Нарисованная смерть (Глаза не лгут никогда)

– Копия протокола. Пока это все, что удалось выяснить. Вскрытие сделано в рекордные сроки, равно как и экспертиза. Прочти не торопясь.

Джордан решил смазать ржавые шестеренки их вынужденного сотрудничества, немного польстив самолюбию Буррони.

– Я хотел бы услышать это от тебя.

Тон собеседника немного смягчился.

– Вскрытие подтвердило, что смерть наступила в результате удушения. В рот покойному залили сильный клей – чтобы палец не вывалился. Им же приклеили к уху руку с зажатым в ней одеялом. Марка клея весьма распространенная, называется «Айс-Глю» – в любом магазине есть, стало быть, уликой служить не может. Динамика убийства, похоже, соответствует твоей версии. На запястьях и щиколотках обнаружены следы клейкой ленты. Она тоже вполне обычная и едва ли чем нам поможет. Судя по всему, преступник сначала оглушил его, стреножил, а уж потом убил. На теле никаких следов борьбы, только гематомы на шее.

Буррони, сам того не замечая, влез в шкуру следователя. Джордан отлично помнил состояние, охватившее его, когда он прибыл на место и ощутил свой сатанинский дар в действии. В такие моменты становишься главной точкой отсчета в расследовании, а все присутствующие расступаются перед тобой и ловят каждое твое слово.

Голос Буррони вернул его к действительности.

– Показания этого… – Он перевернул бумагу к себе, чтобы прочесть имя. – Показания этого Лафайета Джонсона пока мало что нам дают. Они вполне правдивы, и вел он себя, как подобает в таких случаях. Время звонка погибшего ему на мобильный соответствует его показаниям. Как только он обнаружил труп, сразу позвонил в полицию. Пока рано исключать его из числа подозреваемых, но…

Версия осталась невысказанной, и Джордан закончил за него:

– …но ты не думаешь, что он мог уничтожить свою основную кормушку.

– Вот именно. Только одна деталь в его показаниях вызывает кое-какие подозрения.

– А именно?

– Когда он входил в подъезд, его чуть не сшиб какой-то тип в спортивном костюме. Лица он не разглядел, но тот якобы вышел бегать, а бежал, припадая на одну ногу. Мы опросили всех и в этом подъезде, и в соседних, но никого, по описанию похожего, не нашли.

– Возможно, это след. Что еще?

– Еще есть девица, которая провела ночь с твоим пле… с убитым. Она явилась сразу же, как только узнала из новостей об убийстве. Я уехал из участка, ее как раз допрашивали.

– Ну и как она?

– Обыкновенная. Я бы даже сказал – бесцветная. Не первой молодости. Из тех, что падки на знаменитостей. Работает секретаршей в каком-то издательстве на Бродвее – названия не помню.

– По-твоему, она не могла его удушить?

– Думаю, даже две такие не смогли бы. Очень уж тщедушна.

– А эксперты что говорят?

– У них работы по горло. Тысячи отпечатков, волокон, волос, красок. С нашим штатом нескольких месяцев не хватит, чтобы все их рассортировать и установить.

– Словом, на данный момент это все.

Джордан не сокрушался по этому поводу, просто констатировал. Он по опыту знал, что почти все расследования начинаются с ничего.

И, как всегда в таких случаях, Буррони не удержался от предположения:

– А может, серия?

– Не знаю. Об этом трудно что-либо сказать. Судя по номеру на стене и по тому, как обставлено убийство, преступник вполне может оказаться психопатом. Но покойный на каждом шагу имел дело с психопатами, поэтому единичный эпизод тоже не исключен. Такое уже бывало. Взять хотя бы убийство Джона Леннона.

– Так с чего начнем?

– Я бы начал – хоть это и неблагодарная работа – с подробностей жизни Джеральда Марсалиса. Друзья, женщины, клиенты, жучки – во всем этом не мешает покопаться.

Джордан прочел вопрос на лице Буррони и тут же дал на него ответ:

– Джеймс, я отлично знаю, кем был мой племянник и какую жизнь он вел. Но убийство расследовать надо. Поэтому я хочу выяснить все подробности. Остальное мое дело.

– Думаю, это самый перспективный путь.

Джордану почудилось, что он расслышал нотку уважения в голосе коллеги.

– У тебя люди есть?

– На это дело выделят сколько угодно.

– Тогда приставь человека к Джонсону. Не думаю, что он много накопает, но все же… Если накопает достаточно, чтобы упрятать его за решетку, общество от этого только выиграет.

– Хорошо. Это все?

– Пока вроде бы все. Надеюсь, нам не придется выяснять, кто такая Люси.

Буррони поднялся, взял шляпу, нахлобучил на голову.

– До свиданья, Джордан. Спасибо за швепс.

– Созвонимся.

Детектив повернулся к нему спиной и пошел лавировать между столиков, пока не добрался до стеклянной двери. Он вышел, не оглянувшись, и присоединил свои шаги к миллионному топоту Нью-Йорка.

Джордан остался наедине с неприятным ощущением в душе, будто его не существует в мире живущих. Он огляделся. В зале полно лиц, жестов, мимики, еды на тарелках, жидкости в стаканах, фраз, произнесенных и услышанных. Ничего нового, ничего странного. Каждый носит свою униформу, хоть и притворяется свободным. После возмутительного монолога Эдварда Нортона в «Двадцать пятом часе» Спайка Ли о ньюйоркцах больше нечего добавить.

Кто-то переключил на другую программу, и теперь по телевизору в углу зала шли новости CNN. Если не считать краткого репортажа о войне в Ираке, основное внимание уделено главному событию дня – убийству Джерри Хо. Джордану из-за его столика не был слышен комментарий; он просто смотрел, как брат выходит из дома Джеральда и как на него набрасываются журналисты. Никто ни утром, ни сейчас не обратил внимания на человека в шлеме, который вышел из подъезда, пользуясь суматохой. Оператор тут же перешел с общего плана на крупный: вот Кристофер Марсалис садится в машину и тянет за собой шлейф неудобных вопросов, оставляя их без ответа. Удаляющаяся машина брата вызвала в памяти точно такой же образ другой машины, в другом месте, правда, не утром, а вечером. Три года назад, когда все началось.

Или кончилось.

Он приехал на уик-энд в загородный дом Кристофера. Погода стояла чудесная, и было решено задержаться до понедельника на великолепной вилле из дерева и камня с огромными окнами, выходящими на берег Гудзона, в окрестностях Райнклиффа. В имение входили огромный парк, собственная пристань, огромный штат сторожей и телохранителей. Дом снаружи и внутри проектировал архитектор-европеец, который знал толк и в архитектуре, и в гонорарах. Вилла будто нарочно выстроена, чтобы подчеркнуть разницу характеров Кристофера и Джордана, а также десяток лет разницы в возрасте. Общий отец как бы направил их по лабиринту из низкорастущих кустарников; они могли видеть друг друга и разговаривать, но встречались крайне редко.

Кристофер богат, Джордан – молод и спортивен. Кристофер – по натуре лидер, поэтому вечно окружен людьми, Джордан самодостаточен. Как бродячий пес, он предпочитает пустыри, где нет людей. Кристофер взламывает или взрывает замки, Джордан отпирает их неторопливо и аккуратно.

В тот вечер после ужина Кристоферу позвонили. Джордан через открытую дверь кабинета слышал, как брат односложно отвечает невидимому собеседнику. Потом он появился в гостиной в своем кашемировом пальто песочного цвета за три тысячи долларов. Джордан уловил зеленый отблеск двух пачек купюр, молниеносно исчезнувших в карманах.

– Мне надо ненадолго уехать. Ты тут располагайся и не скучай.

– Что-нибудь случилось?

Кристофер сделал вид, что занят пуговицами, чтобы не смотреть ему в глаза.

– Повидаюсь с Лафайетом Джонсоном.

– Он что, приедет сюда из Нью-Йорка?

Кристофер выплюнул ответ, как ругательство:

– Этот засранец за деньги помчится на борт «Титаника». Впрочем, это его привычное место.