Ожеро открыл было рот, но, взглянув в голубые глаза Наполеона, закрыл его обратно, поняв: этот может. Отстрижет башку на раз.
Позже Ожеро вспоминал: «Этот маленький генерал, этот сукин сын, навел на меня страх! Я и сам не могу объяснить чувства, какими был раздавлен при одном только взгляде на него».
Восстановив всего за две недели дисциплину и произведя впечатление на свою армию оборванцев, Наполеон решил не ждать окончательного обеспечения своей армии всем необходимым, решив: сами возьмем все, что нужно, у врага. Поэтому 9 апреля 1796 года оборванная армия длинноволосого молодого генерала двинулась через Альпы. Успешно перевалив через горы, генерал Бонапарт оказался в Италии. А дальше началось то, что потом продолжалось почти всегда и везде, где появлялся Наполеон.
За первые шесть дней пребывания в Италии он провел шесть битв и все шесть выиграл. Покончив таким образом с войсками Сардинского королевства и заключив с сардинским королем мир, Наполеон остался один на один с австрийцами.
Сначала Наполеон отбросил австрийцев к реке По.
Затем 10 мая возле местечка Лоди он снова разбил австрийцев в тяжелом бою.
15 мая Наполеон взял Милан и отбил в Париж депешу: «Ломбардия принадлежит республике».
Далее наполеоновские войска заняли Ливорно, Болонью, Модену, Тоскану. Любопытно, что Пермское герцогство, равно как и Тосканское, австрийцев не поддерживали, а поддерживали, напротив, нейтралитет. Но Наполеон был человеком широкой души. Он не стал «мышей сортировать», разбираться в этих мелких государствах-недоразумениях, кто там из них за кого болеет. Просто занимал столицу и брал у властей все, что ему было нужно: лошадей, пушки, порох, обмундирование, провизию для армии. А где ему еще было все это брать?.. На придорожных кустах лошади не росли, и порох с неба не сыпался.
Когда отнимают шмотки, это, конечно, плохо. Но ведь Наполеон и давал. Наполеоновская армия несла с собой революцию. Наполеон уничтожил в Италии феодальные пережитки, лишил церкви и монастыри права на местные поборы, приблизил местное законодательство к более прогрессивному французскому. Он строго запретил заимствованный на востоке дикий обычай производства евнухов. О ту пору при дворах местных повелителей кастрировали мальчиков, чтобы до старости сохранить у них детский голос. «Я решительно пресек эту постыдную и ужасную практику во всех странах, где правил», – вспоминал Наполеон. Даже в привыкшем к разврату папском Риме он под страхом смертной казни запретил калечить детей.