Нас с тобой трое
Шрифт:
— Как сказать, — он торопливо засунул оранжевый лифчик в карман пальто. — Таков нынче мой образ жизни.
— Немыслимо. Эта квартира всегда были стерильно чистой, и мне каждый раз хотелось что-нибудь разбить здесь. Однако эта реальность превзошла самые смелые ожидания.
— Мы немного торопились вчера. Бабушка Лизы попала в больницу.
— Бабушка Лизы! Тебя, малыш, приняли в семью?
Инга наклонилась и подняла с пола темно-синее платье, которое накануне Тимур стащил с Лизы прямо на кухне.
Марат вскарабкался на высокий стул и принялся перебирать косметику Лизы.
— Фу, — Инга
— Ну уж нет.
Он собрал остатки вещей и кинул их, не глядя, в комнату. Сунул Марату раскраску с карандашами. Загрузил посудомойку. Инга разбирала пакеты с продуктами.
— В твоем холодильнике полно еды. Что же, от этого странного увлечения явно есть польза твоему растущему организму. Больше никаких голодных обмороков?
— Ни обмороков, ни тошноты, ни ненависти ко всему миру.
— Интересный поворот событий. Значит, ты решился остепениться. Между прочим, мне каждый день звонит твоя бывшая. Можно как-то остановить эти звонки?
— Можно. Поставь её в игнор.
— Жестокий, жестокий Тим. А у мамы появился поклонник. Они два раза сходили в кино. Он прораб.
От неожиданности Тимур едва не уронил кружку.
— Больше никаких профессоров и халатов с павлинами? — спросил он, запуская кофе-машину.
— Мужчины практичного склада характера. Он чинит полочки.
— Ты знаешь, — Тимур поставил перед сестрой кружку кофе, — возможно, наш отец был не так уж и плох. Самовлюблен немного, но он хотел нам добра. Ну, или по крайней мере не причинял активного зла.
Инга вскинула брови.
— Кто вы и что вы сделали с моим братом?
— Мне не хватает его, — признал Тимур с неловкостью.
Она вздохнула.
— Человека, который его сбил, так и не нашли. Машина была в угоне. Полиция считает, что это были подростки под наркотой. Странно думать о том, что кто-то просто сбил нашего отца и поехал себе дальше. Нелепая, бессмысленная смерть.
— Любая смерть лишена всякого смысла, — отозвался Тимур.
— А вот я не умру, — сообщил им Марат.
— Ну разумеется, умрешь, — фыркнула Инга. — Но это будет еще очень-очень не скоро.
— Почему ты решила сменить гнев на милость? — спросил Тимур, придвигая Марату тарелку с грушами.
— А чипсов нет? — спросил племянник разочарованно.
— Знаешь, сначала я ужасно рассердилась на тебя.
— Она называла тебя глупым теленком, — доложил Марат.
— Точно, — невозмутимо согласилась Инга. — Любая авантюристка сможет дергать тебя за веревочку.
— Вы пришли обзываться? — обиделся Тимур.
— Нет, — Инга подхватила Марата, — я включу ему мультики?
— Только не падай в обморок от того, что творится в комнате.
Она вернулась совсем скоро.
— Постель даже не заправлена… вы вообще из неё не выбираетесь?
Тимур засмеялся.
— Я как будто вернулся в детство, ты снова меня пилишь… Хочешь омлет?
— Хочу еще кофе. Рассказать, почему я приехала? Потому что поняла, что мы едва не потеряли отца из-за этой женщины.
— Лизы.
— И я не хочу потерять тебя.
Тимур поморщился.
— Откуда столько пафоса?
Она грустно улыбнулась.
— Ты знал, что отец собирался уйти от нас к ней?
— К Лизе. Нет. Он никуда не собирался. Ему отлично
было на двух стульях.— Ошибаешься. Прошло полгода, Тим, и я вступила в права наследования. Нотариус передал мне документы из банковской ячейки. Немного денег, немного ценных бумаг, немного фотографий и писем. Он… написал несколько вариантов писем для мамы, пытаясь объяснить ей причины своего ухода из семьи.
— Не может быть.
Инга встала и взяла свою сумочку с тумбочки от входа. Достала оттуда довольно пухлый конверт.
— Я оставлю это тебе. Не знаю, скажешь ли ты ей об этом…
— Лизе.
— Лично я ничего не собираюсь говорить маме. Надеюсь, ты тоже.
Тимур убрал конверт, не желая говорить об этом с Ингой. Подлил ей еще кофе.
— Так где мама взяла своего прораба?
Они провели вместе прекрасное утро, а потом Тимур навел идеальный порядок в своей квартире и поднялся в квартиру Лизы. Конверт жег ему руки, когда он клал его в карман кофты, но требовалось чуть больше времени, чтобы решиться открыть его.
Как это ни странно, но у Лизы её вещей было куда меньше, чем несколькими этажами ниже. Здесь царил дух запустения, закономерный для дома, в котором давно постоянно не жили.
Тимур навел порядок, помыл полы и вытер пыль, засунул в мусорные мешки просроченные продукты и собрал разбросанную повсюду косметику и бижутерию. Достал конверт и положил его на стол. Прошелся туда-сюда, без всякого смысла открыл и закрыл дверцы шкафов. Потрепанная коробка из-под конфет в одном из ящиков стола привлекла его внимание, и он достал её. Поставил рядом с конвертом. Пожалел, что не курит.
В старой коробке Лиза хранила листочки из отрывного календаря с самыми разными датами. На клочке семилетней давности была пометка «Не смог прийти, заболела Инга», на другом — «Непредвиденные обстоятельства». Пятнадцать тридцать первых декабря и пятнадцать дней рождений, множество суббот и глаголов с частицей «не». Календарь ожиданий любовницы женатого человека, которые так часто не оправдывались.
Этой ночью, лежа без сна в больничном кресле, Тимур все пытался разглядеть бабушку-пешехода сквозь падающий через стекло свет. Лиза не злилась и он не должен был, но у него в голове не укладывалось, как можно было бросить на долгие годы внучку в такой беде и не понимать, что ребенок нуждается в помощи. Страдание на лице Анфисы было глубоким и привычным, и наверное никто в этом мире не смог бы обвинить её больше, чем она сама себя обвиняла. И Тимур учился не злиться, хотя ему так хотелось. И учился любить свою собственную семью заново, потому что никто бы из них ни за что не вложил окровавленный нож в руки другого.
Его разрывало на куски от запоздалых сожалений и никому уже не нужной злости, и Тимур даже радовался тому, что Лиза теперь в больнице, а он — здесь. Ему нужно было привыкнуть смотреть на неё самыми обычными глазами, без тени прошлых трагедий.
Но уже полузабытые спазмы тошноты подкатывали к горлу всякий раз, когда он представлял себе маленькую Лизу в следственном изоляторе.
Встряхнувшись, Тимур вскрыл наконец конверт, который передала ему Инга. Отец всегда любил её больше всех и его завещание никого не удивило. Но личные записи? Очевидно, он не планировал умирать так стремительно.