Наркоза не будет

– А что я за это должен? Отдаться?
– со смешком спросил куритель "Астры".

Рита усмехнулась и покачнулась не носках.

– Ты художник?
– она медленно спускалась по ступенькам.

– Ну... допустим... И что?

– Да так... пытаюсь угадать. Вы тут все на тараканов похожи, не отличишь... актеры еще более менее следят за собой...

– Ну-у-у-у-у-у-у...
– обиженной трубочкой вытянув губы, возмутился художник.
– Тараканы говоришь? А ты чего тут среди тараканов тогда ищешь?

– Ха... обиделся!
– Рита вздохнула и протянула ему пачку "Давидоф". Кури, Пикассо... Я так пошутила, от скуки.

– Да?
– художник изобразил подобие улыбки.
– Давай! Попробуем твоего дерьма.
– Он аккуратно затушил свою "Астру" так, чтобы потом можно было докурить, и взял сигарету.
– Да-а-а. Неплохо. Ну и?

Рита вздохнула, усаживаясь на подоконнике. Помолчала минуту. Художник терпеливо ждал, что она скажет.

– За водкой сходишь?
– спросила она, шурша в кармане бумажками.

– За водкой?... за водкой... ну, отчего же не сходить. Схожу. С горя или от скуки?

– По привычке, - Рита посмотрела ему в глаза и протянула деньги. Давай скорее, а то мне тут без тебя будет грустно очень. Ты, наверно, сумасшедший. Все художники сумасшедшие.

– Сумасшедшие, - согласился он добродушно и, спрыгнув с подоконника, отряхнул костлявый зад.
– А ты не хочешь в моей комнате посидеть? Здесь как-то... Правда у меня там сосед... хы-хы. Но он спит...

– Нет. Никаких соседей, только ты и я.
– Рита выпустила дым и поторопила его.
– Давай бегом... И попробуй только говно какое-нибудь взять! Я тебе устрою!

Парень с грохотом в два прыжка преодолел пролет и потопотал этажом ниже. Дважды хлопнула дверь, и звук шагов заметался в колодце лестничного пролета .

От скуки Рита стала читать надписи на стене, потом взгляд ее наткнулся на кучку использованных одноразовых шприцов. "На сцене не ширяться" вспыхнула надпись в голове, потом проявилось хохочущее лицо Лоера. И ее снова потащило в мутные куски воспоминаний.

Больше всего ее сейчас мучил один вопрос. Лезть в дело Лоера, как она мысленно окрестила историю, или не лезть? По сути конечно это было дело Леры. Но про Леру информации было минимум. Зато рыжий любитель скарабеев вырисовывался в воображении Риты Танк довольно подробно. Было ясно, что во-превых, никакой он не крутой. Крутые перцы сами музыкантов не нанимают. Так. Администратор на побегушках. Лера, пожулуй, покруче его была бы. Во-вторых, все это связано с наркотой и сопутствующими товарами. Музыка, книжонки всякие про "путешествия" и "просветления", майки, сумки, джинсы. Наркотуризм. Что там еще? А в конце все равно одно и тоже - деньги.

Вернулся Пикассо.

– Так, может, пойдем в комнату?
– спросил он, потирая красный нос.

– Успокойся... Колбаски взял? Голодный студент... Я, правда, тоже жрать хочу, как из пулемета. Молодец. Открывай, наливай.

Рита схватила кусок колбасы и жадно стала его жевать.

– Боже! Как я давно не ела! Колбаса - это круто! Наливай! Чего ждешь?

Пикассо оторвал зубами крышку и неровной струей наполнил два пластиковых стаканчика.

– За тебя! Мое солнце! Моя принцесса Диана!
– он протянул руку, чтобы обнять Риту за талию.

Но Рита хихикнула на "принцессу Диану" и довольно крепко шлепнула его.

– Я не говорила хвататься, я говорила: "Выпить водки". Ты чувствуешь разницу, Пикассо? Давай! За тебя!

– Она толкнула его стаканчик своим и хлопнула.

– А тебе не интересно, как меня зовут?
– спросил Пикассо.

– Нет. Ты для меня всегда будешь Пикассо.

– Напрасно, - покачал головой Пикассо.

– Может, ты еще мне свои шедевры показывать захочешь?

– Ну... А что?

– Давай лучше еще выпьем. Я устала от графических тестов.

Пикассо обиделся, но водки налил. Угрюмо опрокинул в себя стакан, не зная что решить. От водки уходить не хотелось, но и гордость прищемило изрядно.

– Послушай!
– сказал он не без резона.
– Если мы будем пить, мы должны или трахаться или трендеть. Трахаться ты не хочешь, а говорить о живописи ты мне запрещаешь. А что тогда?

Рита несколько подобрела и, зевнув, передумала:

– Ладно, неси.

– Вот! Это другое дело.

Он опять скатился по лестнице и вернулся через пару минут с ворохом листов.

Протянув Рите свои шедевры, он вытянул из пачки еще сигарету и закурил.

Рита знала, что он сейчас нервничает, трепещет и кидает исподлобья выжидательные взгляды, пытяясь предугадать реакцию. Но она не спешила. Перебирала листы с выражением легкого пренебрежения. Вся стопка изображала баб. Голых баб. Декаденствующих, сиреневых и зеленоватых. В жемчугах, в роскошных складках тканей. Нереальные томительные отблески закатов и сумерек брезжили на этих листочках.

– Красиво, - с уважением сказала Рита и спросила.
– Продается?

– Продается, - вздохнул тот.
– Но не так хорошо, как хотелось бы. Галерейщики - суки.

– Почему?

– Да им плевать на художника! Их мечта, чтобы художник принес им готовую выставку и умер. Ненавижу. Брошу, наверное, живопись. Мне тут кой-чо предлагают. Рисовать тоже, но такое... они точно заплатят.

– Баксы что ли подделывать?
– пошутила Рита.

– Не. Не баксы. Шедевры, блин, старых сдохших уже, мастеров!

– А в театре?

– В театре да. Ну че в театре. Надо ж тоже, чтоб тебя взяли...

– Да-а...
– протянула Рита.

В руках у нее остался последний лист. На нем был изображен лысый человек в черном сюртуке. Рите он показался знакомым. Нет. Конечно, это не из Кошиного дневника. Там ведь нет рисунка этого человека, откуда-то из другого места. Хотя и странно. Почему бы ей его не нарисовать?

Рита поднесла листок к глазам, чтобы подробнее разглядеть.

Но Пикассо вырвал лист со словами:

– Это не надо... Это так... Ну как тебе?

– Ну ничего так, - вздохнула Рита.
– Неплохо. Я же сказала.

– Купишь? Недорого.

– Да мне не надо, - отмахнулась Рита.
– Мне вешать некуда! Ну хорошо. Недорого сколько?

– Ну хоть за сотку. Рублей. Водки куплю или пожрать, - трепещущим голосом, сглатывая слюну, сообщил Пикассо.

Она дала ему сотку и выбрала самый маленький рисунок.

Увидев, что художник заулыбался, Рита усмехнулась:

– Мало же тебе для счастья нужно. Давай еще по стаканчику.

Они хлопнули еще, и Рита, оставив Пикассо полбутылки, отправилась назад к потрепанной тетрадочке.