Нас предала Родина
Шрифт:
Со вторым рассветом пришла тишина.
Звенело в ушах, и поэтому тишина казалась невероятной,… невероятной и страшной, будто сулила новое несчастье. Несколько минут они сидели, не двигаясь, и почти не шевелились, чтоб не спугнуть, чтоб не приблизить тот миг, когда несчастье станет необратимым. Потом потихоньку встали, медленно-медленно открыли дверь.
Сверху смотрело на них равнодушное серое небо. Немного подождали и осторожно, еле переступая затекшими ногами, поднялись по ступенькам. Выглянули.
Землю покрывали грязно-серые остатки снега, везде валялись ветки деревьев. Сами деревья стояли почти
— Боже! — ахнула Ирина. — Боже мой! Боря, что же делать?
— Уходите! — свистящим шепотом прокричал Алхазур. — Куда угодно. Хоть ко мне в Гойты. Боитесь? Да никто вас там не тронет, клянусь! Сына пожалейте!
— Да, здесь действительно не… — сказал Борис. — Может, в бомбоубежище лучше? Ир, пойду я посмотрю.
— Боитесь… — подытожил Алик.
Как не противился Борис, Ирина пошла с ним. На другой стороне Сунжи небо было бурым, со стороны Беликовского моста клубы дыма ползли в центр, устилая землю черными хлопьями. «Дом перед Беликовским знаешь? Представляешь, ей рожать скоро!» — вспомнила Ирина и споткнулась о торчащий из земли осколок. Борис резко схватил ее за локоть.
Пятиэтажка у Сунжи тоже горела, огонь вырывался из всех окон. Гудело, как на заводе у печей. Во дворе, рядом с детской площадкой, лежало что-то темное, и узнавать, что это, не хотелось. Они сделали еще несколько шагов, обошли поваленное дерево и замерли.
Бомбоубежища не было. Дома не было. Нескольких домов дальше тоже не было. Ничего не было.
Совсем.
Только куча хлама немного возвышалась над землей. Совсем немного: видимо все провалилось в подвал. Дотлевали оконные рамы, остатки мебели, валялись погнутые обломки кровли. И везде кирпичи. Разбитые, искореженные, обугленные кирпичи. Дрожало красноватое марево, и падали на землю черные хлопья.
— Как это? — подняла Ирина серое от пепла лицо. — Как это, Боря?
Борис молчал, пытаясь закрыть от Иры правую сторону кучи: там темнело что-то подозрительно похожее на человеческую ногу.
— Что ты молчишь? Бомба? — глаза широко открыты, по щекам, смывая пепел, ползут слезинки. — А где все? Надо же что-нибудь… Может, кто жив еще?
Борис старательно загораживал опасный предмет и не углядел: Ирина выпустила руку и бросилась к куче. Оступилась, упала, тут же поднялась и, проваливаясь в кирпичные осколки, двинулась дальше. Опять оступилась, устояла, качнувшись, сделала еще шаг и замерла, как вкопанная.
— Ма-ма!
Борис в два прыжка преодолел расстояние, схватил жену за окаменевшие плечи.
И окаменел сам.
Среди кирпичей валялась папаха. Смятая, испачканная сажей и кровью папаха. Внутри темнело что-то мягкое. «Ингушетия богата полезными ископаемыми.… Один внук — это мало…»
— Боря! Я не хочу.… Не хочу! Не хо-чу!.. Не…
Борис с трудом подавил подступающую к горлу тошноту, повернул Ирину к себе. Она тут же уткнулась ему в грудь, плечи затряслись.
— Все, Ира, все! Пошли отсюда. Ну, все, все.
Назад Ирина шла, вцепившись Борису в руку, и безостановочно шептала: «Не хочу… не
хочу». Машину у подвала она увидела первая, замерла на секунду и бросилась вперед. Борис неожиданно жестко поймал ее за локоть.— Стой! — голос тоже непривычный, резкий. — Кого это черт принес?
— Ты что? — нервно засмеялась Ирина — Это же Алан!
Аланбек стоял у синей, заляпанной грязью «шестерки» и о чем-то разговаривал с отцом. Мать сидела в машине рядом с незнакомым мальчишкой. На переднем сиденье обняла объемистую сумку сестра Аланбека Малика. За рулем нервно курил молодой парень. У входа в подвал поглаживал Дейка Славик.
— Борис, слушай меня, — сразу начал Алан. — Это мой брат. Говорят, дорога еще открыта до самого Хасавюрта, но в машину все не влезут. Пусть садятся родители и Ира со Славиком. Ваха отвезет их к родителям в Гудермес и вернется за тобой.
— Я одна не поеду, — сказала Ирина.
— Почему «одна»? — удивился Аланбек. — Со Славиком и родителями.
— Нет! — отрезала Ирина.
Борис остановил открывшего рот Аланбека, повернулся к отцу.
— Папа, садись. Славик, бросай Дейка, давай в машину. Ира, послушай…
— Нет! — перебила Ира. — Нет! Я без тебя не поеду!
Отец забрался в машину, поставил сумку, следом залез Славик. В салоне сразу стало тесно.
— Ира…
— Нет! Смотри — там уже места нет!
— Поместишься, — устало сказал Аланбек. — Что боишься? Ваха завтра вернется.
— Ира, — стараясь быть спокойным, сказал Борис. — Это же быстро, оглянуться не успеешь.
— Нет! — как заведенная повторила Ирина и хлопнула дверью. — Я с вами подожду. Езжайте!
— Иза ларт1аьхь яц? [19] — спросил у брата Ваха.
— Мама! — закричал Славик. — Мама!
Вдалеке дважды ударило, через миг воздух прорезал короткий свист, и в соседнем дворе хлопнул резкий взрыв. И тут же, как будто догоняя его, взорвалось за спиной. Захлопали автоматы.
19
Она ненормальная? (чеченск.)
— Ира! — заорал Борис, и она удивленно вздрогнула. — Садись! Быстро!
Ирина отпрянула и замерла, не сводя с Бориса широко распахнутых глаз — никогда еще он не кричал на нее. Никогда.
— Слышишь? В машину!!
Борис схватил ее за плечи, втолкнул в салон и захлопнул дверь. «Шестерка» дернулась, словно раздумывая и медленно набирая скорость, двинула по разбитой дороге. Следом, захлебываясь лаем, побежал Дейк.
— Твою мать! — выругался Борис и помчался следом. — Стой! Стой!
— Что еще? — недовольно закричал Ваха.
Борис открыл заднюю дверь и почти ударился о взгляд абсолютно серых, почти прозрачных глаз.
— Деньги! Ира, деньги возьми! Если что — не жди, уезжай! Я вас найду! Слышишь? — кричал Борис, не отводя взгляда от окаменевших глаз — Слышишь меня?!
Ира, как сомнамбула, кивнула головой, и он резко захлопнул дверь, махнул рукой.
— Давай! Давай!!
«Шестерка» обреченно вздохнула, медленно объехала воронку, на секунду задержалась перед поворотом и скрылась за домами. Через минуту прибежал назад Дейк, сел перед Борисом и уставился на него осуждающим взглядом: «И что же теперь?»