Напоминание
Шрифт:
Вот так и мы, подумал Сергей, как эта птица летаем всю жизнь, там каркнем, тут каркнем что-то с нам одним понятным смыслом, а потом рухнем обессиленные временем на забор, посидим, подумаем: "На что я потратил свою жизнь? Зачем это все? Для чего? Кому это нужно?" - а на утро свалимся с забора и окоченеем в холоде смерти. И никто не вспомнит, что мы летали когда-то, что мы каркали что-то и не всегда умно, а иногда просто радуясь жизни. Зачем это им, тем которые будут после? Они придут гордо вскинув головы, отметут то, что было до них, попробуют сделать лучше, но вряд ли изобретут что-то новое, скорее это будет старая
Сергей резко одернул себя, стараясь стряхнуть подступившую было меланхолию, которая всегда приносила с собой идиотские мысли. А может это мысли сперва приходили в голову и приводили за собой тягостное настроение?
Они вчетвером вышли из гостеприимного дома, снова оставляя жилище без жителей. Дома не должны оставаться пустыми. Если люди оставили дом, то он умирает, а мертвый дом пугает больше, чем мертвый человек. Им ужасно не хотелось уходить из тепла и уюта, хотя если сравнивать с комфортабельным номером гостиницы, то этому дому было далеко до понятий "теплый" и "уютный". Но с другой стороны, если сравнить с сырым, промозглым осенним лесом... Если сравнить, да все познается в сравнении. И все же им было тяжело покидать этот дом. Особенно долго Виктор прощался с гитарой. Он несколько раз любовно перебрал струны, затем положил ее, долго с грустью смотрел на нее то поглаживая, а то боязливо отдергивая руку. Наконец он завернул ее в тряпочный пропыленный чехол, поставил в угол, прислонив к шкафу и тяжело вздохнув вышел из комнаты.
Они заперли дом, потоптались и пошли отнести ключи и попрощаться с милыми обитателями другого дома этого городка.
– Вы уже?
– только и спросила женщина и в глазах ее стало еще больше грусти.
– Кто рано встает, тому Бог дает, - заметил Сергей.
– Я в его подачках не нуждаюсь, - буркнул Виктор.
– Витя, не богохульствуй, - тихо сказал Рик.
– Да хрен с ним, я в него не верю.
– Я тоже, но все равно.
– Мы пойдем, - тихо сказал женщине Володька, как бы оправдываясь. прощайте.
– А Оленька еще спит, - невпопад ответила она.
– Ничего, так даже лучше...
Мужчины по очереди попрощались с ней и развернувшись пошли прочь.
– До свидания, мальчики, - голос ее совсем стих и она прошептала. постарайтесь вернуться...
Они прошли совсем недалеко, даже не вышли из городка, как в спину им ударилось:
– Стойте!
– они повернулись.
– Подождите.
– Они смотрели на нее запыхавшуюся, с растрепанными волосами.
– Подождите, - она перевела дыхание.
– Куда же вы пойдете?
– На фронт, - выпалил Володька.
– Это понятно, - улыбнулась она.
– а вы знаете куда идти?
– Не совсем, - хмуро сообщил Виктор.
– Совсем не, - поправил Сергей, который был мрачнее тучи и уж точно мрачнее Виктора.
– Тогда пойдем, она взяла Виктора за руку и потянула в обратном направлении. За ними, как стая гусей, потянулись остальные.
– Сама я вам мало чем помогу, - быстро говорила она на ходу.
– Я знаю как пройти на станцию, знаю город, но эти знания вам вряд ли пригодятся.
Окрестности тоже немного знаю. Вон речка, мы в ней часто купались, называли ее ближняя речка. Еще есть дальняя, хотя по сути и та, и другая одно и тоже, просто
одна большая река разветвляется. Кроме того есть ближний лес, дальний лес, но это вам не интересно, а кроме того такую географию имеет любое маленькое селение... Ну вот мы и пришли.Она резво пробежала вдоль обветшавшего заборчика, прошла через дворик и постучала в затворенные ставни.
– Дядя Гриша, - прозвенел ее голосок.
– Вы дома? Дядь Гриш.
Никто не ответил. Она снова забарабанила и опять безуспешно.
– Может его дома нет?
– высказал предположение Сергей.
– Да дома он, дома. Просто глухой как...
в общем слышит плохо.
Виктор после последней реплики стал усиленно изучать доски забора, что позволило ему повернуться спиной к спутникам и вдоволь отсмеяться. Володька глупо гхыкнул, Рик мило улыбнулся, а женщина смущенно повернулась к окошку, закрытому ставнями и опять принялась стучать, сопровождая постукивание призывами появиться на свет божий.
Не прошло и полугода, как съязвил Виктор, как появился долгожданный дядя Гриша. При ближайшем рассмотрении "дядя" оказался маленьким щуплым дедом.
– Че кричишь, дочка, я ж не глухой.
– сообщил он появляясь на таком же, как и он сам, разваливающемся скрипучем крылечке. Он напоминал сушеную рыбу: маленький, ссохшийся, с помутневшими от старости глазами и заострившимися чертами лица.
– Дядя Гришенька, здравствуй.
– Здравствуй, здравствуй, - проворчал старик.
– а кричать-то зачем?
– Извини, дядя Гриш. У меня к тебе просьба, помоги этим людям.
– она развернулась и быстро пошла прочь.
Через несколько шагов она остановилась, повернулась и добавила.
– Это очень хорошие люди. Прощайте, - сказала она, обращаясь уже к четверым мужчинам молча стоящим в стороне.
Она мило помахала им рукой, улыбнулась и быстро зашагала уже не останавливаясь и не оглядываясь. Сергей молча смотрел ей в след до тех пор пока она не скрылась из виду, а потом тихо вздохнул и развернулся к своим спутникам. Все они смотрели в том же направлении, только дед изучающе перекидывал взгляд с Виктора на Володьку, с Володьки на Рика и наконец остановился на нем. Несколько секунд Сергей и дед смотрели друг другу в глаза, потом Сергей опустил взгляд.
– И что же это четыре хороших человека в войну по тылам шастают? проскрипел дед с каким-то непонятным торжеством в голосе.
– Да мы это...
– Сергей запнулся.
– Да ты не оправдывайся. Че мямлишь? Ты толком говори.
– Мы ехали на фронт. Наш поезд разбомбили. Мы ищем своих, - коротко и внятно отчеканил Виктор.
– А где искать не знаем, - с сарказмом в голосе добавил Сергей.
Дед снова оглядел всех четверых и явно остался доволен, хотя и сказал довольно сухо:
– Ну ладно, заходите.
Они опять шли по лесу, но теперь у них был компас и они знали, где идут бои в данный момент.
Дядя Гриша оказался школьным учителем, одним из предметов, которые он преподавал была география, а по сему у него в доме оказались географические карты:
– Правда наш городишко не на каждой карте найдешь, - на старом лице появилось мечтательное выражение.
– Эх был такой славный, чисто российский уездный городок, - и на его лице промелькнула горькая улыбка.