Народные русские сказки А. Н. Афанасьева в трех томах. Том 2
Шрифт:
Стал баяць байку: «Быў сабе круль з кралеўнаю; прывела кралеўна два сыны: на лбе па месяцу, на патыліцы па звездаццы. После круль паехаў на паляванне [342] , напісала каралеўна карту і паслала. Чалавек зайшоў на нач да сястры; яна ўзяла, адкрыла карту і напісала, што ні уж, ні гадзіна — ні знаць што прывяла кралеўна. Круль, прачытаўшы, адпісаў, што няхай гадуюцца ці уж, ці гадзіна. Чалавек, шоўшы дадому, і зноў туда зайшоў, гдзе начаваў. Яна адкрыла і напісала, каб пахавала да майго прыезду. Дак яна [343] выкапала две ямы-магілы і закапала, і выраслі два явары — залатая галінка і серэбненкая. Яна [344] нацялася, каб пасеч і ложко зрабіць, і стала яна спаць, і стаў ёй цёнжар [345] рабіцца; яна вялела гэта ложко пасеч і спаліць і на двор попел выкінуць. Пастух авечкі гнаў; адна авечка попелу захваціла і стала котная [346] , прывяла два бараны: на лбе па месяцу, на патыліцы па звездаццы. Каралеўна [347] вялела тые бараны парэзаць і кішкі на уліцу выкінуць; яна [348] вышла на уліцу, кішкі падабрала ў хату, зваріла і з’ела і ў ценжы стала, прывяла два сыны: на лбе па месяцу, на патыліцы па звездаццы». Хлопчыкі гэтые скланілісё да шапачкі знялі, так і засвяцілі весь пакой. Другую жонку на железную барану расцягалі,
342
На охоту.
343
Мать.
344
Злая сестра.
345
Тяжело.
346
Суягная.
347
Новая.
348
Прежняя королева.
Поющее дерево и птица-говорунья
№288 [349]
Жил царь очень любопытен, все под окнами слушал; а было у купца три дочери, и говорят как-то эти дочери отцу; одна говорит: «Если б меня взял царский хлебодар!» А другая говорит: «Если б меня царский слуга взял за себя замуж!» А третья говорит: «А я желала бы за самого царя выйти; я бы принесла ему два сына и одну дочку!» Царь весь этот разговор слышал; спустя несколько времени царь сделал точно так, как они желали: старшая дочь вышла за хлебодара [350] , средняя дочь вышла за слугу царского, а меньшая за самого царя. Царь хорошо жил со своею супругой, и стала она беременна; потом стала родить. Вот царь посылает за городской бабкой; а сестры царской жене и говорят: «Для чего посылать? Мы и сами можем быть у тебя бабками». Как родила царица сына, то эти бабки взяли да и сказали царю, что ваша супруга родила щенка, а младенца новорожденного положили в коробочку и пустили в царском саду в пруд. Царь разгневался на свою супругу, хотел было ее в пушки расстрелять; да отговорили приезжие короли — на первый-де раз надобно простить. Ну, царь и простил; до другого разу оставил.
349
Записано в Тверской губ.
AT 707. Данный и следующий варианты представляют ту разновидность сюжета о чудесных детях, что и сказки «Тысячи и одной ночи» и сборника Страпаролы «Приятные ночи», а также лубочного сборника «Ск. дедушки», с. 3—35 — о поисках поющего дерева, птицы-говоруньи, живой (танцующей) воды. Эта разновидность сюжета, характерная для западного фольклорного материала, относительно редко встречается в восточнославянских сборниках. Русских текстов отмечено в них — 10, украинских — 5, белорусских — 2. Мотив заточения оклеветанной царской жены в часовне (заточения в башню, замуровывания в стене) имеет соответствие в западных, и в белорусских, украинских, латышских, эстонских, литовских вариантах. Так же, как и особенно характерная для восточнославянского фольклора версия «Чудесных детей» — «По колена ноги в золоте...», версия (разновидность) «Поющее дерево и птица-говорунья» развивалась на почве восточнославянской сказочной традиции, обогащаясь своеобразными подробностями. См. об этом в указанной выше статье Т. В. Зуевой в сб. «Проблемы преподавания и изучения русского устного народного творчества». М., 1979, вып. 6, с. 3—17.
350
Раздаватель хлеба (Ред.).
Через год стала царица другим ребенком беременна и родила сына; сестры опять сказали царю, что ваша супруга родила котенка. Царь еще больше того рассердился и хотел было свою супругу совсем казнить, да опять упросили-уговорили его. Он одумался и оставил ее до третьего разу. А сестры и другого младенца положили в коробочку и пустили в пруд. Вот еще царица стала беременна третьим и родила прекрасную дочь; сестры опять доложили царю, что ваша супруга родила неведомо что. Царь больше того рассердился, поставил виселицу и хотел было свою жену повесить; да приезжие из других земель короли сказали ему: «Лучше возьми да поставь около церкви часовню и посади ее туда: кто будет идти к обедне, всякий будет ей в глаза плевать!» Царь так и сделал; а ей не только что плевать в глаза, всякий несет кто калачей, кто пирогов. А которых царица родила детей, а бабки в пруд попущали, царский садовник взял их к себе и стал воспитывать.
Эти царские дети росли не по годам, а по месяцам, не по дням, а по часам; царевичи выросли такие молодцы, что ни вздумать, ни взгадать, ни пером написать; а царевна такая красавица — просто ужасть! И вошли они в пору и стали просить садовника, чтобы позволил им поставить дом за городом. Садовник позволил; они поставили большой отличный дом и начали хорошо жить. Братья любили ходить за зайцами; раз они пошли на охоту, а сестра одна осталась дома. И приходит к ней в дом старая старушка и говорит этой девушке: «Хорошо у вас в доме и красиво; только нет у вас трех вещей». Царевна спрашивает у старушки: «Чего же нет
у нас? Кажется, у нас все есть!» Старушка говорит: «Вот чего у вас нет: птицы-говоруньи, дерева певучего и живой воды». Вот приезжают братья с охоты, сестра их встречает и говорит: «Братцы! Все у нас есть, только трех вещей нету!» Братья спрашивают: «Чего же у нас, сестрица, нету?» Она говорит: «Нету у нас птицы-говоруньи, дерева певучего и живой воды». Старший брат и просит: «Сестрица, благослови меня, я пойду доставать эти диковины. А если я помру или меня убьют, так вы меня вот по чему узнавайте: поторкну я в стену ножичек; если с ножичка капнет кровь — это будет знак, что я помер».
Вот он и пошел; шел-шел и пришел в лес. Сидит на дереве старый старичок; он его и спрашивает: «Как бы мне достать птицу-говорунью, дерево певучее и живой воды?» Старик дал ему каточек: «Куда этот каточек покатится, туда и ступай за ним!» Каточек покатился, а царевич за ним; прикатился каточек к высокой горе и пропал; царевич пошел в гору, дошел до половины горы, да вдруг и пропал. В доме его тотчас же капнула с ножичка кровь; сестра и говорит среднему брату, что помер наш большой брат: вот капнула с его ножичка кровь! Отвечает ей средний брат: «Теперь я пойду, сестрица, доставать птицу-говорунью, дерево певучее и живой воды». Она его благословила; он и пошел; шел-шел, много ли, мало ли верст, и пришел в лес. Сидит на дереве старый старичок; царевич его и спрашивает: «Что, дедушка, как бы мне достать птицу-говорунью, дерево певучее и живой воды?» Старичок говорит: «На вот тебе каточек [351] — куда он покатится, туда и ступай». Старик бросил — каточек покатился, а царевич за ним пошел; прикатился каточек к крутой высокой горе и скрылся; полез он в гору, дошел до половины, да вдруг и пропал.
351
Клубочек, шарик.
Вот сестра дожидалася его много, много годов, а его все нет! — и говорит: «Должно быть, и другой мой братец помер!» Пошла сама доставать птицу-говорунью, дерево певучее и живой воды; шла она много ли, мало ли времени и пришла в лес. Сидит на дереве старый старичок; спрашивает его: «Дедушка! Как бы мне достать птицу-говорунью, дерево певучее и живой воды?» Отвечает старичок: «Где тебе достать! Здесь похитрее тебя ходили, да все пропали». Девушка просит: «Скажи, пожалуйста!» И говорит ей старичок: «На вот тебе каточек, ступай за ним!» Каточек покатился, девушка за ним пошла. Долго ли, коротко ли — прикатился этот каточек к крутой высокой горе; девушка полезла в гору, и зачали на нее кричать: «Куда ты идешь? Мы тебя убьем! Мы тебя съедим!» Она знай себе идет да идет; взошла на гору, а там сидит птица-говорунья.
Девушка взяла эту птицу и спрашивает у ней: «Скажи мне, где достать дерево певучее и живой воды?» Птица говорит: «Вот туда ступай!» Пришла она к певучему дереву, на том дереве разные птицы поют; отломила от него ветку и пустилась дальше; пришла к живой воде, почерпнула кувшинчик и понесла домой. Стала под гору спускаться, взяла да и прыснула
живою водой: вдруг вскочили ее братья и говорят: «Ах, сестрица,как мы долго спали!» — «Да, братцы, если б не я, вы бы век здесь спали!» И говорит им сестра: «Вот, братцы, достала я птицу-говорунью, дерево певучее и живой воды». Братья возрадовались. Пришли они домой и посадили певучее дерево в своем саду; оно во весь сад распустилось, и поют на нем птицы разными голосами.
Раз как-то поехали братья на охоту и попадается им навстречу царь. Полюбились царю эти охотники, стал их просить к себе в гости. Они и говорят: «Мы попросим у сестрицы позволения; если она позволит, то непременно будем!» Вот приезжают они с охоты, сестра их встречает, рада за ними ухаживать; говорят ей братья: «Позволь нам, сестрица, к царю в гости сходить; он нас честью просил». Царевна им позволила; они и поехали в гости. Приехали; царь их отлично принял и на славу угостил; стали они царю докладывать и просить, чтобы и он навестил их. Вот спустя некое время приезжает к ним царь, они его так же хорошо приняли-угостили и показали ему дерево певучее и птицу-говорунью. Царь удивился и говорит: «Я царь, да у меня этого нет!» Тут сестра и братья говорят царю: «Мы-де ваши дети!» Царь узнал про все, обрадовался, и остался у них навсегда жить, и супругу свою из часовни взял; и жили они все вместе много лет во всяком счастии.
№289 [352]
В одном городе жил купец, у которого было три дочери. Чрез некоторое время он помер. Однажды девицы сидели под окошком и разговаривали; старшая говорила: «Я бы желала хоть за хлебопеком царя быть!» Средняя: «А я бы за поваром!» Малая: «А я бы желала быть за самим царем и родила бы ему двух сыновей — по локоть руки в золоте, по колен ноги в серебре, в затылке светел месяц, а во лбу красно солнышко, да одну дочь, которая как улыбнется — посыплются розовые цветы, а как заплачет — то дорогой жемчуг!» Царь гулял в это время по полю, ехал мимо их дома и подслушал этот разговор; на другой день послал он за купеческими дочерями и спросил: что они говорили вчерашнего дня? Ну, они сознались; царь старшую дочь выдал за своего хлебопека, среднюю за повара, а младшую взял за себя.
352
Записано в Оренбургской губ.
AT 707 (разновидность «Поющее дерево, птица-говорунья и живая вода»).
К рассказу о наказании царицы (с. 311) Афанасьевым дана сноска: «Несчастную царицу заклали в каменный столб; сидит она, молится и плачет. Явился ей сам Христос: «Не плачь, твоя молитва дошла до бога; будешь ты опять царицею, и будут у тебя дети». С тех пор много лет прошло; а царица в столбе замурована — никто ее не кормит, а она духом божьим сыта».
В Примечаниях (кн. IV, 1873, с. 378—381) к текстам № 283—289 Афанасьев дал пересказ еще одного варианта, записанного Петуховым в Пермском уезде: «Молодая царица как обещала царю, так и родила трех чудесных детей; баба-яга вызвалась быть повивальною бабкою; оборотила царевичей волчатами, а взамен их подложила простого крестьянского мальчика. Царь рассердился на жену, которая (как ему казалось) не исполнила своего обещания, и велел посадить её вместе с ребенком в бочку и пустить на синё море. Бочка пристает к пустынному берегу и разваливается; царица выходит с подкидышем на сухое место и молит бога, чтобы даровал им хлеб насущный. Господь услышал молитву и превратил песок в кисель, воду в молоко; тем они и питались. Мальчик скоро вырос, принялся бить зверей да с них шкурки сымать; много набил и куниц, и лисиц, и бобров и сделал из тех шкурок небольшой шалаш: было бы где от дождя да от холода укрыться. Проходили мимо нищие и немало дивилися, что вот живут себе люди — о хлебе не думают: под руками река молочная, берега кисельные; пришли к царю и рассказали ему про то диво неслыханное. А царь уже успел на другой жениться — на дочери бабы-яги. Услыхала новая царица, про что говорят нищие, выскочила и крикнула: «Что за хлопуши пришли? Экое диво рассказывают! У моей матушки есть почище того: кувшин о семи рожках; сколько ни ешь, сколько ни пей из него — все не убывает». Этими словами она и речь странников замяла и царя омрачила: он хотел было ехать посмотреть на диво, а то и думать перестал. Когда сведал про то подкидыш, тотчас же собрался и пошел к бабе-яге добывать кувшинчик, пришел к ней в избушку, когда ведьмы дома не было и унёс диковинку. Снова заходят нищие к царю и рассказывают про реку молочную, берега кисельные и кувшинчик о семи рожках: сколько из него ни ешь, сколько ни пей — в нем и на каплю не убывает. Услыхала их речи ягинична, выбежала, выскочила и крикнула: «Какие там хлопуши явились! Нашли чем хвастаться! У моей матушки есть получше того: зеленый сад, в том саду птицы райские, поют песни царские — про царей, про князей и про всяких королей». Дошло это слово до подкидыша; отправился добывать сад бабы-яги. Идет дорогою, идет широкою, навстречу ему старичок: «Куда пошел, добрый молодец?» — «Хочу доставать сад бабы-яги!» — «Как же ты увезешь его?» — «А и сам не ведаю». Старичок дал ему дудочку. «Вот, — говорит, — когда придешь на место, обойди кругом весь сад и скажи: «Как ветер дует, так и сад за мною лети», а сам иди да в дудочку посвистывай. Сад за тобой тотчас тронется». Очутился сад бабы-яги у прекрасной царевны с подкидышем; нищие и про то диво стали царю рассказывать, а дочка бабы-яги выскочила: «У моей, — говорит, — матушки есть почище того: чудное зеркальце — как взглянешь в него, так все разом и уведаешь, где какие войска стоят, где какие города построены и все, что на свете случается». Подкидыш опять собрался в дорогу, взял про запас сладких яблочков и отправился добывать зеркальце. Навстречу ему кузнец. «Дай, — говорит, — яблочко». — «Скуй мне щипцы да три прута железные». Кузнец сковал, подкидыш отдал ему за труды сладкие яблочки и пошел дальше. Вот стоит избушка на курьих ножках, на собольих лапках. Молвил он ей: «Избушка, избушка! Стань к лесу задом, ко мне передом». Избушка повернулась, зашел в нее добрый молодец, а там жарко печь топится, возле баба-яга стоит, клюкой в печи мешает. Замахнулась было баба-яга на незванного гостя клюкою, убить хотела, да он так ее пнул ногою, что и клюка из рук вылетела, и сама рот разинула. Подкидыш поймал ее за язык щипцами и давай бить железными прутьями; один прут изломался, он за другой взялся; другой изломался, он за третий принялся. Просит баба-яга пощадить ее, помиловать, и отдает ему свое зеркальце. Принёс добрый молодец домой чудное зеркальце; царица глянула в него — и увидала своих деток волчатами на чистой поляне промеж орешника. «Вот, — говорит, — где мои детки живут». Подкидыш вызвался за ними сходить. Мать надоила из своих сосцов молока, замесила на том молоке крупчатку и сделала три колобочка. Взял подкидыш волшебное зеркальце и три колобочка и пошел в путь-дорогу; подкрался помаленечку-потихонечку к густому орешнику и дивуется: день был ведрёный, играют на поляне три волчонка, прыгают друг через дружку, по травке-муравке валяются. Подкидыш бросил им три колобочка, волчата подхватили и съели. «Ах, братцы — отозвался старший, — я ровно, матушкину титечку пососал». — «И я тоже», — отвечали два других брата. Стал манить их сон; разлеглись на лужайке и заснули крепко-крепко. Тем временем подкидыш развел костер, и как скоро огонь разгорелся, — связал у волчат хвосты вместе, да как крикнет громким голосом: «Не пора спать, пора вставать!» Волчата вскочили и рванулись бежать — волчьи шкуры с них мигом слетели, и явились три добрых молодца, три родных брата. Подкидыш схватил волчьи шкурки да в огонь; так и спалил. После того они здравствовались и пошли все четверо к матери. Опять явились нищие к царю и рассказывали ему про царицу и царевичей, про молочную реку, берега кисельные, про кувшин о семи рожках и зеленый сад. Царь не вытерпел, поехал и узнал свою настоящую жену и трех сыновей, добрых молодцев: подкидыша принял к себе крестовым сыном. Тут они собрались в свое царство ехать, да как поехали — крестовый сын заиграл в дудочку, глядь — а зеленый сад вслед за ними идет. Воротившись домой, царь, не медля ни мало, осудил бабу-ягу с дочкою и приказал их обеих на воротах расстрелять».
Чрез некоторое время царица обеременела, и пришла пора ей родить. Царь начал заботиться, хотел посылать разыскивать хороших повивальных бабок; но сестры, досадуя на младшую свою сестру, просили царя чтобы он позволил им заступить место бабушек. Царь уважил их; сестры пришли во дворец, и когда царица родила сына — точно такого, как говорила до замужества, они взяли его, положили в крепкий ящик и пустили по реке, а вместо его подложили щененка. Царь увидал, что жена его вместо сына родила щенка, собрал всех своих министров и хотел ее казнить; но министры посоветовали первую вину простить, и царь на то согласился. Чрез некоторое время царица опять обеременела; царь хотел было посылать за хорошими бабушками, но сестры царицыны стали его просить, чтобы дозволил им заступить место бабушек. И когда царица родила такого же сына, то сестры положили его в ящик и пустили по реке, а вместо сына подложили котенка. Царь увидал, что жена его родила котенка, собрал министров и хотел ее казнить; но министры уговорили его простить и вторую вину.