Народ, или Когда-то мы были дельфинами.

Кокс поглядел на зрителей, раскланялся и помахал рукой, как музыкант, только что сыгравший очень сложный фортепианный концерт. Но охотники за черепами глянули на него так, словно он маленький мальчик, который обмочился и похваляется этим.

Дафна всё ещё пыталась осознать слова Мау про верёвку, но поверх этого всплыла мысль: «Три выстрела подряд! У голландского капитана был не пистолет, а револьвер!»

— Думаю, пора. Пилу, наверное, уже достаточно заморочил им головы. Переводи, пожалуйста, мои слова на язык брючников.

Она не успела и возразить, как он зашагал по пляжу. Собравшиеся в кучку не успели опомниться, как он уже растолкал их и стал посреди круга, лицом к охотникам за черепами.

— Кто сказал, что наши пушки не стреляют? — громогласно прокричал он. — Хватит споров! Огонь!

Наверху, на утёсе, Безымянная Женщина, или Женщина — Бумажная Лиана, которая до этого сидела, послушно скрючившись над зелёной пушкой, поднесла шнур к запалу и, как было велено, очень быстро отбежала в сторону. Она постояла за деревом, пока не затих грохот, а потом ещё быстрее прибежала обратно. Она не обращала внимания на пушку, окутанную облаком пара, и смотрела на лагуну.

Ядро упало посреди лагуны, и три лодки перевернулись. В воде бултыхались люди. Она улыбнулась и оглянулась на пушку. Без единого слова Безымянная Женщина упросила остальных, чтобы ей разрешили выстрелить. Разве не она собирала бумажные лианы? Разве не она плела из них верёвки с рассвета до заката, вплетая в них неистощимую ненависть из собственного сердца? Разве Мау не видел, как она помогала Пилу заделывать трещины в стволе металлическими пластинами? Разве он не видел, как бережно она обматывала верёвками пушку, слой за слоем, и каждый слой был прочен, как её жажда мести?

Он видел. И верёвки выдержали. Узкие полоски бумажной лианы удержали красный гром внутри пушки.

Она вернулась к дереву, взяла своего ребёнка из колыбельки, сплетённой из бумажной лианы, поцеловала его и зарыдала.

— Мы снова будем стрелять, — закричал Пилу, пользуясь всеобщим замешательством. — Мы уничтожим ваши большие каноэ. Мы бросили вам вызов! Вы должны принять его! Или хотите плыть домой?

Охотники за черепами сгрудились вокруг Кокса, который ругал их последними словами.

— Что вам терять, мистер Кокс? — прокричала Дафна, перекрывая шум. — Неужели вы сомневаетесь в своей победе?

А потом прошипела на островном языке:

— Мы потопим все ваши каноэ! Наши пушки хорошо охраняются! — Мау что-то шепнул ей, и она добавила: — Мистер Кокс, если вы возьмёте в руки оружие в кругу Каханы, они убьют вас. Это против всяких правил!

Раздался гулкий стук. Это Мило колотил себя кулаками в грудь.

— Кто со мной сразится? — закричал он. — Кто со мной сразится?

— Ладно! Я буду сражаться! — рявкнул Кокс. Он оттолкнул нескольких прилипал и отряхнул пыль с рубахи.

— Видишь, как тяжело быть королём в здешних местах? — пожаловался он Дафне. — Небось, «медвежьи шкуры» [13] так не ополчаются на своего короля! Это форменный мятеж!

Он злобно поглядел на Мило.

— Я буду сражаться с этим, здоровенным, — сказал он. — В такого легче попасть.

— У тебя ведь был план? — прошипела Дафна, обращаясь к Мау. — Ты ведь не дашь ему застрелить Мило насмерть?

13

Личная охрана британского монарха.

— Да, у меня есть план. Нет, он не застрелит Мило. Мы хотели сказать, что Мило — вождь, только если на поединок выйдет кто-то из охотников за черепами, потому что Мило победил бы. Но я не могу позволить, чтобы Кокс его застрелил. Он слишком большой, в него легко по…

Дафна стала наконец понимать, и у неё окаменело лицо.

— Это будешь ты, да? Ты собираешься с ним сразиться?

Её оттеснили — это Мило уронил огромную руку на плечо мальчика, отчего Мау поневоле слегка скособочился.

— Слушайте меня! — закричал он охотникам за черепами. — Я не вождь! Мау — вождь! Он побывал в стране Локахи и вернулся оттуда. Он отпустил на волю мертвецов. Боги спрятались от него в пещере, но он их нашёл, и они раскрыли ему тайну мира! И ещё у него нет души.

«Японский бог!» — подумала Дафна. Однажды, когда ей было восемь лет, один лакей выругался при ней этими словами, и его за это уволили. До плавания на «Милой Джуди» она считала, что это самое плохое ругательство на свете. Ей и до сих пор так казалось.

Японский бог! Обычно Мило столько не говорит и за целый день! Эти слова словно исходили из уст его брата — они были правдой, замаскированной под ложь, и почему-то отдавались эхом в голове. Кажется, у вражеских воинов они тоже отдавались эхом в голове. Воины изумлённо уставились на Мау.

Тяжёлая рука опустилась и на плечо Дафны.

— Эй, барышня! Мне придётся стрелять в этого сопляка, верно? — спросил Кокс.

Она резко повернулась и сбросила его руку. Но он крепко ухватил её запястье.

— Я бы могла вас застрелить, Кокс, что бы вы там ни говорили!

Он засмеялся.

— Никак нашей барышне понравилось убивать? — спросил он, приблизив своё лицо вплотную к её лицу. — Только имей в виду, я всегда думал, что отравление не считается. Интересно, он позеленел? А в горле у него булькало? Но ты молодец, вышибла Поулгрейву, мартышке чёртовой, два передних зуба… Надеюсь, он не пытался тебя лапать? Если пытался, я его застрелю. Впрочем, я его и так вчера застрелил, говнюка такого, извините, что я по-французски…

Дафне удалось выдернуть руку.

— Не смейте меня трогать! И не смейте даже намекать, что я похожа на вас! Не смейте…

— Хватит.

Мау не кричал. Громче его слов кричало копьё. Оно было направлено в сердце Коксу.

Несколько секунд никто не двигался, а потом Кокс очень медленно, рассчитывая каждое слово, произнёс:

— Никак это твой миленький? Ах, ах, что скажет наш папочка? Боже, боже! Да ты его ещё и разговаривать научила!

Людоедский двойник премьер-министра встал между ними, воздев руки, а остальные вдруг начали грозить копьями и дубинками.