Народная Русь

Но чем ближе время идет к свадьбе, тем все более и более свыкается сговоренная-«пропитая» девушка со своим замужеством. И хотя, по словам другой песни, «скоры ноженьки» — при одной мысли о расставанье с девической беззаботностью — «подламываются, белыя рученьки опускаются, ретиво сердечушко пугается», но оно, это самое «ретиво сердечушко разгарчивое», само уже «ко тому ли ко чужанину добру молодцу приклоняется», собирается оно вслед за последними пташками перелетными отлетать из теплого гнезда родимого, годами насиженного.

Собираются с Покрова на отлет, однако, не только одни девушки красные: на Покров улетают, по старой примете, и последние журавли. Если раньше улетят — «быть холодной зиме», — говорит деревня, зорко приглядывающаяся к жизни окружающей ее природы. «Коли белка в Покров чиста (вылиняла) — зима будет хороша!» — можно услышать в Пермской и других северо-восточных губерниях.

К Покрову заботится каждый хороший домохозяин, убравшийся с хлебом, «ухитить» свою хату: проконопатить углы, привалить заваленки. «Захвати тепла До Покрова: не ухитишь до Покрова — изба будет не такова!» Всему есть пора, всему — свое время: «Батюшка Покров не натопит хату без дров».

Накануне Покрова молодые деревенские женщины сжигают в овине свои старые соломенные постели. Этим, по суеверному обычаю, охраняются молодухи от «призора недоброго глаза». Старухи сжигают в это же самое время изношенные за лето лапти, думая исполнением этого «прибавить себе ходу на зиму». Ребятишек обливают перед Покровом водою сквозь решето, на пороге хаты. Это делается, по старинной примете, в предохранение от зимней простуды.

С Покрова, — говорят в народе, — перестают бродить и колобродить по лесам лесные хозяева, лешие. При расставанье со своею полной волею, они ломают немало деревьев, вырывают с корнями кусты, разгоняют зверье по норам, а затем и сами проваливаются сквозь землю до самой весны зеленой, растопляющей своим теплом снега-льды. В канун Покрова целый день воют они, стараясь перекричать ветер; и ни мужик, и ни баба, ни ребята малые не подойдут в этот день к лесу — из боязни, чтобы лесной хозяин не натешился над ними напоследок. «Леший — не свой брат, переломает косточки не хуже медведя!» — говорят в суеверной деревне, не расстающейся до сих пор со своими отжившими время поверьями, обычаями и поговорками.

С Покровских вечеров народ начинает загадывать о зимних работах. «Зазимье — за собой засидки ведет, засидки — заработки. Зимой не поработаешь, весна тебе, лежебоку, брюхо с голоду подведет!» — говорят на севере, не привыкшем к тому, чтобы своего хлеба хватало от одной новины до другой.

XLIII Свадьба-судьба

Назимний месяц октябрь недаром слывет и «свадебником»: едва ли в какое-нибудь другое время если не играется в народной Руси стольких свадеб, так налаживается столько сговоров, как с Покрова до Кузьминок (1-го ноября). «Батюшка Покров, кроешь ты (снегом) землю и воду, покрой и меня молоду!», «Матушка Пятница-Прасковея, пошли женишка поскорея!» — еще загодя приговаривают заневестившиеся девушки красные, дожидаючись этих заветных свадебных дней. Придет Покров, и загремят-зазвенят по деревенским дорогам бубенчики-погремки веселых поездов, раздадутся по избам свадебные песни — то хватающие своей грустью за душу, то веселящие русское сердце залихватской удалью.

«Уже что я сижу, думаю, уже что я сижу гадаю уж своим я глупым разумом», — голосит, словно причитает невеста, незадолго перед тем только и думавшая-гадавшая о своем женихе-суженом:

«У меня ли горе нечутко, У меня, младой, горя круты горы, Уже слез-тo — реки быстрыя, Все поля горем насеяны, Все сады горем изнасажены: Не дали-то мне горькой, Не дали мне горемышной Во девушках насидетися, Со годам соверстатися, С умом с разумом собратися, Лицо бело понаполнити, Русу косыньку повыростить, Алу ленточку доносити!»

И ко своему «кормнльцу-грозну-батюшке», и к «радельщице-государыне-матушке», и к «подруженькам-голубушкам», и к «братцу милому с молодой женой невестушкой», и к тетушкам-дядюшкам обращается «горемышная», на чужу-дальню сторону выдаваемая-«пропиваемая» красна девица, в песнях «ронит слезы горючия», просит-молит повременить со свадьбою. Все делается честь-честью, по дедовской старине, по заведенному обычаю. В ответ-отповедь растужившейся-расплакавшейся просватанной девице поют ее подружки, поют — жениха удалого добра-молодца выхваляючи, сулят ей за ним радостное житье-бытье. У него (жениха-света), на его ли на родной сторонушке, по их уверениям:

«Берега-то садовые, А вода-то медовая: Свекор — что батюшка, А свекровушка — что матушка, Деверья — что братички, А золовушки — что сестрицы…»

Но, несмотря на то, что — по словам песни — у жениха-то и «кудри, кудри русыя, на кудрях, кудрях — шляпа черная, шляпа черная с позументами», невеста продолжает петь-голосить, плакать-причитать, выполняя обычай — завет седой старины, считающей свадьбу «судом Божиим» и «судьбою», приговаривающей в своих поговорках, что: «Суженого и конем не объедешь!», «Где суженое — там и ряженое!», «Что судьба даст, с кем жить приведет — с тем и век вековать!», «Всякая невеста своему жениху невестится!», «Смерть да жена — Богом суждена!» и т. д.

«Встану я раб Божий, благословясь; пойду — перекрестясь, во чистое поле», — говорится в одном из русских простонародных заго-воров на свадьбы, — «стану на запад хребтом, на восток лицом, позрю-посмотрю на ясное небо: со ясна неба летит огненная стрела; той стреле помолюсь-покорюсь, спрошу ее: куда полетела, огненна стрела? — Во темные леса, в зыбучия болота, в сырое кореньё! Ох ты, огненна стрела! Воротись, полетай — куда я тебя пошлю: есть на Святой Руси красна девица (имярек)… Полетай ей в ретивое сердце, в черную печень, в горячую кровь, в становую жилу, во сахарны уста, в ясныя очи, в черныя брови, чтобы она тосковала-горевала весь день — при солнце, на утренней заре, при младом месяце, на ветре-холоде, на прибылых днях и на убылых днях отныне и до века!» Это уцелевшее до сих пор в народной памяти заклятие невольно напоминает об одной из старинных русских сказок, в которой царь дает своим сыновьям, посылаемым на поиски за невестами, такой приказ: «Сделайте себе по самострелу и пустите по каленой стреле: чья стрела куда упадет — с того двора и невесту бери!»

Верный заветам пращуров, русский пахарь-народ смотрит на заключение брака глазами суеверных предков, в жилах которых текла кровь отдаленных поколений, соединявшихся неразрывными-вековечными узами перед идолами Светлояра, Световита, Даждьбога и других покровителей плодородия. «Придет судьба — и руки свяжет!», «Что сужено — то связано!», «Связала судьба по рукам — не развязать до веку!» — говорят на Руси.

По словам простонародной мудрости — «Женитьба есть, разженитьбы нет». Осмотрительность при выборе жены — первое дело. «Жениться — не лапоть надеть!», «Жениться — переродиться!», «Женишься раз, а плачешься век!», «Идучи на войну — молись; идучи в море — молись вдвое; хочешь жениться — молись втрое!», «Жениться недолго, да Бог накажет — долго жить прикажет!» — замечает народ по этому поводу. Смешливые краснословы приговаривают о женитьбе и такие, подслушанные В. И. Далем, слова-речи, как: «Здравствуй женившись, да не с кем жить!», «Женится медведь на корове, рак на лягушке!», «Не страшно жениться — страшно к попу приступиться: женись — плати, крести — плати, умирай — плати! Уж бы за один раз: помер да и заплатил!», «Питер женится, Москва замуж идет!», «Женится Иван Великий на Сухаревой башне, в приданое берет четыре калашни!», «Не кайся рано встамши, а рано женимшись!», «Женьба — не гоньба, поспеешь!», «Постой, холостой, дай подумать женатому!»

Хоть и сваты-свахи ладят свадьбы на Руси, да улаживает их, по непреклонному разумению деревенского люда, только сама судьба. «Много сватается, да одному достанется!» — говорит он, прибавляя к этому крылатому словцу целую стаю других, вроде: «Сватались к девушке тридцать с одним, а быть — за одним!» Но одновременно с этим готова повторять деревня и такие изречения, как:

«Не выбирай, жених, невесты, выбери сваху!», «Сваха и чужие грехи на душу принимает!», «Подружки плетут косу на часок, а сваха — навек!». Но на долю этой устроительницы свадеб достается немало и от народного смехословия, рисующего ее в таких красках: «На сватенькиных речах — как на санях, — хоть садись да катись!», «Сваха видела, как батрак теленка родил!», «Сваха на свадьбу спешила, рубаху на мутовке сушила, повойник на пороге катала!», «И добрый сват — собаке брат!», «За чужую душу сваха со сватом божатся, а про свою запамятовали!».

Хотя, по народному слову, «невеста — не жена, можно и разневеститься!», но ей — «везде почет», потому что: «Много невест разбирать — женатому век не бывать!», «Везде много невест, да до венца!», «Невеста — не невестка, с ней не заспоришь!», «Всякая невеста ждет своего места!», «Невесте нет чести — жених без ума!», «Жених с невестой — что князь со княгиней!». Старина, ко всякой примете внимательная, на всякую честь очестливая, так и завещала народной Руси величать новобрачную чету князем да княгинею. Да и свадьбу зовут в иных местах, по ее завету, «княжьим пиром», «княженецкими столами».