Нарисуй меня счастливой. Натурщица
Шрифт:
— А... у Глеба было много женщин?
— Если я скажу, что ты одна, единственная и неповторимая, то я, прости меня за цинизм, конечно, совру. Он еще лет пять назад такие загулы устраивал, что всем места мало было. — Тамара помолчала. — Но я не видела ни одной женщины, к которой он относился хотя бы приблизительно так, как сейчас относится к тебе. Он тебя действительно любит. И, знаешь, я тебе даже иногда завидую.
— Подожди, — запротестовала Алина, услышав в голосе подруги настоящую горечь. — Но ведь Игорь тоже любит тебя...
— Игорь? — задумчиво произнесла Тамара. — Не знаю... Порой мне кажется, что все это —
— А как же муж?..
Тамара помрачнела:
— Слушай, давай сменим тему разговора. И так порой на душе паскудство полное. О, вот и сокурсничек бежит! — Тамара нацепила налицо самую обаятельную из своих улыбок.
— Девочки, как вам шампанское? — подлетел к их столику Евгений Измаилович и тут же сделал расстроенную мину. — Вы его даже не попробовали?!
— Вас ждем, — томно протянула Тамара. — Как же мы без хозяина?
Евгений Измаилович плеснул себе в бокал шампанского.
— Я пью за самую красивую женщину, то есть женщин, — поправился он, не сводя восторженного взгляда с Тамары.
«Пропал мужик!» — усмехнулась про себя Алина и сделала глоток шампанского.
Евгений Измаилович был в ударе. Его явно несло, как пресловутого Остапа. На столе одно за другим возникали блюда, украшенные таким затейливым образом, что напоминали скорее произведения искусства, которые не то что есть, а даже просто передвигать было страшно. Хозяин ресторана сыпал остротами, тупее которых мог быть только нож в квартире одинокой старой девы, подливал себе водки из запотевшего графина, хвастался своими связями и своим могуществом. Алина от души веселилась, глядя, как Тамара с отстраненным царским видом принимает знаки внимания, как по малейшему повороту ее головы Евгений Измаилович тревожно бросается выяснять, чем недовольна его гостья, и рвется тут же лично исправить оплошность.
— Когда у него зазвонил мобильный, он сначала рассыпался в извинениях и, только испросив великодушного разрешения царицы Тамары, отошел в сторону.
— Ну, Томка, ты даешь! — протянула Алина, вытирая губы салфеткой.
— А что? — гордо вскинула голову уже слегка подвыпившая Тамара. — Плюнуть на все, стать его любовницей, да и дело с концом. К чертям собачьим тогда вся эта паскудная работа, эта безумная любовь и вообще эта полунищая жизнь. Буду в золоте ходить и на «мерседесах» ездить...
— Ты что, серьезно?
— А почему бы и нет?! Тут пашешь как проклятая, и никаких перспектив на будущее, кроме радикулита и больных ног. А здесь — на тебе, все на блюдечке с голубой каемочкой. Сам принесет и еще уговаривать будет, чтобы взяла!
— Я бы так не смогла... — покачала головой Алина.
— Да шучу я, — устало сказала Тамара. — Думаешь, не было у меня таких папиков? Что мне только не предлагали — и деньги, и драгоценности, и поездки за границу... Вот только замуж почему-то никто не звал... Кроме Степки... Ты чего по сторонам озираешься? Увидела кого?
Алина беспокойными глазами смотрела на сцену, на которую потихоньку стали выходить музыканты. С Ильей встречаться не хотелось. Совсем.
Он подошел к их столику незаметно,
вывернув откуда-то из темноты общего зала.— Наше вам с кисточкой! — склонился в шутливом поклоне.
— Илюха?! — удивилась Тамара. — Ты что здесь делаешь?
— Работаю я тут. Почтеннейшую публику частушками развлекаю.
— Ты же вроде бы в «Центральный» нас в прошлый раз приглашал?
— «Центральный» будет на следующей неделе. А пока тут обитаю.
— Выпьешь? — предложила Тамара.
— Нет, — мотнул головой Илья. — Томка, слушай, мне твоей подруге надо пару слов сказать. Без свидетелей.
— Ладно, — удивленно протянула Тамара и поднялась.
— Сиди, — отрывисто бросила ей Алина и повернулась к Илье. — Я не желаю с тобой разговаривать!
Тамара застыла, переводя заинтересованный взгляд с одного на другого.
— Том, будь человеком. — Илья словно не слышал Алининых слов.
— Я тебя прошу, не уходи! — повторила Алина просьбу.
— Том...
— Слушайте, вы тут разберитесь между собой, я пока пойду носик попудрю, — приняла наконец решение Тамара. — Я через пять минут вернусь, — успокоила она Алину и взглянула на Илью. — Пяти минут тебе хватит?
— Вполне. Спасибо. Я всегда знал, что ты настоящий друг.
— Спасибо в карман не положишь. Если мне потом Алинка на тебя пожалуется — пеняй на себя!
Тамара подмигнула Алине и отправилась в дамскую комнату.
— Я хочу извиниться, — без предисловий начал Илья. — В нашу последнюю встречу я был пьян до безобразия и мало что соображал. Прости.
— Слушай, оставь меня в покое! — взорвалась Алина. — Мне не нужно твоих извинений, мне не нужно никаких оправданий, единственное, что мне хочется, — это никогда больше тебя не видеть!!!
— Алина, прости... — понизил голос Илья. — Я действительно все время думаю о тебе... Это какое-то наваждение... Ты мне даже снишься... И я не знаю, что со всем этим делать...
Голос Ильи звучал грустно и тоскливо, покаянные глаза нежно смотрели на Алину.
— Если ты думаешь, что я сейчас развешу уши и расплачусь от умиления, то ты очень ошибаешься! — отчеканила Алина, злясь на себя за то, что ей хотелось верить в искренность его слов. — Пой свои рулады в каком-нибудь другом месте!
— Я понимаю, я очень тебя обидел... Но я правда не мог сдержаться... В тебе есть что-то такое...
Напряженное лицо Алины резко изменилось. Илья проследил ее взгляд: к столику быстрой походкой шел Глеб.
— Привет! — пожал он руку Илье и легко чмокнул Алину в губы. — О чем беседа?
— Мне тут Илья в любви признается, — сказала Алина, злорадно глядя Илье прямо в глаза. — Говорит, что я ему каждую ночь спать не даю.
— Ты у нас кого угодно рассудка лишишь! — улыбнулся Глеб, но глаза его остались совершенно серьезными.
— Ладно, мне настраиваться пора, — шагнул было в сторону Илья, потом вернулся к столу, налил себе рюмку водки и залпом выпил. — Благодарю за угощение, за радушный прием, за ласку, но бедному менестрелю пора отрабатывать свой хлеб. — Он шутливо поклонился, сняв с головы воображаемый колпак.
Глеб проводил его настороженным взглядом.
— Он что, приставал к тебе?
— Да черт с ним, — отмахнулась Алина, растерянно решая про себя, правильно ли она поступила: слишком много отчаяния было в последнем шутовском жесте Ильи. — Напился и сам не знает, что несет.