Наркомент

6

Бегом добравшись до гаража, я открыл замок и, придерживая створки ворот, стал дожидаться появления Веркиного воздыхателя. Хотелось надеяться, что его здоровый эгоизм не позволил ему похвастаться соплеменникам, куда он направляется. На зов женской плоти могла ринуться вся стая, и тогда Рубену, который наверняка занимал в иерархии одно из последних мест, достались бы только рожки да ножки.

Действительно, хрустящие по снегу шаги принадлежали только одному хищнику с шакальими повадками и лисьей окраской. И он сам спешил в приготовленную для него западню.

Дождавшись, когда Рубен оказался совсем рядом, я резко распахнул ворота, ухватил его за воротник, притягивая поближе, и дважды наотмашь ударил по лицу свободной рукой с зажатым в ней пистолетом. Получилось убедительно. Тоскливо замычав, Рубен сделал попытку опуститься на колени, как бы моля о пощаде, но я заволок его в гараж и кинул на цементный пол.

Когда я запер за долгожданным гостем ворота, в помещении стало почти темно, но ориентиром мне служил светлый от мягкого снежного сияния квадрат выхода. Туда я и потащил добычу, предварительно убедившись, что ничего более тяжелого и грозного, чем зажигалка, при ней не имеется.

Уронив бесчувственное тело на снег, я закурил и стал дожидаться, когда Рубен придет в себя. Наконец он сдавленно застонал.

– Не напрягай голосовые связки, – порекомендовал я. – Если на твой крик и сбегутся, то ты будешь к тому времени окоченевшим куском дерьма. Я не шучу, Рубен, ты знаешь.

Покряхтывая, он тяжело перевалился на спину и уставился на меня полубезумными глазами. Еще бы! Вместо покорной голой девки перед ним стоял тот, кого он меньше всего ожидал и желал видеть. Игорь Бодров собственной персоной, превратившийся вдруг из затравленного зверя в охотника. Вооруженный и очень неприязненный.

– Узнал? – осведомился я.

– Да, – согласился Рубен, проведя ладонью по щеке и разглядывая кровавый след, оставшийся на ней.

– Тогда поднимайся и топай в дом, – распорядился я, качнув стволом «зауэра». – С тропинки не сворачивай, пасть не раскрывай.

– Зачем? – спросил он с отчаянием.

– Ты же хотел с девушкой поближе познакомиться.

– Не нужна она мне, – истово воскликнул Рубен. – Ей-богу, я только…

– О боге мы с тобой беседовать не будем. Меня интересует Геворкян.

Рубен расцвел, как майская роза на снегу:

– А он как раз дома. Позвать?

Такая наивная хитрость позабавила меня настолько, что я даже улыбнулся, правда, несколько кривовато:

– Не стоит беспокоиться, Рубен-джан. Подними свою задницу и волочи ее в дом. Постарайся сделать это совершенно бесшумно.

Мы пересекли темный двор и вошли в еще более темный дом. Я погнал его на второй этаж. Прежде чем во мраке проглянул маячок в виде малинового света электрокамина, рыжий пленник дважды растянулся на лестнице, смущенно похохатывая при этом. Он изо всех сил старался выглядеть простым, безобидным парнем, чуть ли не приятелем, заглянувшим ко мне на огонек по доброй воле.

Верка, уже одетая, черной вороной сидела в углу, глядя на нас без всякого любопытства. В ее глазах вообще отсутствовало какое-либо выражение: если бы не красные отблески в них, они выглядели бы совершенно неживыми. Воспользовавшись моим отсутствием, девчонка нанюхалась до одурения, и я очень опасался за ее рассудок, хотя Рубену знать об этом было совсем необязательно.

– Присаживайся поближе к камину, парень, расслабься. А ты, Верунчик, подышала бы на свежем воздухе или с планировкой дома ознакомилась бы. У кавказцев не принято, чтобы женщина присутствовала при серьезных разговорах мужчин.

Верка сидела на прежнем месте, прямо на полу, прижавшись спиной к стене. Ее глаза были обращены на нас, но это не значило, что видела она именно эту картину: Рубена, скорчившегося на краешке матраца у камина, и меня, возвышающегося над ним с пистолетом в руке. Возможно, перед ее взором колыхались какие-нибудь фантастические желто-зеленые цветы, струились мармеладные небеса или порхали феи с калейдоскопическими глазами. Ладно, пусть сидит.

– Я хочу знать насчет рук, парень, – сказал я вкрадчивым тоном. – Насчет двух слабых женских рук. Что скажешь?

– Это не я! – воскликнул Рубен, молитвенно прижимая собственные руки к груди, наверняка сильно опасаясь за их сохранность.

– Кто же? Кто их рубил?

– Карен! Так отомстить тебе хотел!

– А ты? – я невольно поразился тому, как мягко звучит мой голос.

– Я ничего, я только… – Рубен стыдливо запнулся.

– Не стесняйся, здесь все свои. Что ты? Всего лишь трахнул ее, мою жену?

– Так все же трахали! – заныл он, словно от этого признания мне должно было стать легче.

– До или после?

– После всех. Самый последний.

Это прозвучало как веский аргумент в пользу рыжего насильника, но я не вскипел, лишь почувствовал, как дергается правая щека. Придержав ее стволом «зауэра», я сокрушенно сказал:

– Ты не понял вопроса, парень. Я повторю. Ты трахал мою жену до того, как ей отрубили руки, или уже потом, когда она не могла даже царапаться?

– До того! До того! – заблажил Рубен, торопясь довести до моего сведения еще одно смягчающее обстоятельство.

Бросив пистолет на пол, я диким зверем налетел на него, схватил за уши, развернул к пышущему жаром камину и прижал ненавистную рожу прямо к раскаленным прутьям. Мой голос доносился до меня, словно откуда-то издалека:

– Ну, заори, заори! Дай мне повод пристрелить тебя прямо сейчас!

Сидя на корточках, я ждал, совершенно позабыв о том, зачем завлек в дом Рубена. Я не мог взять пистолет и просто так всадить в него пулю. Он, словно догадываясь об этом, терпел обжигающую боль, не кричал, даже особо не вырывался, только покряхтывал, всхлипывал и распространял вокруг сложный аромат жареного и паленого.

– Б-больно, – пожаловался Рубен, стоически выдержав четверть минуты прямого контакта с жаровней.

Не знаю почему, но меня это вдруг отрезвило. Я разжал пальцы и отпустил рыжую голову, которая отшатнулась от камина с молниеносной быстротой.

– Повернись сюда!

Он подчинился, продемонстрировав мне свое несчастное лицо, украшенное поперечными полосочками, которых прежде не наблюдалось. Я сожалел… Очень сожалел, что вижу перед собой всего-навсего Рубена, а не его шефа с высокомерно выпяченной бородой. Из нее получился бы отличный факел.