Наркодрянь

Профессор Стейнер в неведении попал в точку - Картрайт забылся только к утру, после очередной дозы барбитуратов.

Он боролся с богиней еще неделю. Но статуэтка доконала Картрайта. И он снова предстал пред светлые очи гуру. Но куда девался его цветущий вид?! Похудевший и осунувшийся, с нездоровой синевой под глазами, с дрожащими руками, Картрайт был жалок. А глаза лихорадочно блестели, словно у умалишенного.

Он пал перед учителем ниц и уткнулся лбом в грязные кеды. Но закаленное сердце гуру не ведало жалости, и Картрайту пришлось возлежать довольно долго. Он лежал и благоговейно впитывал дух видавшей виды обувки гуру.

– Встань, - наконец сурово повелел учитель.

Картрайт не шелохнулся.

– Встань, - повторил гуру, но голос его смягчился.

Картрайт поднял мокрое от слез лицо и смиренно сложил на груди руки:

– Гуру! Я слаб! Это выше моих сил. Освободи!
– заскулил он.

Гуру молчал, задумчиво дрейфуя взором в пространстве. Тонкие лучики света пробивались сквозь грубую вязь шторы-циновки, и причудливые узоры увивали стены. В углу едко коптил и потрескивал светильник. Неясные тени плясали по лицу гуру.

Картрайт поскулил еще немного и притих. Гуру не торопился нарушать божественную тишину.

– Хорошо, - наконец произнес он, но лицо гуру осталось беспристрастным.
– Я предупреждал тебя, что ты пойдешь сам. Я спрашивал: готов ли ты?

Картрайт тихонько всхлипнул в ответ.

– Зачем ты пришел ко мне? Ты, жалкий червь, не вынесший и сотой доли испытания?

– Я больше не хочу, - неожиданно буднично отрезал Картрайт и шмыгнул носом.

Гуру, пораженный не столько ответом, сколько тоном ученика, ощерил черные зубы и издевательски прошелестел:

– Он не хочет..

Судя по всему, гуру смеялся.

– Да ведаешь ли ты, с какими силами затеял игру?

– Не ведаю. Но это не я затеял, - прошептал Картрайт.

– А чем это кончится, ты ведаешь?
– не обращая внимания на дерзость ученика, возвысил голос гуру.

– Я больше не хочу, и все, - тихо, но твердо повторил Картрайт и поднял на учителя глаза, полные искренней скорби.
– Кто дал тебе право, гуру, назначать ученикам испытания, через которые ты не прошел сам? А теперь я пришел к тебе за помощью, а ты отказываешь. Разве так завещал Единственный ?

Этот бунт в храме, казалось, озадачил учителя.

Теперь гуру неприкрыто изучал лицо непокорного ученика. Но в божественном его взгляде Картрайт подметил простые человеческие чувства: недоумение и... жалость.

– Хорошо, - подвел итог учитель, и лицо его привычно закаменело.
– Я помогу тебе, но...

Я больше не смогу быть твоим гуру.

– О, не покидай меня, учитель!
– возопил в отчаянии Картрайт.

– Нет. У тебя будет другой гуру. Только он может. Но...
– Гуру отвернулся от Картрайта, словно бы не в силах глядеть ему в глаза.

– Договаривай, учитель...

– Он "черный", - едва слышно произнес гуру, не поворачивая головы.

– Черный?
– Волосы встали дыбом на голове Картрайта, хотя он плохо понимал значение прилагательного "черный". Его больше напугал голос гуру.

– Да. Он уже перешагнул грань познания, - как всегда в таких случаях, подпустил тумана гуру.
– Для него почти нет невозможного. Он всесилен. Он достиг могущества бодхисатв [Бодхисатва - "живой бог" Существо, достигшее спасения, но принимающее участие в спасении других], но сам никогда не будет бодхисатвой потому, что он "черный". Его колесо замкнулось. Хочешь ли ты такого учителя?

Картрайт сжался, как загнанный заяц. Глаза его затравленно шарили по комнате, словно искали какой-то предмет. Губы гуру тронула едва заметная улыбка, но он быстро ее спрятал и грозно повторил:

– ГОТОВ ЛИ ТЫ?

– А он избавит меня от страха?

– Да.

– А я не сойду с пути спасения?

– Спасение только в твоих руках.

– Я... я готов, - Картрайт сглотнул слюну и стал тихим и покорным, как ребенок в набожной семье.
– А как мне найти нового гуру?
– робко поинтересовался он.

– Его незачем искать. Он сам найдет тебя, и очень скоро. Жди.

– О моем существовании он узнает от тебя, ГУРУ?

– Он уже знает о тебе. Он знает с той самой минуты, как ты принял богиню. Космос сказал ему. А сегодня ночью я говорил с ним.

– Он здесь?
– обрадовался Картрайт и смутился - его радость была, по крайней мере, неучтива по отношению к учителю. Но гуру, казалось, не заметил смущения Картрайта.

– Я не знаю, где он. Жди!

– Я... я готов, - повторил Картрайт и снова припал к кедам своего, теперь уже бывшего, гуру.

10

Нет! Положительно Картрайту не везло со сном. После встречи с гуру он провел очередную безумную ночь, но едва к утру задремал наконец, как его бесцеремонно потревожил зуммер телефона.

Картрайт долго не брал трубку, мучительно надеясь, что проклятый зуммер умолкнет, его телефон все пищал и пищал, и с каждым очередным писком желчный пузырь Картрайта все раздувался и раздувался и... опорожнился. Картрайт сорвал трубку и замер в предвкушении момента, когда на голову назойливого абонента можно будет вылить ведро словесных помоев. Но, услышав голос Цербера, Картрайт забыл о своих намерениях.

Цербер - телохранитель и привратник Картрайта, - пользовался абсолютным доверием шефа и славой непревзойденного психолога-физиономиста. Он уже пятнадцать лет сторожил вход в дом Картрайта и еще ни разу не допустил к шефу того, кого не следовало.

Сейчас Цербер известил, что хозяина добивается какой-то китаеза, и тотчас добавил, что такой нахально-самоуверенной рожи сроду не видел ни на одном китайце, а потому не прогнал нахала прочь и решил потревожить хозяина.

Повинуясь могучей силе инерции, Картрайт открыл было рот, чтобы запустить в Цербера парочкой хороших эпитетов, но вовремя закрыл его.

До Картрайта дошел смысл сказанного.

"Нахальный китаец действительно явление редкое, - решил Картрайт. Значит, он от Него".

– Проводи, быстро!
– рявкнул он, наспех привел себя в порядок и вышел в кабинет.

Что и говорить, у странного китайца от расовых признаков остались лишь узкие, раскосые глаза да едва приметный шафранный цвет кожи. Все остальное, и фигура Геркулеса, и открытый взгляд без малейшей угодливости, и вьющиеся, а не прямые волосы, - все это не вписывалось в привычный азиатский стандарт. Картрайт даже вспомнил невесть где слышанную медицинскую шутку: