Народные русские сказки
Шрифт:
По поводу лекции Афанасьев записал в «Дневнике»: «Шевырев и с собратией нашли в ней [лекции] то, чего в ней не было и быть не могло. Весьма благодарен, что печатно отозвался он о моей лекции с равнодушным хладнокровием [852] , а в непечатных отзывах, по слухам, куда [как] не доставало этого хладнокровия».
Утратив надежду стать преподавателем университета, Афанасьев пытается, но неудачно, занять место учителя законоведения в Московской практической академии коммерческих наук, а затем поступает в частный пансион Эннеса, где преподает русскую историю и русскую словесность. Близкое участие в судьбе Афанасьева принимал К. Д. Кавелин. И когда его хлопоты об устройстве Афанасьева в Лазаревский институт восточных языков не увенчиваются успехом, он обращается к нему с письмом, в котором советует заняться историей допетровской Руси и дает ряд практических советов [853] .
852
Афанасьев ошибочно приписывает статью в «Москвитянине» Шевыреву, автор ее М. П. Погодин (см. Барсуков Н. Жизнь и труды М. П. Погодина. СПб., 1886, кн. X, с. 137—145, 148).
853
Письмо К. Д. Кавелин отправил из Петербурга, куда он на время переехал в 1848 г.
Грузинский, почти полностью воспроизводя письмо Кавелина [854] , заключает: «Но Афанасьев не вышел на эту дорогу, на которую звал
В 1849 г. ему удается при содействии Кавелина поступить на службу в Московский Главный архив министерства иностранных дел и уже в 1855 г. занять должность правителя дел Комиссии печатания государственных грамот и договоров, в каковой он и пробыл до 1862 г. Тринадцатилетний период службы Афанасьева в Архиве был для него самым счастливым и плодотворным. Служба обеспечивала его и его семью материально и оставляла достаточно свободного времени для научных занятий и активного общения с московскими деятелями науки и культуры. В московских, петербургских и некоторых других «толстых» журналах («Современник», «Отечественные записки», «Русский вестник», «Библиотека для чтения», «Книжный вестник», «Филологические записки», «Русская речь», «Библиографические записки»), альманахах («Комета», «Атеней»), специальных научных изданиях («Временник общества истории и древностей российских», «Архив историко-юридических сведений о России, изд. Калачева», «Известия Академии наук по отделению русского языка и словесности», «Чтения в обществе истории и древностей российских», «Древности археологического общества»), столичных газетах («С.-Петербургские ведомости», «Московские ведомости») одна за другой появляются его многочисленные статьи, рецензии, критические и полемические заметки на исторические, историко-литературные и фольклорно-этнографические темы, а также указатели статей к отдельным периодическим изданиям («Северный архив», «Отечественные записки» Свиньина).
854
Грузинский. Афанасьев, с. XVI—XVIII.
855
Грузинский. Афанасьев, с. XVIII.
Содержание большинства этих работ составляет экскурсы в далекое и близкое прошлое России. Заслуживают особого внимания его статьи о сатирической журналистике XVIII в. [856] , о литературной и издательской деятельности Н. И. Новикова, о сатирах Кантемира, о Фонвизине, Батюшкове, Пушкине, Лермонтове, Полежаеве, Кольцове, Лажечникове (об исторической верности в романах Лажечникова), о государственном хозяйстве при Петре I, нравах XVIII столетия, «Записках» М. С. Щепкина. Из периодических изданий наибольшее количество статей — подписанных и анонимных — Афанасьев опубликовал в «Современнике» (около 50) и «Отечественных записках» (свыше 30). Почти все они имеют критико-библиографический характер. И в «Современнике», и в «Отечественных записках» Афанасьев рецензировал по преимуществу исторические и историко-юридические труды. Его обращения к такого рода литературе диктовалось как собственным глубоким интересом к ней, так и прямой заинтересованностью в этом самих редакторов-издателей, видевших в Афанасьеве добросовестного и знающего дело исполнителя. Весьма примечательно, например, что Н. А. Некрасов, который находил, «что работы по русской истории — есть самое лучшее, самое главное и самое характерное в нашей литературе последних двух или трех лет» [857] , добивался, чтобы систематический критический обзор их в журнале вел Афанасьев [858] .
856
Одновременно с этими статьями Афанасьев готовил к изданию свою монографию «Русские сатирические журналы 1769—1774 годов», она вышла в свет в 1859 г.; переиздана в 1921 г., составив I том «Собрания сочинений А. Н. Афанасьева». Казань: Молодые силы (другие тома не печатались).
857
Из письма Некрасова к Афанасьеву от 5—6 декабря 1849 г. — Полн. собр. соч. и писем. В 12-ти т. М.: ГИХЛ, 1952, т. 10, с. 137.
858
См. письма Некрасова к Афанасьеву от [ноября] 1849 г.; 5—6 декабря 1849 г.; 5 октября 1853 г. — Там же, с. 135, 136, 197.
Историческими исследованиями Афанасьев занимался до конца своих дней. В 60-е годы он увлеченно работал над эпистолярным наследием Петра I, изучал по архивным документам дипломатическую деятельность Антиоха Кантемира. Однако, судя по перечню трудов Афанасьева, составленному им самим [859] , нельзя не заметить, как с начала 50-х годов его внимание все больше и больше сосредоточивается на вопросах славянской мифологии, изучению которой он и посвящает ряд своих статей [860] . На 50-е годы падает и самая интенсивная деятельность Афанасьева по собиранию и публикации русского фольклора. В 1855—1863 гг. выходит его знаменитый сборник «Народные русские сказки» (1—8 выпуски), а в 1859 г. — «Народные русские легенды». Наряду со сказками Афанасьев собирал произведения и других жанров фольклора, в том числе песни, пословицы и притчи. Песни, преимущественно записанные им самим в Московской и Воронежской губерниях, он передал П. В. Шейну, и они были напечатаны в сборнике последнего [861] , пословицы и притчи общим числом около 500 номеров в сопровождении небольшой заметки опубликованы в одной из книг «Архива Н. Калачева» [862] .
859
Русский архив за 1871 г. стб. 1948—1955; переп.: Афанасьев А. Н. Народные русские легенды под ред. И. П. Кочергина. Казань, 1914. с. XCV—CI.
860
Дедушка домовой (Архив историко-юридических сведений, относящихся до России / Изд. Н. Калачевым, 1850, кн. 1, отд. 6; Ведун и ведьма (альм. «Комета», 1851); Колдовство на Руси в старину (Современник, 1851, № 4); Религиозно-языческое значение избы славянина (Отечественные записки, 1851, № 6); Зооморфные божества у славян (Отечественные записки, 1852, № 1, 2 и 3); Несколько слов о соотношении языка с народными поверьями (Известия Академии наук по отделению русского языка и словесности, 1853, т. II; О значении рода и рожениц (Архив историко-юридических сведений о России / Изд. Н. Калачевым, 1855, кн. 2, половина 1.; Мифические связи понятий света, зрения, огня, металла, оружия и жолчи (Архив историко-юридических сведений... / Изд. Н. Калачевым, 1855, кн. 2, половина 2; Заметки о загробной жизни по славянским преданиям (Архив историко-юридических сведений... / Изд. Н. Калачевым, 1861, кн. 3. Языческо-религиозные предания об острове Буяне (Временник общества истории и древностей российских, 1851, № 9).
861
Русские народные песни, собранные П. В. Шейном, М., 1870—1877, ч. I—II, (12 №№).
862
Дополнения и прибавления к «Собранию русских народных пословиц и притчей», изданному И. Снегиревым. — Архив историко-юридических сведений... / Изд. Н. Калачевым, СПб., 1876, кн. 1, отд. IV, прилож. II, с. 54—76.
Все труды Афанасьева — и его научные статьи и фольклорные сборники подвергались жесточайшей цензуре. Это получило подробное освещение в трех специальных работах советских исследователей — В. В. Данилова («Сказка перед судом цензуры 70-х годов (По неопубликованным материалам)» [863] ,
В. И. Чернышева «Цензурные изъятия из «Народных русских сказок» А. Н. Афанасьева» [864] и А. О. Шлюбского «К истории русской этнографии. Цензурные мытарства А. Н. Афанасьева» [865] .863
Родной язык в школе. Научный педагогический сборник. М., 1924, кн. 6, с. 56—60.
864
Советский фольклор, 1936, № 2—3, с. 307—315.
865
Советская этнография. Сб. статей. М., Л., 1940, IV, с. 128—141.
Публикуя народные сказки, он принимал во внимание положительный опыт и просчеты составителей многих сборников сказок — восточнославянских и других европейских народов — немцев (В. и Я. Гримм), сербов (В. Караджича), чехов (Б. Немцовой), словаков (П. Добшинского), датчан (Ю. М. Тиле), норвежцев (П. К. Асбьернсона и Й. И. Му), французов (П. Себийо), румын (А. Шотта) и др. Ссылки на сюжетные параллели из разных сборников имеются в примечаниях к «Народным русским сказкам» и «Народным русским легендам». Взыскательное отношение к текстологической работе, связанной с изданием народных сказок, проявил Афанасьев в своих замечаниях на 1-й выпуск сборника И. А. Худякова «Великорусские сказки» (М., 1860): «Здесь недавно явился сборник народных сказок Худякова (студента); к сожалению, текст многих запутан и записаны они весьма слабо: язык книжный, не весьма правильный» [866] . Высоко оценил Афанасьев научное и воспитательное (педагогическое) значение сборника «Детские и семейные сказки» («Kinder-und Hausm"archen») братьев Гримм, называя его «превосходным собранием», выдержавшим в Германии несколько изданий, которому и в будущем «суждено долгое и прочное существование». По его словам, книга эта «сделалась и любимым чтением народа, и необходимым спутником детского образования». Как одно из достоинств выдающихся немецких собирателей он отмечал их художественный такт, позволивший из многочисленных вариантов выбрать для сборника записи «наиболее совершенные и замечательные как поэтическими образами, так и чистотою нравственных мотивов».
866
Письма А. Н. Афанасьева к П. П. Пекарскому / Публ. З. И. Власовой. — В кн.: Из истории русской фольклористики. Л.: Наука, 1978, с. 73. В дальнейшем ссылки на это издание даются сокращенно: Письма Афанасьева к Пекарскому.
Эти слова, характеризующие отношение Афанасьева к братьям Гримм и их книге сказок, взяты нами из его рецензии, написанной по поводу перевода «Kinder-und Hausm"archen» на русский язык [867] . Отмечая в рецензии, что перевод сборника братьев Гримм «заслуживает полной симпатии и признательности», автор в то же время обращает внимание на качество перевода. Перевод сказочного эпоса, предупреждает рецензент, «работа вовсе не легкая, требующая добросовестного изучения и особенного таланта; здесь важен каждый эпитет, каждое слово» [868] . Для придания должной выразительности стиля сказкам, переводимым с немецкого языка на русский, Афанасьев, как видно, вменял в «прямую обязанность» переводчику учитывать древние связи сказок германских и славянских народов и использовать меткие обороты и «картинные выражения русского сказочного языка», конечно, «умеючи и там, где требует подлинник» [869] .
867
И. М-к. О переводе сказок Гриммов. Народные сказки, собранные братьями Гриммами / Перевод с нем. СПб., 1863—1864. — Книжный вестник, 1864, № 19, с. 379— 382. Статья эта была издана в 1864 г. также отдельной брошюрой.
868
И. М-к. О переводе сказок Гриммов. Народные сказки, собранные братьями Гриммами / Перевод с нем. СПб., 1863—1864. — Книжный вестник, 1864, № 19, с. 380. Статья эта была издана в 1864 г. также отдельной брошюрой.
869
И. М-к. О переводе сказок Гриммов. Народные сказки, собранные братьями Гриммами / Перевод с нем. СПб., 1863—1864. — Книжный вестник, 1864, № 19, с. 380.Статья эта была издана в 1864 г. также отдельной брошюрой.
Глубокий интерес Афанасьева к народной поэзии не отделим от чуткого восприятия ее художественности, от понимания ее значения для воспитания эстетических чувств и обогащения содержания, формы художественной литературы. «Истинная поэзия не умирает, — пишет он в статье «Кольцов и воронежские педагоги», — что может быть более младенчески-незрелого, чем народная песнь и сказка? а между тем у самых образованных народов и та и другая чтится не только как предание старины, но и как произведения, от которых веет искренней, неподдельной поэзией» [870] .
870
Русская речь, 14 декабря 1861.
Первостепенной задачей своих занятий народной поэзией он считал отыскание ее мифологических корней. Это определилось научными позициями так называемой мифологической школы сравнительной фольклористики, впервые теоретически обстоятельно обоснованными в трудах братьев В. и Я. Гримм. Разделяя и развивая, наряду с такими русскими учеными его времени, как Ф. И. Буслаев и О. Ф. Миллер, данные позиции, Афанасьев усматривал в мифах истоки стихийного древнего миросозерцания, поэтического познания — мышленья, образности народного языка и возводил к мифотворчеству жанры сказки героического эпоса, легенды обрядового фольклора. Увлечение его славянской мифологией было связано с живым интересом к древнему язычеству, противоположному христианской религии, и не имело ничего общего с консервативной славянофильской приверженностью к патриархальной старине. В трудах братьев Гримм, Ф. И. Буслаева и других крупных представителей мифологической школы его особенно привлекал широкий охват сравнительного фольклорно-этнографического материала, пределы которого Афанасьев в своих славистических исследованиях сумел весьма значительно раздвинуть.
Научная самостоятельность Афанасьева проявлялась в его настойчивом стремлении выяснить происхождение и характер развития мифов, проследить постепенное их раздробление и низведение на землю, прикрепление к известной местности и памятным событиям, установить закономерности слияния и расхождения в народном создании мифологических представлений с историческими на разных этапах жизни народа. В древних мифологических сказаниях он обращал внимание не только на их коренную основу, но и на отпечаток («клеймо») исторического времени. Вместе с тем гипотетически проницательно освещались им связи процессов мифологического мышления и изменений в языке народа, а также жанровые отношения сказок и былин, имеющих, по убеждению Афанасьева, общую мифологическую основу, но различные судьбы в условиях, когда средоточием духовной жизни становятся государственные центры и новые идеи, историческое движение жизни овладевают старым мифическим материалом. Немало интересных, метких суждений было высказано при этом исследователем, например, относительно происхождения образных выражений народного языка, метафоричность которых со временем утратила свой поэтический смысл, свою «живописующую силу» вследствие забвения древних корней слов. Впервые пытался он проследить возникновение некоторых народных примет, верований из древних славянских и древнерусских метафор.
В работах Афанасьева отразились разные современные ему теории, возникшие в русле мифологической научной школы, и обнаружились их слабости, особенно в толковании сюжетов и образов сказок как прямолинейного отражения мифических представлений о громе, молнии, тучах, солнце и о борьбе стихийных сил природы (согласно «метеорологической» теории А. Куна, М. Мюллера и В. Шварца) или отражения культа демонических существ (согласно «демонологической» теории В. Маннгардта). Однако, придерживаясь этих теорий в крайних их проявлениях, Афанасьев в то же время пытался учитывать исконный социальный характер народного творчества, его мировоззренческую направленность. В известной мере это ему удавалось.