Нас больше нет

— Мне завтра на благотворительный вечер переться, придется не только ноги, но и руки закрывать. Кажется, на мне ни одного живого места не осталось, — бурчу я, из последних сил сдерживаясь, чтобы не начать снова чесаться.

Давид промолчал, лишь прошелся по мне долгим взглядом, но что в нем отражалось — не ясно. Слишком темно уже, чтобы что-то разглядеть на дне его глаз.

Первым делом, добравшись до дома, я побежала в душ. Натерла себя со всех сторон мылом, избавляясь от липкого пота, укусов насекомых и дорожной пыли.

Запоздало вспомнила, что сменная одежда осталась в комнате. Пришлось вновь натянуть на себя штаны с пятнами от травы и футболку, которая после того, как я полдня пробыла на жаре, была не первой свежести.

Вышла в коридор, прислушалась к звукам в доме, стараясь определить местонахождение Давида. Не то чтобы я боялась столкнуться с ним, просто хотелось избавиться от лишних контактов.

В кухне гремела посуда. Пахло едой. Он снова готовит. Чудо, а не мужчина. Так я подумала бы, если бы не знала его получше.

Я прикусила губу изнутри. Слишком больно стало. Не рассчитала силы, но это отрезвило. И пошла к себе.

Пижама с котиками — короткий топ и свободные штаны — пахла порошком, что неимоверно меня радовало. Я расчесала волосы, легла на кровать поверх одеяла. Оставила включенным лишь ночник. Продолжила читать глупый романчик, который прихватила с собой, но меня так разморило после прохладного душа, что я быстро уснула, забыв обо всем на свете. Даже несмотря на то, что находилась под одной крышей с Леоновым. Скорее всего, у меня на него начал вырабатываться иммунитет.

Снилось мне что-то приятное. Как мое тело ласкают мужские руки, как жесткие губы терзают мои. Из горла вырвался стон. Громкий. Воздух застрял в легких, внизу живота все начало пылать. Я резко открыла глаза, меня словно что-то выдернуло из сладкой неги. И замерла, боясь пошевелиться и не до конца понимая, что реальность, а что сон.

Давид сидел на краю кровати, рядом со мной. Смотрел мне прямо в глаза, в то время как его пальцы нежно обводили впадинку пупка по обнаженной коже.

Глава 21. Лера

Несколько мгновений мы ошалело смотрим друг на друга. Давид, кажется, совсем не ожидал того, что я проснусь и застану его за весьма странным и двусмысленным занятием.

— Что ты делаешь?

Слова приходится выталкивать из себя. Горло пересохло, язык прилип к небу. Внизу живота жар разгорался с новой силой. Потому что прикосновения оказались реальными. Именно того мужчины, на которого я реагирую так остро. Возбуждение все еще клубится, не отпуская. У меня таких вот снов — несколько в неделю. Потому что у меня секса три года не было. Мужика нормального, оказалось, не так-то просто найти. Леша вот проверку не прошел, например.

Мне, наверное, стоит закатить истерику, бросить в Леонова подушкой, прогнав, но я не могу даже пошевелиться. Моргаю часто-часто, все еще не понимая, где кончается сон и начинается явь. В трусиках так мокро, хочется подвигать бедрами, запустить руку под резинку пижамных штанов, поласкать себя. Кончить.

— Ты не отзывалась, и я решил проверить, все ли хорошо. Ты стонала. Прости, не хотел тебя будить.

Он бросает виноватый взгляд на свою руку. Он должен был бы ее убрать с моего живота после этих слов, но отчего-то не спешит.

— Плохой сон? — спрашивает после непродолжительной паузы.

Я краснею в ответ. Ага, плохой. Очень плохой. Но не в том смысле, о котором спросил Леонов. Сердце шарахает словно бешеное.

— Не помню, — я вру, совсем потеряв голос.

Я наконец-то отмираю. Время набирает ход. Перехватываю ладонь Давида, намереваясь убрать от себя. Но он с силой сжимает мои пальцы, переплетая их со своими. Длинными, сильными, красивыми. Которые я рисовала несчетное количество раз.

Вспоминаю, как эти самые пальцы доводили меня до безумия.

И снова внутри меня пожар.

— Отпусти, — недовольно смотрю на него. Не выдать своих истинных эмоций сейчас невероятно сложно.

Давид делает глубокий вдох. Футболка натягивается на его широкой груди, мышцы на руках напрягаются. Возвращаюсь к его глазам. Смотрю с вызовом.

— Меня тошнит от твоих прикосновений, — дрожащим голосом говорю я. В моих словах есть и ложь, и доля правды. Потому что только на него откликается мое тело. И потому что мне противно думать о том, как он трахал меня по приказу отца.

— Тебя тошнит, а мне пиздец как сложно оторваться от тебя, — с жаром заявляет он, удивляя меня и словами, и откровенностью, и склоняется ближе. Смотря точно в глаза.

Давид протягивает вторую руку к моему лицу. Я задерживаю дыхание. Костяшками пальцев он нежно проводит по моей щеке. Я чувствую на своей коже его горячее дыхание и свожу бедра вместе. Во сне я была близка к оргазму, и теперь неудовлетворение не дает мне трезво мыслить.

— Если бы я мог что-то изменить — обязательно это сделал бы. Но у меня нет такой возможности. Ты когда-нибудь простишь меня, Лер? За то, каким придурком с тобой был. За то, что свою злость и гнев чаще всего на тебе вымещал, забывая напрочь о том, что ты всего лишь красивая, милая и чувственная девочка.

Я прикусываю губу изнутри. Вот зачем он так? Зачем ворошить едва зажившие раны? Зачем поднимать неприятные темы?

— В той ситуации виноваты трое, — заявляю я. — Я, ты и отец. Я — в своей наивности и нездоровой любви к тебе. Ты — в том, что играл на моих чувствах, потакая приказам отцу. Папа же… у него не было права распоряжаться чужими жизнями. Я больше не хочу поднимать эту тему, Давид. Ворошить прошлое — не самое приятное занятие, — раздражаюсь я. — Я не для этого училась жить заново.

— Хорошо, — говорит тихо он, разжимая пальцы.

Его кадык дергается. Давид смотрит на меня выжидающе, но мне добавить нечего.

Я, пользуясь случаем, выдергиваю свою руку из захвата. Воздух между нами накаляется. Давид блуждает взглядом по моему телу. В глазах его разжигается давно знакомый мне пошлый огонек.

В маленькой комнатке с ободранными в некоторых местах обоями стало душно. Я чувствую, как капелька пота спускается по ложбинке между моих грудей.

Я начинаю дрожать. Хочу, чтобы он поскорее ушел и в то же время остался.