НАРОДНОСТЬ, НАРОД, НАЦИЯ...

Из-за столь ограниченного воззрения на философскую этику, представления об обществе у Маркса и его ортодоксальных последователей, в том числе у Ленина, оказывались схематическими, оторванными от природного происхождения человека, от окружающей его природы, от его этнической или расовой принадлежности. Такими же схематическими, оторванными от природного происхождения человека были объяснения причин возникновения государства и его развития, а так же выводы об отмирании государства в будущем. При этом невнятной была связь между государственным и общественным развитием, неубедительно доказывалось, почему происходили упадок и гибель государств и цивилизаций, каждого общественного строя, так как непонятно было, почему же наступал непреодолимый кризис производственных отношений. И уж совсем путанными выглядели объяснения, что такое нация, чем она отличается от народа, а народ от народности.

Схематичность большевистской философии приводила к схематичности политических целей, которые она обслуживала. Науке не позволялось изучать целые области общественного бытия и общественного сознания, обусловленные психическими, этническими, расовыми особенностями человеческого поведения. Воззрения на будущее коммунистическое общество отрывались от строгого научного обоснования, превращались в незыблемый механистический идеал, в котором человек усреднялся, превращался в обезличенный элемент, винтик при механистическом строительстве великого здания общечеловеческого имперского бытия. Движение к соответствующему умозрительному идеалу становилось главным смыслом политической практики. Получалось так, что в непримиримой борьбе с христианским идеализмом Лениным создавался новый, большевистский коммунистический идеализм, на этот раз усовершенствованный и приспособленный к экстенсивной индустриализации отсталых стран и их управляемому раскрестьяниванию. Такой идеализм позволял снимать непримиримость противоречия между городским и крестьянским мировосприятием в идеале народного коммунистического общества, идущего к историческому отмиранию и растворению среди всемирного человеческого общежития.

Несмотря на указанные ошибки и ограниченность, марксистская философия механистического диалектического материализма оказалась именно той философией, которая была необходима и достаточна для осуществления русской народной Реформации в эпоху набирающей влияние на ход цивилизационного развития индустриализации. Преобразованная Лениным в общественную политическую философию, она позволила ему создать совершенно новое в мировой истории мировоззрение, как переходное от идеалистического к научному. В ленинском коммунистическом мировоззрении благодаря философии диалектического материализма постоянно подчёркивалось его естественнонаучное обоснование, и естественная наука виделась основой будущего индустриального производства и индустриальных общественно-производственных отношений. Целью же диктатуры пролетариата, как режима реформационной замены русского православного народного мировоззрения этим коммунистическим народным мировоззрением, провозглашалось долгосрочное движение к новому историческому строю, в котором будет господствовать естественнонаучное отношение к действительности. Именно в этой особенности ленинизма оказалось зерно чрезвычайной прогрессивности русской коммунистической Реформации. Русская коммунистическая Реформация, начатая Великой социалистической революцией 1917 года, стала подготавливать русское городское сознание к деятельному созиданию нового исторического строя через революционное и манихейское отрицание идеалистического строя. Она преобразовывала русское городское сознание в самое передовое этническое сознание в мире, нацеливала его на переход к новым, неидеалистическим общественным отношениям.

Глава VIII. ОТ ИДЕАЛИСТИЧЕСКОГО СТРОЯ К НАУЧНО-ПРОМЫШЛЕННОМУ СТРОЮ

1. Национальный средний класс

Во второй половине девятнадцатого столетия в нескольких европейских державах и в США государствообразующие этносы показали способность оттолкнуться от истории становления народных обществ, чтобы перейти к невиданному прежде уровню развития городских социально-производственных отношений. Благодаря таким способностям государсотвообразующих этносов, эти державы встали на путь индустриализации, и производительные силы достигли в них нового качества цивилизационного воздействия на окружающий природный мир и всё человечество. При индустриализации создавались совершенно новые виды транспорта и связи, неуклонно возрастала производительность труда, а на фабриках и заводах поточным способом производилось столько товарных изделий, что торговцы распространяли индустриальные товары повсюду, заполняли ими рынки стран всего мира.

Поскольку в коммерческие отношения с промышленными капиталистическими державами, а именно с Великобританией, с Францией, а во второй половине девятнадцатого века и с США, так или иначе втягивались остальные страны мира, постольку все противоречия рыночного капитализма отражались и на них, и тем серьёзнее, чем существеннее были у них торговые связи с капиталистическими державами. Промышленное индустриальное производство непрерывно укрупнялось, усложнялось, шире и основательнее вовлекало инженерию и естественную науку в технологические процессы изготовления товарной продукции и в разработки всё новых, всё более совершенных средств производства и товаров. Непрерывный рост производительности труда, энерговооружённости производства стал причиной возникновения циклов перепроизводства городских товаров, чего не знала ни одна цивилизация прошлого, и вызываемые перепроизводством кризисы товарно-денежного обмена распространялись на все страны, вовлечённые в такой обмен с индустриальными капиталистическими державами. Порождённая британским кризисом перепроизводства индустриальных товаров депрессия мировой капиталистической экономики, которая разразилась в 30-40-х годах девятнадцатого столетия, затронула все страны, отразилась на всех континентах, что показало начало выстраивания мировой цивилизации. Выход из этой самой первой и последующих депрессий становился возможным единственно на пути перехода к новым технологиям, к изготовлению новых поточных товаров, к ещё большей производительности труда, упорядочиванием и ростом мирового товарно-денежного обмена, который происходил вокруг индустриальных капиталистических держав Европы. Европейские капиталистические державы становились центром мирового цивилизационного развития, примером для подражания. Ибо экономического подъёма и обусловленного им военно-технического могущества индустриальных держав устремились достичь все другие государства, перенимая у европейских индустриальных держав их культуру, чтобы посредством насилия государственной власти развивать собственные городские социально-производственные отношения.

Кризисы перепроизводства резко ускоряли эволюционное и революционное общественное развитие во всём мире, но в первую очередь в самой Европе. Они оказывались самыми опасными для политической устойчивости в капиталистических и через торговлю и финансовые отношения тесно связанных с ними странах, в первую очередь в соседних к ним европейских феодально-бюрократических государствах. При таких кризисах лавинообразно нарастали банкротства предприятий, рынки труда накрывал вал переизбытка безработных, а вся хозяйственная деятельность повсеместно давала сбои или замирала. В условиях кризиса перепроизводства обострялись все социально-политические противоречия, в том числе противоречия между коммерческим и промышленным интересом, так как сбои в товарных поставках подстёгивали спекуляцию и одновременно увеличивали значение коммерции при сбыте товаров, что вело к росту совокупных спекулятивно-коммерческих капиталов за счёт сокращения промышленных капиталов и вызывало галопирующую инфляцию. Следствием становилось то, что возбуждались этнические традиции родоплеменных отношений, направленные против не способной справиться с кризисом государственной власти. А там, где государственная власть оказывалась особенно ослабленной, происходили социальные или буржуазные формационные революции. Испытывая страх перед внутренними социальными потрясениями, господствующие классы промышленных капиталистических держав всеми мерами старались ослабить кризисы перепроизводства и любой ценой преодолеть их, в первую очередь в своих странах за счёт других стран.

Чтобы ослабить кризис перепроизводства, отдалить его наступление, надо было усиливать управленческие возможности государственной власти, посредством неё расширять внутренние и внешние рынки сбыта промышленной товарной продукции. Для расширения рынков сбыта внутри своей страны был только один путь: поощрение потребления промышленных товаров и увеличение покупательской способности населения. Но в таком случае требовались существенные изменения государственных отношений на основе прав гражданства и двойной этики и морали, что позволяло перераспределять между своими гражданами часть капиталистических прибылей от эксплуатации, как внешних рынков, так и не граждан или имеющих ограниченные права гражданства. Для этого надо было отказываться от имперского христианства с представлениями об общечеловеческой этике и морали и выстраивать гражданские общества, то есть общества, в которых гражданские права становились привилегией, позволяющей соучаствовать в политическом перераспределении доходов участников государственных отношений. Иначе говоря, для этого надо было двигаться в направлении возрождения полисных государственных отношений на новой ступени исторического развития через отрицание идеалистического строя и народных обществ. Поэтому идеал национального общества стал приобретать всё более явные черты полисного гражданского общества с параязыческим мировосприятием. К такому идеалу поневоле приходилось приспосабливать и протестантскую и социалистическую идеологию.

Расширение внешних рынков тоже обуславливалось становлением гражданских обществ, обществ двойной этики и морали. Оно достигалось, с одной стороны, постоянной военно-политической экспансией, непрерывной колонизацией, при которой хозяйственная жизнь в колониях подстраивалась государственной властью индустриальной державы под задачи обслуживания промышленного производства и её финансовой столицы-метрополии. С другой стороны, оно решалось использованием военно-политического, финансового и экономического влияния на другие, менее развитые государства, чтобы те открывали свои внутренние рынки для сбыта промышленных товаров. В колонии и сферы влияния не допускался или в них ограничивался сбыт промышленных товаров иных капиталистических индустриальных держав, что вызывало соперничество между такими державами в стремлениях захватить ещё независимые от них страны и территории. За счёт бурного наращивания материальной и военной мощи промышленные капиталистические державы за несколько десятилетий превратили отсталые страны и континенты в колониально-потребительские и сырьевые придатки своих экономических, финансовых, юридических и культурно-политических систем организации общественно-производительных сил.

В отличие от капиталистических держав в феодально-бюрократических империях, таких, как Россия или Германия, индустриальное производство создавалось в иных условиях. Городские рыночные производственные отношения, рыночная культура капиталистического способа хозяйствования были в них отсталыми относительно капиталистических держав, а накопленные капиталы значительно уступали в возможностях осуществлять капиталовложения в развитие и совершенствование индустриального производства. Необходимость бороться за независимость государственной власти, за собственные цели и интересы заставляла господствующие в них военно-бюрократические круги, учреждения феодального управления переходить к индустриализации производства сверху. Для чего ими строго ограничивался доступ иностранных товаров на внутренний рынок, и индустриальное производство развивалось за счёт государственного управления, правительственными заказами, посредством планирования и регламентирования хозяйственных и социальных производственных отношений, созданием различных льготных условий для предпринимателей при эксплуатации наёмного труда и внутренних источников сырья. Соответствующая индустриализация являлась экстенсивной и основанной на малоквалифицированном, низкооплачиваемом труде. Чтобы увеличивать внутреннее индустриальное производство, феодально-бюрократическим державам приходилось, во-первых, привлекать внешний, в том числе заёмный капитал, однако при этом у желающих осуществлять капиталовложения свобода выбора отраслей для капиталовложений ограничивалась жёстким военно-управленческим надзором. А во-вторых, ими расширялся собственный, регламентируемый рынок, что делалось военными захватами сопредельных с ними слабых или ещё более отсталых стран и заморских земель, включением этих стран и туземного населения присоединённых земель в свои имперские феодально-бюрократические государственные отношения. Такое развитие совершалось через идеалистическое обоснование имперской монархии и отрицания, как двойной этики и морали, так и национального гражданского общества государствообразующих этносов.

К началу 20 века несколько капиталистических держав и европейских феодально-бюрократических империй впервые поделили весь мир на так или иначе подвластные части, в которых они осуществляли наиболее выгодное для развития внутреннего индустриального производства колониальное управление. После этого мировые кризисы перепроизводства стали приобретать предельную остроту, что стало причиной стремления каждой индустриальной державы осуществить силовой передел сфер колониального влияния. Под воздействием таких стремлений создавались военно-политические союзы одних индустриальных держав против других, в данных державах усиливалась милитаризация всех сторон жизни, в неё вовлекались все участники индустриальных производств: в том числе зависящие от рынка труда рабочие и служащие, мелкая буржуазия.

Но преодолевались кризисы перепроизводства не переделами сфер влияния, а переходом к созданию новых видов товаров, выпускаемых на новом технологическом оборудовании, и совершенствованием потребительских свойств старых товаров. Новые виды товаров вызывали резкое повышение спроса на них, а это привлекало в обновление производства самих товаров и средств производства значительные капиталы, способствуя обновлению производительных сил промышленных государств. Обновление же производительных сил диалектическим образом зависело от обновления культуры производства, от совершенствования производственных отношений всех участников таких отношений. Иначе говоря, кризисы перепроизводства давали толчки существенному, эволюционному или революционному, совершенствованию производственных отношений в промышленных державах, которое в свою очередь обуславливалось существенным совершенствованием в них идеологических и управленческих отношений, общественных отношений государствообразующих этносов. Именно способность к совершенствованию социально-производственных и общественных отношений стала мерилом способности выходить из кризисов перепроизводства и получать наибольшие преимущества от становления мирового рынка товарно-денежного обмена.