Наруто. Пробуждение Воли

– Старик, не смей приближаться к моей семье! Даже не думай!

Мадара

Передо мной стоял абсолютно невредимый Старик, что со слабой улыбкой смотрел на меня как на чудного зверька. Все инстинкты вопили, что это смерть, но мне было плевать.

–Ты ставишь под угрозу наш план! Сейчас же отступи!

Иглой впивались мне прямо в душу мысли в моей голове, заставляя задуматься, а моя ли это воля? Но разбираться с этим времени сейчас нет. Потом обдумаю, что это. Будто реагируя на размышления, надоедливый зуд сомнений тут же исчез. Я никогда не бежал от боя. А какой бой может быть священнее, чем бой за свою семью. Концентрация:

–Сусано!

Гигантский темно синий, отливающий фиолетовым воин возник вокруг меня, заключив в защитную шести угловую формацию. Сжатие! Уплтонил я его, заключив в доспехи лишь свое тело, нет смысла использовать всю мощь здесь. С помощью сусано я вряд ли смогу пробить его защиту. Может, выйдет истощить его? Ускорившись, рванул в атаку. Гендзюцу больше не действовало, старик же уходил от всех моих атак, даже не извлекая меча! Неважно, ускориться, еще быстрее, мои наследники не могут пострадать! Удар, удар, подключаю руки из доспехов. Успеваю увидеть атаку Старика, призыв гунбая, принимаю удар на него.

Черт, что за абсурдная мощь!? Да я бомбу девятихвостого на него принимал без сусано, а тут в полных доспехах еле на ногах устоял! Азарт разгорается! Защита Учих – Зеркальное отражение!

Старик, будто не замечая урагана на своем пути, одним шагом оказывается передо мной. Меч загорается, мир вокруг замирает, я – будто в киселе. Двигайся, будь проклято это слабое тело! В последний момент подставляю четыре перекрещенных клинка, под несущийся на меня удар старика. На меня будто рухнул весь солнечный свет, в сотню раз уплотненная броня Сусано начала медленно истощаться! Монстр! Перед глазами встал ребенок, что хмурым взглядом искал причину своего беспокойства.

Нирвана была достигнута, правый глаз прозрел.

– Баншо тенин!

Старика тянет ко мне, из руки вытягивается стержень проводника чакры Куройбо. Но упирается во что-то около самой груди старика. Я продолжаю давить, техника бога и его оружие почти продавили эту броню…

С трудом ухожу от взмаха меча. Техника прервана, а куройбо сломано…

Улыбка сошла с лица старика. Приняв стойку, он взмахнул мечом.

– Шинра тенсей!

Сфера отторжения возникла вокруг меня, удерживая три огненных полумесяца на расстоянии, но при этом не развеивая их! Пришлось сдвигаться с линии атаки, спину обожгло жаром, броня начала истощаться, но сейчас точно не до защиты.

– Черт, да как это возможно. Плевать, умру, но заберу с собой! Чибаку тенсей!

Сомкнув ладони и раскручивая источник, создал сингулярность. Я ее почти отпустил, но вдруг мир затих. Тишина нарушилась тихим пением старика:

– И пусть зарница божья не скроется во толщи каменной тверди, пусть видит солнца свет, в котором с радостью сгорит!

Крик старика нарушает тишину, а луч белого пламени мгновенно сжигает центр техники в моей ладони, чудом ухожу с линии огня. Меня бы испарило, как и технику.

Старик слегка покрылся испариной, но дыхание все еще ровное. С удивлением прикоснувшись к своему лбу, Старик заговаривает:

– Чтож, давненько мне не приходилось сражаться с использованием стольких сил… Но сейчас ты почти достиг предела, Мадара кун.

Он был прав, сусано развеялось, из глаз и носа бежала кровь, а я чувствовал себя так, будто нахожусь на грани. Разрушение техники не осталось для меня без последствий.

– Твой дух и воля даже сильнее, чем были у юного Сенджу. Ты еще можешь развить свой потенциал, ведь только в бою ты пробудил свое наследство, мне кажется, тебе стоит с ним освоиться.

Закончил говорить старик, убирая клинок в ножны, он не блефовал. Если его аура и иссякла, то незначительно… Но все это неважно, я никогда не боялся умереть.

– Что ты собрался делать с моим внуком?

Старик замер на полушаге и с улыбкой заговорил:

– Учить, что же еще?

Мир мигнул, и передо мной больше никого не было, а порушенный нами мир был цел…

Деревня перекрестная, дом семьи «Танако».

Даже дома все никак не мог успокоиться. Меня будоражило то странное ощущение, что возникло, когда мы с папой возвращались домой после нашего лесного «пикника». Я почувствовал взгляд и бурю эмоций, что за ним прятались. Распознать все эмоции я не смог, но это не пугало. Не найдя никаких ответов или намеков чем это могло быть, я вернулся к своим баранам, то есть родителям, что сейчас активно спорили.

Пересказав маме о моих успехах, папа долго спорил, объясняя ей, что вряд ли это можно назвать плохим эффектом. Да и не стоит меня прятать на край света, увозя из дома, чтобы я не возвращался в академию. Давя мамины эмоции, вполне себе верными аргументами:

–Как минимум, он будет крепче остальных, плюс наследственность Узумаки.

Закончил папа говорить с мамой, а повернувшись ко мне, продолжил:

– Но сын, постарайся сильно не выделяться. Так же, у тебя достаточно отрасли волосы, что бы я мог нанести тебе такую же печать как у мамы. Она должна ускорить набор чакры, что позволит тебе быть сильнее, когда это будет нужно. Но не прибегай к этому часто, а желательно только когда тебя точно никто не видит. И не стоит забывать, что хоть среди самураев я и не слышал про сильных сенсоров, но это не значит что их там и вовсе нет. Понял меня?

Я кивнул, а что тут еще говорить. Со слов отца, наша шалость с печатью и маленькими тренировками сделала меня в два раза сильнее, по крайней мере, с точки зрения объемов чакросистемы. И мне стоит постоянно расходовать свои силы для того что бы не привлечь внимания. С этой стороны накапливающая чакру печать бессмысленна, но с другой, а мало ли что может произойти и кто может на меня обидеться, задумав неладное. Так что возможность пользоваться чакрой может быть неплохим подспорьем.

Часть утра мы провозились с нанесением печати мне на шею, она была куда сложнее той, что была у матери и, со слов отца, сама являлась чем-то вроде накопителя. В ней был запас чакры примерно равный моему – хорошее подспорье.

Через час мне предстояло отъезжать с повозкой обратно в академию. Мы в последний раз все обсудили с родителями, а я пошел попрощаться с Акане. Она, конечно, еще ничего понимать не должна, но ее удивительно синие глаза, не голубые, а льдисто синие, смотрели на меня с неожиданной серьезностью. Встретившись со мной взглядами, она тут же потянулась ко мне, что бы я взял ее на руки. Так оставшееся время я и провозился с угукающей сестренкой, что росла удивительно спокойным ребенком. Даже более спокойным, чем я, что родителей радовало.

А потом я поехал назад в академию. Я лежал в повозке и думал о жизни под мерный перестук колес о плиты дороги. В небе светило солнце, заставляя слегка жмуриться. Редкие облака не спеша проплывали по небесной лазури. Все вокруг дышало буйством жизни и было доказательством ее невероятной изящности. Никогда еще я не чувствовал себя частью другого мира так сильно, как в этот раз. Родители, ставшие для меня чем-то большим, чем просто те, кто дают жизнь. Меня искренне начинала пугать перспектива потерять память о них после освобождения души от жизни… С сестрой же еще сложнее, такого ощущения родства я даже представить не мог. Много-много вопросов и так мало ответов. Вот с такими мыслями я и задремал, разморенный теплым солнечным днем и благодушным настроением.