Наречённая из-за грани, или Попаданка в придачу
Шрифт:
– Потерпи, – негромко велела Трина. – Тебе, чужой тени, запутавшейся в чужой паутине, нужен свой проводник. Ему, лишённому своей адары и брошенному, нужна другая, та, кто вновь направит его по нитям в путь.
– Вы что, собираетесь отдать мне ваш зафир? – сообразила я.
– Верно, маленькая тень.
– Но он ваш!
– Варвара? – донёсся с порога встревоженный голос Филиппа. Разглядеть в потёмках в подробностях, что происходит у дальней стены импровизированного гаража, он не мог, только догадывался по шевелению наших фигур.
– Порядок, не парься, – крикнула я.
– Я не парюсь… Всея Отец, да что же в вашем домене за выражения престранные?
– Разве зафир не принадлежит только одной адаре?
–
Стенка ощутимо раскалилась, рискуя приятно разнообразить мою жизнь ожогом. Я дёрнулась повторно, и экипаж дрогнул снова, скрипнул и пришёл в движение. Трина разжала пальцы, и я отшатнулась, схватилась за горящую ладонь. Повернулась к свету, разглядывая болезненно покрасневшую кожу.
– Если род адары иссох и некому передать её зафир, то его предают огню. Порой вместе с ней, когда придёт её час. Такова была его участь – быть сожжённым вместе с той, кто бросила его. Но появилась ты… и вы можете обрести друг в друге то, что потеряли когда-то… или не имели.
Поскрипывая и покачиваясь, зафир выехал из гаража. Филипп вовремя убрался с его дороги, проводил изумлённым взглядом и шагнул ко мне.
– Пора начинать париться? – уточнил он настороженно.
– Пока не уверена, но на всякий случай подготовься, – я вышла вслед за самоходкой, остановившейся посреди грязной площадки.
При сером свете дня стало видно, что зафир Трины крупнее зафира Алишан, более вытянутый, не столько тыква, сколько кабачок, и с высокими колёсами. У зафира Алишан они вроде поменьше, не такие громоздкие. И цветом самоходка темнее, ближе к коричному.
Отлично. Всю жизнь мечтала о большой машинке.
Дизайна наполовину средневекового, наполовину сказочного.
– Райан настаивал, чтобы предать его огню как можно скорее… так мне будет легче, говорил мой сын, – Трина встала рядом со мной и Филиппом, с неизбывной грустью рассматривая зафир. – Я не смогла… лишь нашла это место и бросила его здесь, словно вещь ненужную… а сыну сказала, что если только со мной. Для него это глупость, конечно. Он никогда не хотел быть амодаром, едва переносил всё, что с этим связано… хотел быть обычным человеком, как все.
Ормонд замер в сторонке, то удивлённо поглядывая на нас, то с любопытством изучая чудо адарской техники вблизи.
– Он твой, чужая тень.
– Мой? – повторила я недоверчиво. – Но у меня прав нет… то есть я водить не умею… то есть не умею управлять зафирами.
– Научишься.
– Как?
– Как учится всякая адара. Не думаешь же ты, что каждая из нас рождается с нужными знаниями и умениями?
– А… техосмотр ему требуется? Всё-таки столько лет на приколе…
Трина приблизилась к зафиру, ласково потрепала его, будто собаку за ухом, по боковой стенке, и дверца перед нами распахнулась. Я сделала шаг к самоходке, заглянула внутрь. Салон от зафира Алишан не отличался, те же сиденья друг против друга, ящики под ними, кожаные петли по углам, обитые мягкой тканью стены. Только всё потрёпанное, потёртое, повидавшее немало на своём веку. Занавески на окнах висели давно нестиранными тряпками, на полу мелкий сор.
– Он… – я о-очень осторожно коснулась дверцы.
Тёплая.
Не обжигающе горячая, как была только что, а комнатной температуры.
– Он живой?
– Он видит, слышит, чувствует и понимает куда больше, нежели принято считать. Впрочем, его нельзя назвать живым в полной мере, он не жив в том смысле, который обычно вкладывается в это определение.
Передо мной появилась подножка. Просто взяла и гибкой юркой змейкой выскользнула изнутри, чтобы в мгновение ока сложиться в крепкую, металлическую на вид конструкцию, какая бывала в обычных каретах. Я нерешительно поставила на неё ногу, неловко забралась в салон и
опустилась на пропылившееся сиденье. А в зафире Алишан я даже внимания не обращала, откуда подножка берётся.– Они по наследству передаются, что ли?
– Да. Если есть кому передать.
А если нет, то в костёр.
Нерационально как-то.
Зато понятно, почему у Феодоры нет личного транспорта. Зафир их матери перешёл по старшинству к Алишан, а Феодоре досталась вдохновляющая перспектива получить его когда-нибудь от сестры. Или передать своей дочери, буде таковая.
Внезапно дверь захлопнулась, зафир резко качнулся, отчего я кулем повалилась на сиденье, и, бодро поскрипывая, покатил… куда-то.
– Эй! Ты что? А ну вернись! Фу! К ноге!
На команды зафир не среагировал. На долетевшие снаружи мужские крики тоже.
Кое-как выпрямившись, что сделать в нещадно трясущемся транспорте несколько затруднительно, я встала коленями на сиденье и приникла к заднему обзорному окну, узкой полосой тянущемуся выше уровня голов сидящих. Как раз успела понаблюдать, как Трина с печальной улыбкой машет рукой удаляющемуся зафиру, а мужчины бегут за экипажем, перемежая вопросы, какого хрена происходит, с требованиями немедленно остановиться и не вполне цензурным личным мнением на сей счёт. Несмотря на тряску и подозрительные скрипы, зафир стремительно набирал скорость, словно торопясь покинуть место своего заточения. Ловко обогнул машину Ормонда, припаркованную в стороне от зданий, и поехал в город. Я плюхнулась попой на сиденье, дёрнула ручку на одной двери.
Не открывается.
Передвинулась к двери с другой стороны.
Безуспешно.
Чёрт, а за зафиром Алишан я подобного своеволия не замечала ни разу.
Или каков владелец, таков и транспорт? Вон, домашние животные со временем становятся похожи на хозяев – или хозяева на своих питомцев, – так чем наполовину живые самодвижущиеся кареты хуже?
А может, с ним поговорить надо?
– Понимаю, ты, наверное, устал стоять в гараже, в темноте, одиночестве и духоте, и теперь тебе хочется на волю, колёса размять, покататься, – начала я нарочито ласковым тоном увещевать неразумный экипаж. – Но тут такое дело… я пока не готова ездить на тебе… в тебе… с тобой неизвестно куда. Я ещё не умею управлять тобой, Трина мне не выдала инструкцию по эксплуатации… кстати, а чем тебя кормить? Ну, или заправлять?
Ответа я не дождалась. Зафир ехал по улицам Перта, привлекая внимания куда больше, чем все местные автомобили, вместе взятые. Прохожие с удивлением и непониманием таращились на проносящуюся мимо адарскую карету, конные экипажи тормозили, не зная, как объезжать нежданное это явление. Впрочем, зафир с правилами дорожного движения, если таковые вовсе существовали, неплохо управлялся сам, без участия водителя. Ловко маневрировал, обгонял экипажи, сбрасывал скорость на поворотах, перекрёстках и перед переходящими дорогу людьми. Куда направлялся, неясно по-прежнему. Поначалу я решила было, что едет он к дому Фервортов, но сколько зафир ни колесил по городу, на искомую улицу так и не выехал. За неимением лучших идей я смотрела в окно, разглядывала дома и пыталась если не сообразить, какова конечная цель причудливого этого маршрута, то хотя бы запомнить, куда меня везут. Понятно, что ни первое, ни второе не удавалось, однако надо же чем-то заниматься…
В какой момент взгляд зацепился за огромную, занимающую немалую часть фасада, вывеску с изображением камеры фотоаппарата?
Дополненная аршинными буквами вывеска появилась и исчезла в вихре скорости разогнавшегося зафира.
– Эй, стоп! Тпру-у! – я замолотила ладошкой по стене. – Стой, кому говорю! Да остановись же, это очень-очень важно!
Зафир остановился. Да так резко, что меня швырнуло на сиденье напротив.
– Предупреждать надо… этак и покалечиться недолго, а подушки безопасности тут вряд ли предусмотрены.