Наркопьянь

 Спорить никто не стал. Покурили и пошли дальше. Лес то редел, обнажая небольшие поляны или болотца, то, наоборот, смыкался неприступной стеной елей. Мы пробирались сквозь него словно партизаны. Я воевал с пакетами: они превратились в решето. Вообще идея идти в поход с целлофановыми пакетами – одна из самых дурацких идей, какая может прийти человеку в голову, но все последние дни мы с Психом только и делали, что нарочно усложняли себе жизнь.

 Вскоре впереди показалось озеро. Заросшее камышом оно сверкало гладью чистой воды. Я обрадовался: наконец лес расступился. Макс предложил перекурить. Все согласились.

 - Идти осталось недолго, - сказал Макс, - за этим озером еще одно, а там уже начинаются скалы.

 - Это хорошо, - сказали ребята.

 - Я заебался, - сказал я.

 Все промолчали. Меня вымотал не столько путь, сколько борьба с постоянно рвущимися пакетами. Псих поддержал меня. Часть еды мы переложили к ребятам в рюкзаки. Они согласились.

 Потом мы шли еще минут сорок, то падая в топь, то взбираясь на гранитные кручи. Наконец Макс сказал:

 - Все, ребята, мы почти пришли. – Он вздохнул. – Мне теперь немного в сторону, а вам прямо по тропе. Еще километр-два – вы на скалах.

 Мы попрощались с Максом. Он ушел куда-то в лес. Мы пошли дальше. Через полчаса впереди показалось озеро, замкнутое среди скал. Вокруг озера шла дорога, забитая дорогими джипами. Вот они и сюда добрались. В смысле богатые жлобы, для которых даже русская природа – всего лишь недорогой аттракцион.

 На другой стороне озера возвышалась большая скала, которая на фоне окружавшего ее леса напоминала замершего сказочного великана. Это и был конечный пункт нашего путешествия – гора Ястребиная. Мы двинулись к ней.

 Мы обошли озеро, скользя по грязи. Грязи было много и вокруг озера, не только в лесу. Наконец начали подниматься на скалы – тут уже стало посуше. Повсюду торчали палатки и шатры разных мастей – видимо, офисный планктон выбрался проветриться на свежий воздух. Идея с походом за русской мечтой начинала отдавать гнильцой.

 Мы взобрались на ровную площадку на скальной поверхности и решили остановиться здесь. Я наконец кинул доставшие меня пакеты на землю. Устал я от них. Я сел на землю, все остальные последовали моему примеру. Мы с Психом закурили.

 - Черт, что-то я устал, - сказал Псих.

 - Это все проклятая жижа, она высасывает энергию.

 - Ага. Точно.

 Потом мы поставили палатку и принялись организовывать костер. Все отправились на поиски дров. Дров было мало – во-первых, на скалах росло довольно-таки мало деревьев, во-вторых, тут стояло лагерем столько народу, что все дрова в округе уже попросту собрали. Но что-то мы все-таки нашли. Псих приволок откуда-то здоровое бревно.

 Вскоре наш костерок взошел оранжевым цветком на гранитной глади. Тут же на площадке валялось несколько оструганных бревен, и мы сложили их вокруг костра – чтобы было на чем сидеть. Вечернее солнце медленно опускалось в зубастую пасть леса.

 Ребята принялись готовить макароны с тушенкой, а мы с Психом достали еще пива. Вокруг сновали какие-то люди, и это напрягало. Весь наш поход за великой русской мечтой летел псу под хвост. Тут было полно людей на дорогих джипах, какого-то офисного планктона, всех этих мертвецов, которые приелись еще в городе. Я сказал об этом Психу.

 - И не говори. Такое ощущение, что они повсюду. Ими пропитан воздух.

 - Ради этого стоило топать сюда почти пятнадцать километров по жиже?

 - Ради этого нет. А вот ради знакомства с жижей – да.

 Я задумался над его словами. В общем-то, Псих был прав: хотя бы ради прогулки по жиже это можно было осуществить. Я взглянул на свои ноги: до колен они были перепачканы глиной – и ботинки и джинсы. Плевать. Я глотнул пива.

 Псих достал таблички из сарая и разглядывал их. Я лег на спину и смотрел на небо, по небу плыли облака. Где-то кричали, кто-то кого-то звал. Залаяла собака. По верхушкам елей пробежался ветер, они зашумели своими приглушенными задумчивыми голосами.

 Вскоре еда была готова, и мы сели подкрепиться. Только теперь я почувствовал, насколько я голоден. Все это время мысли о еде вытеснялись мыслями о рвущихся пакетах и назойливой жиже. Сейчас же в желудке заурчало так, словно он готов был принять слона целиком. Я набросился на еду.

 Поев, мы спустились к озеру и помыли посуду. Потом вернулись назад на скалу, я лег и закурил. Псих сделал то же самое. После небольшого спора ребята решили пойти на гору и спуститься с нее в альпинистском снаряжении. Позвали нас, но мы отказались. Ну их к черту – эти буржуазные ценности с непременной работой и экстремальными увлечениями в свободное время. Вся моя жизнь была тем еще экстремальным увлечением. Я мог дать фору любому альпинисту, сноубордисту и… чем еще они там занимаются?

 Ребята ушли. Мы с Психом уселись у костра и достали водку. Запивать решили водой, а закусывать черным хлебом.

 - Все гениальное просто, - сказал Псих, наливая водку в кружки.

 - Согласен. Все, что нас не убивает, нас делает сильней. Будем.

 Мы выпили. Закусили хлебом. Солнце закатилось за верхушки елей. В лесу принялась куковать кукушка.

 - Даже боюсь спросить, сколько мне лет осталось, - сказал Псих.

 - Такими темпами – немного, - я улыбнулся.

 - Да не, мы крепкие, мы из жижи растем. Не то что эти, - Псих мотнул головой, - которые на джипах прикатили.

 - Жижевики.

 - Кто?

 - Жижевики. Это я про нас.

 Псих засмеялся. Потом налил еще по одной.

 - Ну, за жижевиков!

 - Давай.

 Водка окатила пищевод приятным теплом. Я не чувствовал опьянения, скорее какую-то приятную слабость, растекшуюся по всему телу. Хотелось застыть на этом месте и стать куском скалы. Я вспомнил, как лет пять назад потерял на скалах гашиш и решил, что его утащили муравьи. Я рассказал об этом Психу. Псих снова засмеялся:

 - Вот у муравьев праздник-то был.

 - Да. Представляешь, приходит каждый муравей вечером в муравейник, а главный муравей и спрашивает: мол, что ты за день сделал, чего в муравейник принес. Ну, все и отвечают: кто палочку, кто соринку, кто личинку какую-нибудь. А тут один выходит и говорит: а я гашиш принес. Думаю, на следующий день весь муравейник на работу не вышел…

 Мы засмеялись.

 - А того муравья главным муравьем избрали после этого, - смеясь, сказал Псих.

 - При условии, что у муравьев, конечно, демократия.