Нарисуй меня счастливой. Натурщица

Халат отправился на перекладину. Часы Алина положила на подиум так, чтобы ей был виден циферблат, и приняла нужную позу.

— Извините, — сказал парень, сидящий напротив нее. — Вы стояли чуть дальше.

— Так? — отодвинулась назад Алина.

— Да, — кивнул он.

— Санька, ты ноги зафиксируй, — подсказала Нина.

Парень вышел из-за мольберта, Алина напряглась. Он нагнулся и нарисовал на коричневой тряпке две полоски углем прямо около Алининых пальцев.

Нога заболела ровно через пять минут. Время, стремительно летевшее, пока она сидела за ширмой, теперь еле ползло, словно соревнуясь по скорости с черепахой. Алина изо всех сил подгоняла стрелку глазами: быстрее, быстрее, ну! Но та и не думала слушаться ее команд, напротив, все больше и больше замедляла ход. Тогда Алина начала про себя считать секунды, стараясь не смотреть на часы.

Четыре академических часа — две пары по сорок пять минут — тянулись для Алины как вечность. Последние полчаса она думала только об одном: лишь бы не упасть. Правой ноги у нее не было вообще. Во всяком случае, так казалось. Когда стрелка на часах приблизилась к заветной цифре 12.10, Алина готова была плакать от счастья — пытка неподвижным стоянием закончилась...

Несколько минут она бессильно сидела на стуле за ширмой, восстанавливая кровообращение в ноге, потом принялась медленно одеваться.

На кафедре в костюмерной была только Тамара с сигаретой.

— Привет! — улыбнулась она Алине. — Тебя можно поздравить с первым боевым крещением?!

— Привет! — измученно улыбнулась Алина. — В гробу я видела такую работу. В белых тапочках.

— А кто говорил, что будет легко? — подзадорила Тамара, но, глядя на бледное Алинино лицо, тут же стала серьезной. — Ты не переживай и не ломайся раньше времени. Привыкнешь.

— К этому можно привыкнуть?! У меня нога просто отваливается!

— Человек — удивительно живучая сволочь. Ко всему привыкает, — философски заметила Тамара.

— Ты работаешь сегодня?

А что бы я, по-твоему, тут делала? Работаю, конечно. Я сегодня на живописи у Игоря позирую. Третий курс — сидячая натура. Вот в январе пятый курс с практики вернется — будет не работа, а сказка! Они обычно лежачую пишут. Лежишь себе, обогреватели кругом... Главное — не уснуть.

— Обогреватели? — удивилась Алина.

— В институте зимой холодно, как в сенях у бедняка. Аудитории большие, батареи еле топят, без обогревателей вообще сдохнуть можно. В прошлом году в самые морозы мы с девчонками вообще позировать отказывались — так холодно было. У студентов кисточки к рукам примерзают, а мы голые стой!

— Весело... — протянула Алина.

В костюмерную заглянул Игорь:

— Привет! Томка, ты готова?

— Всегда готова! — поднялась Тамара. — Ладно, Алинка, пока! Увидимся еще.

— Пока, — попрощалась Алина.

Но только она расслабилась в кресле с засаленной обивкой, как вошла Лана и велела ей зайти на кафедру рисунка.

— Тебя Наташка спрашивала!

Алина, с трудом передвигая ноги, дошла по коридору до кафедры, где Наташа что-то отмечала в расписании.

— Алина, тебя Глеб Владимирович заказал на две группы на четвертый курс. Во вторник к двенадцати двадцати и в четверг к девяти утра. Сможешь?

— Смогу, — кивнула Алина, и только потом до нее дошло: «Глеб?»

— Хорошо, тогда я тебя пишу.

— Наташ, а что за постановка?

— Четвертый курс? По-моему, стоячая. Но я не уверена. В общем, завтра к двенадцати двадцати, четыреста одиннадцатая аудитория. Запиши себе куда-нибудь и не опаздывай.

Алина присела за край стола, достала листок и ручку. Прикинула мысленно часы работы. Получалось — восемь часов на живописи и восемь часов на рисунке. Шестнадцать часов в неделю. В месяц выходит шестьдесят четыре часа. Умножаем оплату за час на количество часов, получается... Не то чтобы много, но и не так уж мало. И даже в два раза больше, чем зарплата матери. Можно будет купить себе... Алина улыбнулась, тормозя полет своей безудержной фантазии.

Она придет завтра. Она выдержит. Она сможет.

В час дня Алина была уже дома. Впереди — целый день, можно чем-нибудь заняться. Например, поваляться в кровати с книжкой, которую ей вчера подарил Глеб, или поспать, или сходить куда-нибудь... Ноги уже не болели, и прошедшие четыре часа на подиуме казались ей смешным времяпрепровождением — они кончились так быстро...

Щелкнул замок двери, Алина удивленно повернула голову: в квартиру вошла мать.

— Ты сегодня так рано?

— Я подменилась.

Лора Александровна скинула туфли и легкой, непривычной походкой прошла в ванную.

Алина недоуменно смотрела ей вслед: мать сегодня была не похожа на себя. Через мгновение в ванной зажурчала вода и раздалось негромкое пение. Алина застыла на месте, чуть не выронив книжку. Пения матери она не слышала с тех пор, как ушел отец.

Лора Александровна стояла под струями воды, блаженно закрыв глаза и подставляя лицо под их массирующее тепло. Через два часа в маленьком кафе на углу ее ждет Вадим... Она боялась верить в происходящее, она никому ничего не говорила, она обмирала от страха при мысли, что все это ей только кажется или снится... Он позвонил на следующий день, как и обещал. Лора Александровна разговаривала с ним по-прежнему сухо, но Вадим настаивал на встрече, и у нее не хватило сил отказать ему.

Они встретились в старом парке, который чудом сохранился в центре города. В руках Вадима были розы... Она видела, как его толкнуло ей навстречу, она же, напротив, замедлила шаг, растерянно пытаясь удержать в голове остатки здравого смысла, но Вадим уже оказался рядом. Розы упали на землю, он сжал ее лицо в ладонях и покрыл жадными поцелуями, исступленно шепча:

— Лорка, Лорка, Лорка...

Лора Александровна попыталась отстраниться, но через несколько мгновений обмякла в его сильных руках. Губы ее приоткрылись навстречу жадным губам Вадима. Они целовались отчаянно и самозабвенно, как вчерашние школьники, которым родители запрещают встречаться...

Потом было маленькое кафе в центре парка, в их чашках остывал кофе, Вадим говорил о своем одиночестве, о том, что жалеет, о том, что понял наконец, что всю жизнь любил только ее одну...

Лора Александровна слушала, машинально помешивая ложечкой в чашке, руки ее дрожали, половины слов она просто не понимала. Она знала только одно: Вадим, ее Вадим, так неожиданно исчезнувший семь лет назад, сидит напротив нее и, как когда-то, признается ей в любви...

— Мам, ты что, собираешься куда-то? — спросила Алина, глядя, как мать укладывает перед зеркалом волосы.

— Да, — коротко ответила Лора Александровна, понимая, что не может пока ничего сказать дочери: Алина не простила предательства отца, и ей будет очень сложно объяснить, что... Проблем и без того хватало.

«Потом, — неопределенно подумала Лора Александровна, сама не зная, что будет потом. — Когда все станет ясно...»

— Я буду вечером, — сообщила она Алине. — Если ты куда-нибудь пойдешь, не задерживайся, пожалуйста. Или позвони.

— Хорошо, — кивнула Алина. — Ты тоже.

— Что? — не поняла Лора Александровна.