Нарвское шоссе
Шрифт:
Еще вечером была культурная программа. Политрук читал сводку Совинформбюро, а после еще раз показали «Чапаева». Третьим номером культурной программы было обсуждение в кулуарах, кто сколько раз смотрел «Чапаева». Рекорд поставил Коля, который смотрел девять раз. Оказывается, муж его сестры был киномехаником, чем Коля пользовался. Островерхов и Саша, смотревшие по три раза, оказались самыми отстающими.
В обед опять прилетал немецкий разведчик, после визита которого была бомбежка. На сей раз немцы бомбили где-то севернее расположения роты. Вечером Митя спросил про эту бомбежку лейтенанта, проводящего занятия по борьбе с танками, и тот ответил, что бомбили деревни Калмотка и Жабино. Несколько домов сгорело. Были ли жертвы – лейтенант не знал. Волынцев потом сделал Мите втык за вопросы не по теме. Митя стал мучеником борьбы за свободный доступ к информации, поскольку начал пререкаться со старшим по званию и заработал наряд вне очереди за «злобесная претыкания», как выражался покойный царь Иван Грозный, за свою выдающуюся жестокость прозванный
Бойцы устроились спать и не ведали, что фронт Лужской группы прорван и немцы выходят в тыл укрепленному району. Немцы продолжали наступать и в районе Нарвы. Сегодня погибла Чудская военная флотилия. Завтра укрепленному району придется занимать оборону восточнее города, прикрывая Кингисепп и основную позицию от удара с тыла. Бойцов подымут перед рассветом, и… «дан приказ: ему – на запад, ей – в другую сторону». Четвертая рота уйдет прикрывать район с востока и погибнет в боях по большей части уже 15—16-го числа. Вслед за ней поляжет и третья рота. Вторая рота останется в резерве. А рота, где служит герой, станет на пути немцев, наступающих и с запада, и с востока. Ждать их осталось недолго, ведь Нарва падет 17-го числа. А от нее до старой границы, вдоль которой выстроились доты укрепрайона, совсем недалеко. Герой этого не знает, он сейчас спит и видит сон, что он очутился в Питере, в своем времени и идет по улице. Прохожие оглядываются на него, но не очень часто. Реконструкторское движение набирает обороты, и теперь на улицах вы сможете увидеть и рядового РККА, и белого офицера Северо-Западной армии. Встречаются и финские егеря, и солдаты вермахта, и солдаты кайзера. Ключа от дома у него нет, поэтому он поставлен перед выбором – либо пойти на работу к Катьке за ключом, либо к себе на склад и объяснять, что не запил, а пал жертвой готского колдовства, и, рассказывая об этом, он не бредит, а говорит чистую правду. Но выбор варианта поведения совершить ему было не суждено. Спящий рядом Моня во сне толкнул Сашу и разбудил. Саша заснул снова практически сразу, но в этот сон уже не вернулся. Теперь ему предстоит спать и видеть сон про постройку дачного домика – до момента, когда роту поднимут по тревоге.
Вчерашняя сводка Советского информбюро рассказывала, что бои идут на «Кексгольмском, Старорусском, Смоленском, Белоцерковском направлениях. Несколько дней назад наши войска оставили гор. Смоленск».
Через два часа наступит рассвет четырнадцатого числа. Через час подымут роту. С умыванием придется очень поспешить, зато завтрак подождет.
Следующим вечером передадут о боях, идущих на всем протяжении фронта, и о том, что нами оставлены Кировоград и Первомайск. Кировоград был оставлен больше недели назад, пятого числа, а Первомайск – еще третьего.
Сегодня день Атлантической хартии, девятый пункт которой говорит о военном разгроме стран-агрессоров. Впрочем, США еще вовсе не воюют, Британия еще не готова это сделать. СССР еще не присоединился к хартии. Все еще впереди.
21-й Кингисеппский УР готовится к боям с перевернутым фронтом. Ни при проектировании его, ни при мобилизационном усилении никто на это не рассчитывал, и все укрепления строились для отражения удара от Нарвы на восток и от десанта на побережье. А теперь надо было удержаться на позициях и в Кингисеппе, сдерживая удары и с фронта, и с тыла. В том числе и потому, что через позиции УРа отходили войска 11-го стрелкового корпуса и мирное население. И каждый день и час удержания переправ через Лугу давал им возможность отойти к Ленинграду и не погибнуть в кольце.
«Больше сея любве никто же имать, да кто душу свою положит за ближняго своего» (Ин. 15: 13).
В этот день нас подняли еще до утра в какое-то неудачное время. Да еще и подгоняли, чтоб побыстрее умывались и собирались. Зевота мучила так, что хоть сжимай челюсти руками. Завтрака не было, Волынцев сказал, что его получим уже на месте. А пока мы собрали палатку, потом чего-то ждали и двинулись к казарменному городку, где и сдали на хранение палатку и другое имущество. Оттуда двинулись, наверное, на запад. Шли в колонне по четверо, сначала по просеке в лесу. Пока шли – рассвело. Я подумал, что нас, наверное, ведут занимать оборонительные сооружения. Ну да, это логично. Вот я уже был несколько раз в разных сооружениях, и можно прикинуть, что они образуют какую-то линию или дугу на местности. А может, даже и две линии – одну за другой. Вот нас сейчас и ведут занимать доты. Тогда от колонны, когда мы будем подходить к дотам, должны будут поочередно сворачивать там, где им ближе к своему, взводы и отделения. Мне захотелось поделиться этой мыслью с другими, но я, как всегда, шел замыкающим, потому тихо об этом никому не скажешь. А громко говорить – Волынцев сегодня тоже не в духе и уже успел влепить наряд вне очереди. Известно кому – Мите. Ибо Митя постоянно одержим злым духом противоречия, оттого так и норовит ввязаться в спор с помкомвзвода. Хотя раз было, что и от самого комвзвода пострадал – за то же самое. Интересно, когда он от этого отучится – до демобилизации или уже после нее? Вообще Волынцев – мужик не вредный и зря власть не применяет. Не припомню я такого, чтоб он невиноватого наказывал. Ну а с другой стороны,
вот он Мите влепил наряд вне очереди, и это по уставу – максимум его власти. А он же может доложить взводному – и вот уже два наряда вне очереди. Так что Митя должен благодарить, что он не каждый день будет исправляться ударным трудом на благо общества.С Волынцева мои мысли перескочили на тему оружия. С ним лучше пока не стало. Я подумал, что, может, если нас в дот отведут, то там оружие будет? Хотелось бы, но что-то подсказывало, что не стоит широко губу раскатывать. За этими размышлениями я недослышал команду. Пришлось ускорить шаг, чтоб на меня не налетели идущие сзади. Наш взвод свернул с дороги вправо и двинулся через поле. Когда мы отошли от дороги подальше, я увидел, что впереди нас – какие-то постройки, к которым привела бы нас дорога, если бы мы не свернули. А первый и второй взвод все так же идут вперед, к этим постройкам по дороге. Поле простиралось узким клином между двумя участками леса – тем, из которого мы вышли (он оставался слева), и тем, который лежал правее. Здесь была картошка посажена. Вот уже несколько рядков вырыто, а здесь еще не копали. Наверное, вырыли немного на пробу. А кстати: это поле колхозное или под личными участками колхозников? Я это к чему – вдруг потом понадобится накопать картошки на пропитание, если кухня запоздает? Батин друг рассказывал про свою армейскую молодость, что если накопаешь колхозного, то сторожа солдатам ничего против не говорили. А вот если личную картошку или морковку затронешь, то может быть ругань до небес, и даже начальству твоему пожалуются.
Мы все сильнее стали забирать влево, вдоль опушки леса. Впереди тоже была деревня, и довольно большая. Сейчас рассвело, ветра не было и дымки из печей поднимались почти вертикально вверх. Интересно, что там готовят на завтрак? Неплохо было б поесть яичницы с салом или колбасой… Небось сейчас жена поставит мужу сковородку с яичницей на стол, а сама пойдет корову доить. Или для дойки уже поздно? От мысли о яичнице рот заполнился голодной слюной. Ну, может, скоро придем на место, и там чего-то дадут. А пока нечего о жратве размышлять и тем себя мучить. Да и мужики, наверное, в армии, так что некому им сейчас яичницу подать. Им каши в котелок положат из котла, как и мне. А по домам только уже негодные к службе сидят.
Мы отклонялись все левее и левее, идя по опушке леса. С поля мы уже ушли, а двигались по нетореной дороге вдоль этой опушки. Вообще ноги уже чувствуют, что они уже часа с полтора идут. Вообще пора бы дать малый привал. Но, может, его не дают, потому что уже совсем близко? Какой смысл отдыхать в двух шагах от цели?
– Взвод, на месте… стой!
Это нам. Командует наш взводный. Голос у него высокий и чуть с хрипотцой, легко узнаваемый. Стою и вижу через головы, что первый взвод не стоит, а движется вперед. А мы стоим. Наверное, сейчас они пойдут к своим дотам, а нас сейчас тоже поведут куда-то. Первый взвод тоже встал. Ага, ротный разглядывает карту, которую достал из полевой сумки. Потом к нему подходят взводные командиры. Их много – в нашей роте взводов значительно больше, чем в обыкновенной стрелковой. Пять артиллерийско-пулеметных, пять пулеметных, один артиллерийский и два противотанковых отделения. Ну и всякие там тыловые службы. Ротный что-то взводным говорит, показывает что-то на карте, потом рукой на местности. Значит, я прав – скоро нам к дотам идти.
О голоде я уже забыл, меня охватывает нетерпение – скорее бы к доту. Может, меня все же поставят к пулемету, а не к двери или вентилятору? Хотелось бы. А у кого бы попросить, чтоб туда поставили? Если нас в дот всем взводом поставят, и помощником будет тоже Волынцев – ну, знамо дело. А если там будет другой начальник? Он-то может и отказать…
Снова двигаемся по опушке леса. Впереди видна дорога, выходящая из той деревни на запад. А впереди нас – тоже дорога, которая идет на пересечение с первой дорогой. А там, где они пересекаются, какие-то строения, но издалека не разобрать какие.
Скашиваю глаза вправо и вижу торчащую из небольшого бугорка танковую башню. Такую, как я видел до этого на БОТах, в которых мы диски снаряжали. Точно! Мы явно близко! Колонна поворачивает еще круче влево. Интересно, мы уже пришли или нет? Мне весело, и я совсем не думаю о том, что, может быть, немцы уже близко. Может, даже в нескольких километрах.
Предчувствие меня обмануло. Нам действительно пришлось идти еще далеко. Оказалось, мы шли по дороге, которая соединялась с Нарвским шоссе. На нем была довольно большая деревня Дубровка. Вскоре мы ее тоже увидели, совсем скоро после этого БОТа. А за той дорогой, по которой мы шли сначала, были наши доты. Только занимать их нас не направили. А еще дальше была старая граница. Там, впереди, за дотами, в каком-то километре от нас.
Я несколько раз ездил по Нарвскому шоссе, но с тех пор сильно много изменилось. Оно стало совсем другим, вот этого поселка уже не было, и граница ушла в сторону Нарвы. Теперь, то есть в моем времени, Ивангород был не эстонский. Поэтому доты строили бы уже подальше, если б это надо было. Дальше мы шли по полям вдоль этой Дубровки, потом дошли до хутора Артемьево, а вот возле него и был конец нашему переходу. Там нас ждали чай и новости.
Новостей было много, в том числе и та, что мы разделились. Восемь человек оставались в этой точке, остальные уходили, в том числе и Волынцев. Мы остались, а они двинулись дальше на север. Наш новый комендант сказал, что там есть точки, вот, видимо, туда они и направлялись. А нас ждало много работы. И – с запада погромыхивала канонада.