Народный эпос

«Теперь, – Патима говорит, – мой чередЕгипетской саблей своей замахнулась,Ударилась сабля о щит, изогнулась,По сабле джигита без промаха бьет, —И сабля противника в землю воткнулась.Красавец джигит побелел от стыда,Он черные очи потупил тогда,Он саблю кривую, свой стан наклоня,Пытался поднять, не слезая с коня.Но, свесясь с коня, порешила самаПодать ему саблю Парту Патима.Внезапно упал ее шлем на поляну,Рассыпались черные косы по стану.«Возьми свою саблю», – она говорит,И шлем подает ей красавец джигит.Наездница рядом была, недалеко,А юноша, свой проклиная удел,На землю сошел и на камень присел,Поник головою, страдая жестоко,Сгорая от срама, вздыхая глубоко.«Прости меня, девушка, я виноват,Прости меня, был я гордыней объят.Теперь я увидел, кто истинный воин,Кто славой героя гордиться достоин!»– «Соседский джигит, умоляю тебя,Себя ты не мучай, о прошлом скорбя.Бывает и так, – ты поверь мне, как другу,Что волка лягает осел с перепугу».

2

Вернулась домой Патима дорогая,А мать в это время на крыше сидела,Трясла она сито, зерно очищая,И кур отгоняла она то и дело.«Ой, стыдно мне, люди! Скажи, бога ради,Зачем ты в мужском щеголяешь наряде?Найдется ли девушка, чтоб для потехиУбитого брата надела доспехи?»

– «Ой, мать, не стыдись ты одежды моей,Ой, милая мать, не стыдись ты людей!Все девушки наши, все наши подруги,Как я, надевают стальные кольчуги!»Соседку отправил джигит к Патиме,Слова по листку расплескали чернила,Но всё, что написано было в письме,Соседка тотчас наизусть заучила.«Сказать не решаясь, но счастья желая,К тебе, Патима, с порученьем пришла я.Он молод, он строен, отважен, пригож,Средь юношей равных ему не найдешь».– «Скажи мне, соседка, о ком твоя речь?Скажи мне, чье сердце могла я привлечь?»– «Веду об Ахмеде я, доченька, речь,Чье сердце смогла ты любовью зажечь.Его ты обрадуй, приди, оживи,Он гибнет, несчастный, от страстной любви,Он бредит тобой наяву и во сне,Он тонет в пучине, сгорает в огне.О ярко пылающий утренний свет,Тебе принесла я сердечный привет!Джигит умирает, приди к изголовью,Больного своей исцелишь ты любовью!»Полдневное солнце стояло высоко,Гонец на дороге нежданно возник.С тревогой он прибыл в Кумух издалека,Как знамя, его развевался башлык.Покрыт был скакун его белою пеной,И потом, и пылью покрыт был гонец.Принес он известье: с грозою военнойТимур наступает, железный хромец.

Торопится время, торопится время!Глашатаи подняли горное племя.С тревогой во все полетели концыПо маленьким лакским аулам гонцы.Герои на битву сбирались в Кумухе.Глядели им вслед старики и старухи.Невесты и жены подарки неслиЗащитникам смелым отцовской земли.В доспехах военных, в кольчуге и шлеме,Парту Патима появилась пред всеми.Она прилетела быстрее огня,Плясать под собой заставляя коня.«Привет вам, джигиты, идущие биться,Чтоб землю отцов защищать от врагов!»– «Привет и тебе, наша смелая львица,Геройством ты всех превзошла смельчаков!»За соколом реет орлиная стая,За девушкой-воином скачет отряд,Скакун под ней пляшет, гордится, считая,Что вслед ему с завистью кони глядят.Торопится время, – в дорогу, в дорогу!Вдали показалась враждебная рать.Гонцы понеслись, поднимая тревогу,Глашатаи стали полки собирать.С известьем о маленьком горском отрядеК хромому Тимуру примчался гонец.Надменно в ответ улыбнулся хромец —Презрение было в Тимуровом взгляде.Но вестника выслушал он до концаИ выпучил узкие, острые глазки.Рукою сжимая клинок свой дамасский,Властитель ответил на слово гонца:«Вселенная клич мой услышала бранный,Пленял я царей, завоевывал страны,Но вижу впервые отряд пред собой,За девушкой-воином скачущий в бой!»Две рати столкнулись, порядки построив,Как будто упала на гору скала.Усеялся дол головами героев,Горячая кровь по земле потекла.Клинки о щиты ударяться устали,Друг с другом противники драться устали,Устали скакать скакуны боевые —Монгольское войско смутилось впервые.Тимур не запомнил подобных боев!Он двинул в сраженье отборное войско,Но ринулись горцы с отвагой геройской,Как смелые соколы на воробьев.Сомкнули ряды и монголы, и горцы,Решили: пусть встретятся единоборцы.Монголы послали Тугая на сечу.Ахмед, лакский юноша, вышел навстречу.Был крепче Тугай, размахнулся с плеча,Рассек он Ахмеда ударом меча.Летит Патима на врага удалого,Подняв на дыбы скакуна вороного.Сгибался клинок, ударяясь о бронь, —Не так ли под ветром сгибается колос?О том, как с противником дева боролась,Рассказывал пляшущий, скачущий конь.Тугай замахнулся, но сабле ТугаяОтветила девушки сабля кривая.Еще один взмах, и еще один взмах —И пал перед ней обезглавленный враг.Монголы другого направили в схватку,Крича: «Отомсти, отомсти за Тугая!Он младший твой брат, – полети же, вонзаяОрлиные когти свои в куропатку!»На всадника прянула горная львица,Подпрыгнул скакун, закусив удила,И вот уже кровь супостата струится,И падает он с дорогого седла.

«Ура!» оглашает оврага и долыИ громом на горской гремит стороне,И стонут монголы, трясутся монголы,Завидев Парту Патиму на коне.Вкруг шлема обвив свои косы густые,По локоть свои засучив рукава,Туда, где противники самые злые,Летит она с гордым бесстрашием льва.Направо взмахнет – и врага обезглавит,Налево взмахнет – и коня рассечет.«Ура!» закричит – и джигитов направит,«Ура!» закричит – и помчатся вперед.А время проходит, а время уходит,Монгольское полчище хлынуло вспять.Своих седоков скакуны не находят,Спасается бегством Тимурова рать.Сказали Тимуру, царю полумира,Что войско бежало верхом и пешком.Осыпал он бранью стрелков и вазира,Сказал ему гневным своим языком:«Коль хочешь ты жить средь моих приближенных,В тени моей горя не знать впереди,Веди свое войско, и пеших, и конных,И девушку эту ко мне приведи!»А девушка двигалась в облаке пыли,Героями горскими окружена.Как звезды, джигиты ее обступили,Сияла Парту Патима, как луна.«Друзья мои, мертвых бойцов соберите,Погибших в бою за родные края.Вы тело Ахмеда сюда принесите,Любимого буду оплакивать я».Отважная львица рыдать не умела,Когда же Ахмеда друзья принесли,Упала, рыдая, на мертвое тело,И жаркие слезы текли и текли.«Домой понесу – труден путь наш далекий,А здесь схороню – я услышу упреки.Но как схоронить мне – подайте совет —Любимое сердце, очей моих свет?»Ахмеда единственный брат ей ответил:«Как хочешь, ты можешь его хоронить.О, если б сумел я судьбу изменить,О, если б я гибель в сражении встретил,Чтоб львиное сердце твое сохранить!»– «Мы честно сражались, дороги открыты,Вернемся на наши луга и поля.В родные аулы вернемся, джигиты,Отныне возвысилась наша земля!»Герои пошли, завершив свое дело,И ночь погрузила отряд в темноту,И горсточка горцев тогда поредела,Как в старости зубы редеют во рту.

Айгази

Взнуздал Айгази верхового коня,Но видит, собравшись в дорогу,Быстрей облаков неспокойного дняДва всадника мчатся к порог).Вот кованый цокот раздался вблизи,Отцовских друзей узнает Айгази,Приветствует их у раскрытых воротВ словах уважительных самых,Обоих в кунацкую прямо ведет,Ячмень задает скакунам их.

И снова послышался цокот вблизи:«Желаю удачи тебе, Айгази»,—Так молвил приятель, подъехав к нему.И встретил учтиво он друга.«Коня расседлать не спешишь почему?» —«Прости, не имею досуга.Но прежде, чем двину каурого вспять,Я слов тебе несколько должен сказать.Узнай, Айгази: мне в ауле друзьяПравдивую весть сообщили,Что ту, кого любишь ты, трусы-князьяПохитить сегодня решили.К тому же твой кровник отправился в путь.Тропы бавтугайской ему не минуть…»И вдруг ускакал… Айгази омрачен.И, брови насупив угрюмо,Наполнил кунацкую вздохами он,На сердце – нелегкая дума.«О чем ты вздыхаешь, понять не могу?Зачем предаешься кручине?» —Мать сына спросила, неся к очагуОгонь на короткой лучине.«О, как же, скажи мне, любимая мать,Могу не грустить я, могу не вздыхать.И волк, и джейран, и охотник к ручьюЯвились, томимые жаждой.Три долга свалились на совесть мою,И должен исполнить я каждый.Похитить сегодня, бесчестьем грозя,Невесту мою замышляют князья.И недруг мой нынче, коня торопя,Проедет тропой бавтугайской,Но если покину гостей на тебя,Я долг не исполню хозяйский,Врага ненавижу, невесту люблю,Как ты посоветуешь, я поступлю».– «Невесту и лучшую сможешь найти, —Красивых горянок немало.Не раз еще недруга встретишь в пути, —Уважь кунаков ты сначала».И пил он, и ел он с друзьями отца,Затем, проводив их с почетом,Он бросил в намет своего жеребца,За первым исчез поворотом.Ведет к Бавтугаю тропа напрямик,Растет в Бавтугае терновник.Туда он примчался, и вот через мигПред ним появляется кровник.Ни тот, ни другой не съезжают с тропы.Кто нынче здесь голову сложит?Вздымает коня Айгази на дыбы,И пятится кровника лошадь.«Эй, падаль, я вижу, что душу своюТы спрятать торопишься в пятки.Не с войском стотысячным здесь я стою,Бежать не спеши без оглядки!»– «Стотысячным войском хоть мне пригрози,Не дрогну. Рожден я не трусом!Да будь предо мною хоть сам Айгази,Сразился б я с этим безусым…»Но больше ни слова добавить не смог:Нажал Айгази на послушный курок.Нажал на курок и пришпорил коня,Чтоб мчаться на помощь к невесте,Как вдруг услыхал он: «Оставив меня,Навеки лишишься ты чести.Я ранен смертельно. Как тонкая нить,Вот-вот во мне жизнь оборвется.Нельзя меня бросить, нельзя пристрелить,Уважить обычай придется.Меня положив головою на юг,Где высится саван тумана,Присядь в изголовье, как будто бы друг,Молитву читай из Корана.

Душа улетит моя. Саблю возьмешь,О камень холодный наточишь,Проколешь губу мне, башку отсечешь,К седлу своему приторочишь.Домой возвратишься ты после того,Как воин, что выиграл битву…»И к югу лицом положил он его,Прочел из Корана молитву.Когда улетела душа из врага,Его Айгази обезглавил,Но, собственной чести отважный слуга,Не к дому коня он направил.Он, птиц обгоняя и бешено мчась,Увидел двор княжеский вскоре.С трусливой душою родившийся князьВорота держал на запоре.В груди Айгази и тревога, и боль,И ревность, как в рану попавшая соль.Он крикнул, коня осадив у ворот:«Я здесь, мое счастье земное!Пусть ринется в битву весь княжеский род,Тебя не отдам все равно я».Открылась тут дверца с железным кольцом,Невеста к нему подбежала,В глаза заглянула и белым лицомК руке и колену припала.Легко, словно беркут свое же крыло,Он поднял невесту к себе на седло.«Лети, иноходец, дорогой прямой,Скачи по тропинкам знакомым».И вот прискакал он с невестой домой.Коня осадил перед домом.«О милая матушка, сыну в ночиВорота скорей отопри ты,Скорее при свете дамасской свечиНа то, что привез, посмотри ты.Привез тебе голову кровника я,Взгляни и поплачь, если нужно,А эта красотка – невеста моя,Тебе она будет послушна».– «Спасибо, сыночек! Тебе, молодцу,Чье сердце не ведает страха,Как славному воину, очень к лицуНадетая лихо папаха».

Богатырь Карт-Кожак и красавица Максуман

Как сказали тебе: «Выезжай, Карт-Кожак, выезжай!»Как надумал ты выехать наконец,Вороного коня ты покрыл седлом,Зарядил пищаль с блестящим стволом,Молвил: «И перед скалами не отступлю!» —И поехал над Карасу-рекой.К сорока храбрым нартам ты прискакал.«Ассалам алейкум вам, нарты!» – сказал.«Ваалейкум салам, Карт-Кожак!Подойди, поглядим на тебя, кунак,Осуши этот рог, назови свое имя,Мы, как конь под седлом, покоримся тебе».– «Что вам имя мое? Ведь я – это я!Ни перед кем не клонится шея моя.Мой закон: «Светильника близких не тронь,Не подбрасывай хворост во вражий огонь!»Если имя мое вы хотите знать —Карт-Кожаком – богатырем меня звать».– «Если ты и впрямь богатырь, Карт-Кожак,Свою удаль теперь покажи-ка нам.Над узкой тропой, над черной рекой,Где, как чаша каменная, водопой,Где утесы нависли, где валуны,Как подушки огромные, округлены,Свою жвачку жуют Максуман табуны.Угони табуны, если ты удалец.Коль утонишь табун, ты по нраву нам,Если пьешь – ковш я меду хмельного дам».

Выпил духом единым ковш Карт-Кожак.И еще хозяин ковш нацедил,Карт-Кожака рядом с собой усадил.Не ответил им Карт-Кожак – пойду!И не молвил им Карт-Кожак – не пойду!Он поверх бешмета ружье надел,На коня вскочил и, как вихрь, улетел.По тропинке узкой, как ремешок,Где бушует, ревет летящий поток,По округлым склонам, крутым холмамПоскакал он, путь держа к табунам.На горном лугу, где синеют цветы,Над рекой у обрывистой высотыДремал в траве табун Максуман.Карт-Кожак объехал вокруг табуна,А хозяйка, – и не проснулась она.Трижды он объехал табун большой,А что Максуман? Не проснулась она!Сжалился он над девичьей душой,Целиком весь табун Максуман угнал.Шесть он гор миновал до вечерней порыИ дошел до седьмой, до Шасан-горы.Вот взмахнул своей гривою огневойМаксуман-богатырши скакун гнедой,Повернул, заржал, назад поскакал.«Нет теперь у тебя твоего табуна,Ахать поздно теперь! – сказала она —Позови скакуна, Максуман, взнуздай,Деревянным седлом его оседлайИ скачи, поспешай, табун догоняй!»Тут коня своего обратала онаИ взнуздала его, оседлала она,Понеслась по следам своего табуна.Шесть она миновала горных хребтов,Как доехала до Шасан-горы,Свой табун вдали увидала она.«Эй, конный! Чтоб умерла твоя мать!Ты куда мой табун задумал угнать?Опозорил меня ты, себя не назвал,Воровски ты мои табуны угнал!»– «Что ж, – сказал, – мое имя ты хочешь знать?Ни пред кем не привык я шею склонять.Мой закон: «Светильника близких не тронь,Не подбрасывай хворост во вражий огонь!»Знать меня ты хочешь? Я – это я.Знай, красавица, я Карт-Кожак – богатырь!»– «Если ты и впрямь Карт-Кожак – богатырь,То посмотрим, кто старше и кто сильней.Пусть сперва под удар, кто моложе, встает,Тот, кто старше из нас, пусть сначала бьет».Так они и сошлись на решении том.Максуман было только пятнадцать лет,Карт-Кожаку тридцать пять, говорят.Встала прямо пред ним Максуман под скалой,Карт-Кожак прицелился черной стрелой.Он пустил стрелу, не попал, говорят.Очень мой Карт-Кожак горевал, говорят.«Если выстрелю в лошадь твою, Карт-Кожак,Будет пищей воронам лошадь твоя!Если выстрелю в тебя, Карт-Кожак,Жалко мне несчастной старухи твоей!»Лук взяла свой и выстрелила Максуман,Был убит Карт-Кожаков конь вороной.В грудь коню попала стрела, говорят,Шесть ременных подпруг порвала, говорят.На спину богатырю МаксуманДеревянное положила седло.И, как волк, он домой вдоль кустов побежал.«Я за жизнь мою, за тридцать пять лет,Лишь сегодня страх испытал!» – он сказал.

Арил Солтан

Как ему исполнился год,Он зубами льва заблистал.Как ему исполнилось два —Он копье оттачивать стал.Как ему исполнилось три —Он птенцом из гнезда взлетел.А в четыре – ему народ,Словно хану-судье, внимал.Как ему исполнилось пять —Брал любого коня в табуне.А когда исполнилось шесть —Он прославился на войне.В семилетием возрасте онСемьдесят джигитов водил.В восьмилетием возрасте онВосемьдесят водил.В девять лет – все люди в КрымуПовиноваться стали ему.В десять лет – табуны конейХаны пригоняли ему.Двух княжон прислали ему—Описать нельзя их красу.Платье их – в золотом шитье,Золотые серьги в носу.Из Стамбула пришли корабли,Стариков с письмом привезли.И устроили скачку сперва,А потом письмо принесли.На одном корабле шестьдесят мудрецовПрочитать письмо не могли.Прочитал бы Касым-грамотей!Семьдесят на другом кораблеМудрецов – письмо не прочли.Прочитал бы Касым-грамотей,Да в ту пору его не нашли.Кто остался дома, друзья?А остался в верховье рекиДлинноусый, с высокой чалмой,Много странствовавший на веку,Обошедший весь мир земной,Тот, кто жизнь глубоко познал;Старый, мудрый Абыл-Касым-ШелебиЗаболел и дома лежал.Положили подушки в возок,Шесть коней в возок запрягли,Привезли на подушках егоИ письмо ему принесли.

Свиток Абыл-Касым развернул,Прочитал, головой покачал:«Эй, Адил, роковое это письмо!Говорю тебе прямо, любя.То, что писано в нем, я бы скрыл,Не сказал бы тебе, мой Адил,Да терпенья нет у тебя.Из Ынжилгы ты телеги возьми,Крепких выбери лошадей.Пушку бери, ядра бери,Подбери надежных людей.Стрел и луков запас возьми,Сулеймана, сына Уйсина,Лучшего среди нас, возьми.Карасая, сына Орака,Мы в помощь дадим тебе.Кызылбасов саблями бей.Прославляй свой меч в Кабарде,Верь своей счастливой судьбе!»Карасай, сын Орака, сказал:«На кутане, эй, мой Адил,Было много тысяч овец,Не успел я зарезать овцу.Велика Кызылбасов страна,За шесть месяцев из конца в конецНе проехать ее удальцу.Там в горах тропы не найти,Не проехать там, не пройти.Будет лучше, эй, мой Адил,Нам вернуться в Бакша-Сарай.Мы вернемся, коль не позорно тебе, От беды уйдем, мой Адил,Воротимся в отчий край!»И Адил Солтан отвечал:«Кто боится, пусть в шалаше лежит,Ну а кто не боится, тот Выступит со мною в поход.Завтра к полудню будете вы утопатьВ золоте и серебре!»В первом бою, на рассветной заре,Сулейман, сын Уйсина, пал.Во втором бою, на вечерней заре,Конь его темно-бурый пропал.Разгневался мой Кулыншак,Звон стремян долетал из дали.И над красной от крови КуройВражьи трупы горой полегли.Одержал победу Адил Солтан,Захватил он вражеский стан,Добычу богатую взял,Но, собравшись с войском домой,Над Курою заночевал.В ночь на них напали враги,В плен Адила взяли враги.Выкололи Адилу глаза,Бросили в яму его.Мать Адила страшный видела сон,К гадальщице утром пошла.Сон рассказывать начала:«Этой ночью я видела сон.Коль к добру, Адилу добро предскажи,Если к худу – враг) – предскажи.Снилось мне, что я косы плетуИ никак их не заплету.Укоротился, казалось мне,Красивый язык во рту.На коне Адила ездил чужой,Плеткой бил – показывал власть.Снилось мне, запряженная в шесть лошадей,Пушка разорвалась.Опора мужа – две крепких ноги —Протянулись, казалось мне.Помощь мужа – две крепких руки —Согнулись, казалось мне.Светочи мужа – зеницы его —Закрылись, казалось мне.Семь высоких, надежно сколоченных арбРазвалились, казалось мне.Достигающий до неба дымНе встал над его шатром.Кобылица табунная родилаЖеребенка с куцым хвостом».Баранью лопатку гадалка достала,Посмотрела и так сказала:«Если волосы не заплетались в косу,Это знак, что добру не быть.Если красный укоротился язык,Значит, он перестал говорить.Если ходит конь под чужим седоком,Он хозяину перестал служить.Если пушка разорвалась,Нельзя из нее палить.Если ноги раскинуты на земле,Значит, больше не смогут ходить.Если руки согнуты у него,Он не сможет их распрямить.Если закрыты глаза его,Это значит – он спит беспробудным сном.Если семь телег развалились вдруг —Значит, помощи нет кругом.Если дыма нет над его шатром,То напрасно мы его ждем.Не к добру – во сне видатьЖеребенка с куцым хвостом.Если режут у нас нежеребых кобыл,Если пар мясной валит над котлом,Если платья надели без рукавов —Это значит, готовят поминки о нем!»