Нарисую себе счастье

– Так вы мне палитру дайте! – вспылила я. – Откуда мне знать, какие цвета для вас сложные, а какие нет?

– Сходи и сам погляди. Я тебе не нянька. Где не нужно, так ты самостоятельный, а тут я художнику про краски объяснять должен!

Я почувствовала, как щеки заливает огнем. Прекрасно поняла, о чем он. На второй же день мне наскучило марать бумагу в пустом кабинете, и я сбежала к теткам в мастерскую, расспрашивать – вправду ли огурцы можно на чашках рисовать? И какие ягоды и цветы чаще всего заказывают. Попала я (случайно, честное слово!) на угощение – у тетки Даны родился внук, и она всех кормила по этому случаю пирогами. Было предложено и заглянувшему в мастерскую Долохову…

Хозяин ничего не сказал мне в тот раз. Зато сейчас намекнул почти даже не прозрачно.

– Понял, – насупилась я. – Сделаю. Еще какие замечания?

– Хризантемы хороши, но на белом фоне слишком ляписты. Маки на синем мне понравились, сделай чуть небрежнее. У нас чашки, а не натюрморт.

Долохов терпеливо и спокойно объяснял недостатки моих рисунков, а я, широко раскрыв глаза, понимала: а он ведь смотрит очень красиво. Прирожденный художник!

– Казимир Федотович?

– Что?

– А почему вы сами не рисуете?

– Рисую, но скверно, – неожиданно признался мужчина. – У меня пальцы на руке поломанные.

Я невольно взглянула на его кисть. Да, я замечала, что она кривая, неправильная, но думала, что у многих мужчин такие руки. В конце концов, Долохов обычно не сидел без дела. То глину разгружал, то посуду в печь ставил, то за гончарный круг садился – когда показывал, какую форму хотел бы в кувшине увидеть. Я наблюдала за ним издалека всю первую неделю и неизменно восхищалась.

И тревожилась. Не раз замечала, как он застывал, кривя губы и бледнея, и растирал грудь. Не зря, ой не зря доктор Пиляев к нему так часто ездит!

– Хорошо, – сдалась я. – Ничего у меня не выходит. Я уже неделю хлеб зазря ем. Гоните меня в шею. Ну, или отправьте в мастерскую.

– Ну уж дудки, – усмехнулся Хозяин. – И не таких выучивали. Думаешь, я так вот сразу горшки лепить научился? Когда пальцы заживать начали, я к гончарному делу вернулся по совету лекаря. Чтобы восстановить силу и гибкость. В детстве лепил что-то, потом забросил. А вот став старше, неожиданно увлекся.

– Сами, значит, горшки лепили? – повторила как ученая ворона я. – Какой вы молодец! И сколько вам лет было?

– Как и тебе – пятнадцать. Самое время начинать собственный путь.

– Вы поэтому меня на работу взяли? – сообразила я. – Решили, что я на вас похож?

– Нет, Маруш, совсем не поэтому, – усмехнулся Долохов и взъерошил мне кудри на затылке. – Рисуй давай, хватит болтать. Я пожалуй, съезжу на карьер, погляжу, как там дела.

Я лишь тоскливо вздохнула. И то сказать, в кабинете да в одиночестве работать куда приятнее, чем в пыльной мастерской. Тут и стол есть, и стулья, и бумаги сколько нужно. Краски, кисти, графитовые карандаши – все для меня принес Казимир Федотович, а сам он здесь редко появлялся. Разве что письма и счета на стол складывал, а потом домой их забирал. Не любил Долохов на месте сидеть, все время куда-то мчался.

Многое я б отдала, чтобы вместе с ним поехать. Страх как хотелось увидеть и реку, и как глину добывают. Да и просто – проехаться. Уж больно красиво стало вокруг. Листья желтые, небо голубое, простор да благодать. Художнику ведь вдохновение нужно, а его у матушки-природы проще всего найти. Но ведь пока я ничем Хозяина не порадовала, хоть и кормили меня исправно, и аванс уже истратила. Да и домой меня раньше других отпускали, чтобы я по темноте не возвращалась. Так что не ныть и страдать мне надобно, а дальше стараться.

– Маруш, а ты ведь грамотный? – заглянул в кабинет Хозяин, уже в суконной тужурке и фуражке с козырьком. – Писать быстро умеешь?

– Разумеется! – тут же подскочила я, с надеждой глядя на него.

– Со мной на карьер хочешь? Будешь мне секретарем. Вижу, что хочешь, – и Долохов как-то по-доброму усмехнулся. – Бери блокнот и карандаши, поехали.

У Казимира Федотовича была точно такая же бричка-эгоистка, как у мэтра Пиляева, я точно это знала. Верхом я не умела, а вот на бричке кататься – любо-дорого! С радостью я запрыгнула на потертое кожаное сиденье рядом с Хозяином и завертела головой. К речке, знамо, поедем. Где ж еще глину добывают?

Много земли у Долохова. Он – один из первых богачей на Юге. Сам всего добился, сам заработал. Прелюбопытнейший человек.

– На этом карьере белую глину добывают, – пояснял он мне по дороге. – Где река разливается, там красная. А выше можно и голубую найти, зеленую.

– Это где владения князя Озерова?

– Верно.

– А он глину не продает? Из белой глины тонкий фарфор делается? А из голубой какой?

– Тоже тонкий. Но при обжиге и голубая, и зеленая глина коричневой становится.

– Так неинтересно, – расстроилась я. – Нужно, чтобы голубой оставалась. А от чего цвет глины зависит?

– В красной окиси железа много. А в белой ее нет почти. Вот и вся разница.

– А зеленая с голубой?

– Окись меди. Есть еще черная глина, но в наших местах ее мало. А жаль, из нее чудные вазы лепить можно, если с белой смешивать.

– А вы сами придумали вот это все? Ну, сервизы и вазы?

Долохов покосился на меня с веселым недоумением и покачал головой.

– Маруш, так горшки испокон веков из глины делали, красками красили и в печи обжигали. Так же как и стекло на Севере варили, там пески тоньше. Я лишь придумал, как чашки да тарелки на пресс ставить. Так куда быстрее и дешевле производство. Да и то… на Севере сложные вазы и прочую стеклянную посуду давно делают с помощью пресс-форм.

Я нахмурилась. Почему-то мне хотелось, чтобы этот человек был самым настоящим магом, а не просто дельцом.

– О чем задумался?

– А вы – маг, Казимир Федотович?

– Маг. Элементалист.

– Как это?

– Могу материалы всякие соединять. Нагревать могу немного. А если инструмент подходящий найти, то и с металлами работать могу. Но мне металлы даются плохо, а вот пластичное что-то…

– Вроде глины?

– Да. Вот глина или стекло – это мне под силу.

– Стекло разве пластичное? – удивилась я. – Оно же хрупкое! Бьется?

– Если нагреть – его ножом резать можно. Эх, свожу тебя и на стекольный завод. Мне там мастера предлагают попробовать кубки разноцветные делать. Из голубого, желтого и лилового стекла.

Я слушала рассказ Долохова затаив дыхание. До чего ж умный мужчина! И в деле своем разбирается досконально! А уж когда мы на карьер приехали, и Хозяин сразу в ямы полез, я еще больше восхитилась. Не боится он испачкать ни руки, ни портки!

Сунулась было за ним, тут же увязла. Насилу ботинок вытащила из мокрой земли. Нет уж, я по травке похожу да по досочкам. Не для меня этакая грязь.