Напоминание

С кем мы деремся? С тенью? С фантомом? Ведь нет ни России, ни Германии, есть только Евроазиатский Союз планеты Земля. Мы же деремся с самими собой. За что я убил того парня, который на яву жил со мной практически в соседнем номере этого отеля? Только за то, что он был одет в другую форму?

– За то, что он хотел убить меня, - встрял Сергей.
– а я твой друг.

– А за что он хотел убить тебя? За то, что на тебе была военная форма другого цвета?

– Нет.

– А почему?

– А потому, что если не он меня, то я его, сам же мне это объяснял.

– Ну объяснял, - буркнул Виктор.
– толку-то, круг замкнулся. А почему?

– Слишком много "почему", Витя.

Над столом повисла гнетущая тишина, даже гитара в руках Виктора замолкла. Каждый думал о своем и все об одном и том же. Молчание прервал Рик:

– Витя, не думай об этом, все равно мы не в силах что-либо изменить. Будем жить как получится, а будет надо - умрем, как должно умирать мужчине. Лучше спой.

– Сам же просил не петь, - грустно усмехнулся Виктор.

– А теперь прошу об обратном, спой.

– Что?

– Что-нибудь хорошее.

Виктор неуверенно перебрал струны.

Сергей в первый раз за время их знакомства видел его таким подавленным, не уверенным в себе, а тихим и тоскливым. Песни полились тоже тихие и тоскливые. Разбередили рану, задели за живое, подумал Сергей, и он впал в меланхолию.

Сидели долго, слушали внимательно.

Сергей не видел ни Рика, ни Володьки, только иногда Виктора, когда тот поворачивался и попадал под тусклый свет побледневшей луны. Луна выхватывала из мрака середину стола и гриф гитары, остального было не разглядеть, только неясные тени мелькали временами с разных сторон стола.

Песни даже не звучали, а текли, иногда зависая в воздухе. Комнату охватила печаль, скорбь, грусть, тоска, которую ничто не могло развеять.

– Спой что-нибудь повеселее, - не выдержал Сергей - Не поется веселее, Сережа - Ну хотя бы не такое грустное.

– Что?

– Не знаю.

Виктор горько усмехнулся и запел:

– Понимаешь это странно, очень странно, Но такой уж я законченный чудак.

Я гоняюсь за туманом, за туманом И с собою мне не справится никак.

Люди посланы делами, люди едут за деньгами, Убегая от обиды, от тоски, А я еду, а я еду за мечтами, За туманом и за запахом тайги.

А я еду, а я еду...

– За деньгами, - подпел Сергей.
– за туманом едут только дураки.

Резко, нервно звякнули струны, хохотнул, но не получив поддержки, смолк Володька. Виктор резко поднялся, его лицо мелькнуло в лунном свете.

– Дурак ты!

– Витя, успокойся,- тихо проговорил Рик.

Виктор сел на место, передернул струны:

– Понимаешь, это просто, очень просто Для того, кто хоть однажды уходил...

Голос его прервался, струны тихо тренькнули изможденно, как бы понимая, что пришел конец их рабочему дню.

– Дурак...
– тихо выдохнул Виктор.

Потом он встал и растворился во мраке комнаты. Хлопнула входная дверь. Володька подскочил, подбежал к окну и прокомментировал:

– Курить пошел.

– Зря ты так, Сережа, - тихо проговорил Рик.

– Я же только хотел обстановку разрядить...

Голос Сергея потонул в гробовой тишине.

Тишина эта стояла в комнате не очень долго. Снова хлопнула дверь, приблизились тихие шаркающие шаги уставшего человека.

– Ну что сидите?
– послышался из темноты голос Виктора.
– Концерт окончен, фените ля конец, кто слушал - молодец. Давайте спать, завтра подъем рано.

Молча разошлись по дому, легли кто где, но все же лучше спать в кресле или на полу, чем в лесу, где сыро и холодно. Сергей долго ворочался, не мог заснуть. Все думал, боролся сам с собой, пытался найти аргументы в свою пользу и выдвигал доводы против Виктора.

– Витя, ты спишь?
– тихо произнес он наконец.
– Прости меня, Витя, я хотел как лучше.

Ему никто не ответил, но все же стало немного легче и он заснул...

... Он проснулся. Ночь кончилась, утро тоже миновало и день давно вступил в свои права. Он встал, оделся, умылся и вышел из номера. В отличие от жизни во сне, жизнь Сергея на яву была тошнотворно однообразной в последнее время.

Вот и сейчас, как и последние несколько месяцев, он прошел по до боли знакомому коридору, спустился вниз и вошел в ставший уже родным ресторан. В ресторане как всегда было сумрачно и пустовато. Он сел, сделал заказ и принялся за поздний завтрак (или ранний обед?).

– А вот и ты, - Сергей дернулся от неожиданности, поперхнулся и маленькая ладошка Марины нежно похлопала его по спине.
– Ну извини, я не хотела тебя напугать.

– Да не кхе, - Сергей наконец прокашлялся.
– не испугался я. Просто неожиданно, вот и...

– Ну все равно, извини. А тебя следователь ищет.

– Чево?

– Чево слышал, - поддразнила Марина.
– Опять явился с утра и всем задает вопросы. Вот и меня тоже вызвал, а теперь тебя ищет.

У Сергея зародилось нехорошее предчувствие, внутри пробежал холодок, а самого затрясло.

– Что, - спросил он.
– опять труп в гостинице?

– Да нет, просто...

Сергей облегченно выпустил из себя воздух. Марина мило улыбнулась:

– Давай заканчивай завтрак и дуй к нему.

– А что он спрашивал у тебя?

– Да нес какую-то чушь. Спрашивал не знаю ли я способа незаметно покинуть гостиницу и не знаю ли я кого-то, кто это уже проделывал. А что такое?

– Да нет, ничего, - Сергей резко поднялся из-за стола.
– Мариночка, ты извини, но я к тебе позже зайду, а сейчас мне надо... э-э-э-э... со следователем поговорить.

Он поцеловал Марину и выбежал из ресторана. Он знал кто покидал гостиницу незамеченным и был уверен, что он единственный, кто это делал. Но как, черт побери, этот замурзанный следователь узнал. Догадался? Исключено. Тогда кто-то видел, что он вылез в окно и накапал? Но никто не видел, а знали только Виктор и он сам, но и за себя и за Виктора он мог поручиться.

Откуда тогда он мог узнать? Ладно, не важно. А что теперь? Куда идти?

К следователю? Нет, сначала к кому-то кто поможет, кто подскажет, посоветует как общаться с этим следователем. К Виктору!

Он уверенно пошел по коридору, постучал в дверь и только тогда вспомнил, что Виктор на него обижен. Сергей растерялся, но было уже поздно. Дверь открылась и он вошел.

Виктор не был на него обижен. Он был из тех людей, которые не умеют долго сердиться и дуться. Вспыхнув как солома на того, кто нанес ему оскорбление или рассердил его он быстро остывал, прощал и забывал. Таких людей надо очень крепко обидеть, чтобы они надулись всерьез, но тогда уже это обида на всю жизнь.