Насекомые и цветы

Но что значат предположения, основанные лишь на одной мимолетной встрече? Надо продолжать поиски. Но вечереет, ветер затихает, озеро синеет, потом, отражая зорьку, становится розовым. Пора думать об отдыхе, и я бреду к биваку с надеждой закончить поиски ранним утром.

Ночь выдалась жаркая и душная. Только под утро подул свежий ветерок. Потом он разыгрался и к восходу солнца стал сильным и порывистым. Озеро потемнело и зашумело волнами. Половину дня я ожидал, когда стихнет ветер, но он не унимался, растения метались из стороны в сторону, кусты гребенщика раскачивались вершинами, беспрерывно трепетали сиреневыми головками астрагалы, позвякивал сухими бобами лядвенец. Голубянки, пчелы-антофоры попрятались в укромные местечки и не показывались. Не было никаких насекомых и на лядвенце. Так и не удалось убедиться, кто же опыляет его желтые цветочки.

Ноев ковчег

Яркое зеленое пятно среди светло-желтой, выгоревшей на солнце пустыни казалось необычным. Оно сверкало на солнце, как драгоценный камень в оправе из золота, и переливалось различными оттенками от светло-сизовато-зеленого до сочной темноты малахита.

Нас измучила долгая и пыльная дорога. Надоел и горячий ветер. Он врывался через поднятое лобовое стекло и дул, как из раскаленной печи. Поэтому зеленое пятно в стороне от дороги невольно повлекло к себе, и мы, решительно свернув в сторону, вскоре оказались в обширном круглом понижении среди выгоревших пустынных холмов. Здесь, в бессточной впадине, весной скапливалась вода, образуя мелкое озерцо. Оно, обильно напитав влагою почву, постепенно высохло, и вот теперь, когда вокруг все замерло, убитое солнечным жаром, здесь росла, хотя и невысокая, но пышная зелень. Следы овец говорили о том, что растения не раз объедались, но упрямо боролись за свою жизнь и тянулись кверху.

Зеленая чаша была разноцветной. Снаружи ее окружала сизоватая лебеда. Затем к центру шло широкое зеленое кольцо мелкого клевера. Оно прерывалось узкой каймою светло-серой птичьей гречихи, и, наконец, весь центр этого гигантского роскошно сервированного блюда занимала крошечная темно-зеленая травка с миниатюрными голубыми цветочками. Между этими поясами, разделяя их, располагались узкие кольца голой земли.

Мы с удовольствием расположились среди зелени. Здесь даже воздух казался влажнее, чище, и дышалось легче. Физики и любители парадоксов назвали бы этот уголок антипустыней, настолько резко он контрастировал с нею. Здесь кипела жизнь. Сюда собралось все живое. Оно цеплялось за жизнь.

Едва я ступил на зеленую землю, как с низкой травки во все стороны стали прыгать многочисленные и разнообразные кобылочки. Большей частью это была молодежь, еще бескрылая, большеголовая, но в совершенстве постигшая искусство прыжка. Кое-где среди них выделялись уже взрослые, серые с красноватыми ногами кобылки-пруссы. Отовсюду раздавались короткие трели сверчков. До вечера — поры музыкальных соревнований — было еще далеко, но им уже не терпелось. Представляю, какие концерты устраивались в этом маленьком рае с наступлением ночи!

Кое-где на высоких травинках сидели, раскачиваясь на легком ветерке, сине-желтые самки листогрыза Гастрофиза полигонии. Они так сильно растолстели, что их крылья едва прикрывали основание спинки и казались нарядным жилетиком на толстом тельце. Ленивые и малоподвижные, они были совершенно равнодушны к окружающему миру, рассчитывая на свою неотразимость, подчеркнутую яркой одеждой, предупреждающей о несъедобности.

Над зеленой полянкой порхали бабочки-белянки, бабочки-сатиры, перелетали с места на место ночные бабочки-совки, в коричневых пятнышках и точках. Они собрались большой компанией на одиноких куртинках шандры, жадно лакомясь нектаром. Странно! Почему бы им не заниматься этим делом ночью, как и полагается бабочкам-ночницам? Возможно, потому, что здесь не было ночных цветков, а шандра выделяла нектар только днем. Ничего не поделаешь: пришлось менять свои привычки.

Среди совок не было ни одного самца. Мужская половина этого вида ожидала покрова ночи, будучи больше предана брачным подвигам, нежели потребностям желудка.

Тут же, на цветках этого скромного растения, шумело разношерстное общество разнообразнейших пчел, почитателей нектара: грузные антофоры, пестрые халикодомы, маленькие скромные галикты. Красовалась, смелая и независимая, крупная оранжево-красная оса-калигурт, истребительница кобылок. Шмыгали всегда торопливые осы-помпиллы. Не спеша и степенно вкушали нектар осы-эвмены. Яркими огоньками сверкали нарядной синевой одежды бабочки голубянки. Нежные светлые пяденицы тоже примкнули к обществу дневных насекомых. Тут же возле маленьких лабораторий нектара зачем-то устроились клопы-солдатики. Что им тут надо — было непонятно. Может быть, на высоком кустике не так жарко?

К этому обществу веселых насекомых незаметно пристроились пауки-обжоры. На веточке застыли пауки-крабы, кто ожидая добычу, а кто алчно пожирая свои охотничьи трофеи. Молодые пауки Аргиопа лобата смастерили свои аккуратные круговые тенета, и в каждой западне уже висело по очередному неудачнику, плотно запеленатому в белый саван, сотканный из нежнейшей паутины.

На каждом шагу встречались разные насекомые. Вот громадный ктырь уселся на веточке, пожирая кобылку. Вот его родственники — крошечные ктыри — уселись на земле, сверкая большими выпуклыми глазами. Как ягодки, красовались красные в черных пятнах божьи коровки, уплетая толстых и ленивых тлей. Слышалось и тонкое жужжание крыльев осы-амофиллы. Парализовав гусеницу, она принялась готовить норку для своей очередной детки. В бешеном темпе носилась над землей пестрая оса-сколия, исполняя сложный ритуал брачного танца. По травинкам, не спеша и покачиваясь из стороны в сторону, как пьяный, пробирался молодой богомол.

Всюду копошилось великое множество разнообразных насекомых. Они собрались сюда, будто на Ноев ковчег, спасаясь от катастрофической засухи в умирающей пустыне.

Незримо копошилось на самой земле, скрываясь в джунглях растительности, величайшее множество мелких насекомых: крошечных трипсов, мушек, комариков, жучков. Изобилие и разнообразие насекомых было так велико, что, казалось, если бы собрать сюда энтомологов разных специальностей, всем бы нашлась работа, каждый бы для себя собрал удачную коллекцию. Это был настоящий заповедник. И в этом изобилии время летело быстро и незаметно.

С сожалением мы тронулись в путь. Оглянувшись назад, я бросил последний взгляд на маленький рай насекомых, на сверкающее зеленью пятно среди мертвенно-желтой пустыни.

Злючка-колючка

Пустыня высохла, совсем серой стала, и только у реки Или зеленеет узкая полоска колючего чингиля и барбариса. И среди них небольшая группка пастушьей сумки.

Не знаю я, богат ли этот цветок нектаром, но запаха от него нет.

Я рад желтым цветкам: надоело валяться в тени машины, пережидая жару. Здесь же есть кое-что пофотографировать. Хожу, присматриваюсь, целюсь фотоаппаратом. И замечаю: посетители цветков разбились на группы, каждый ее участник держится вблизи себе подобных. Собрались вместе разукрашенные клопы, все на одном стебельке устроились. Яркая окраска клопов — вывеска: «Несъедобны, мол, мы, невкусны или ядовиты». Но как все относительно! Одного клопа-красавца изловил голодный ктырь, уселся с добычей на веточку, высасывает бедного, еще живого. То ли вкус у хищника непритязательный, то ли так голоден, что и клопом не прочь поживиться.

Красные с черными пятнами жуки — нарывники четырехпятенные — облюбовали себе местечко. Но самые большие из них — нарывники Фролова — не желают присоединяться к компании своих мелких собратьев. Грузные и медлительные, они пролетают куда-то мимо. Куда? Кругом сухо, ничего не найти. Но я ошибся: вскоре вижу их на нераскрытых бутонах цикория. Видимо, эта еда им более подходит. Аппетит у нарывников отменный, а еда их — лепестки цветков.

Дружной стайкой собрались бабочки-сатиры. Запускают хоботок в крошечные цветки, что-то там находят, сосут. Но сфотографировать их трудно. Сядет бабочка на цветок и сразу так поворачивается, чтобы солнце не освещало крылья, чтобы не перегреваться. Жара же стоит немалая: в тени тридцать шесть градусов!

Мои грубые притязания с фотоаппаратом к этим грациозным созданиям не проходят даром. Бабочки одна за другой перелетают на другую группу цветков и устраиваются там стайкой. Так я и перегоняю их с места на место.

И клопы, и нарывники, и бабочки — все держатся друг друга, обязательно вместе собираются. Рыбак рыбака видит издалека! Впрочем, есть тут и независимые одиночки. Прилетают осы-сколии, черные, на брюшке желтые пятна, крылья, как вороненые, отливают синевой. Они очень заняты, торопятся, друг на друга — никакого внимания. Еще примчится озабоченная пчелка и вскоре исчезнет. Для пчел сейчас тяжелая пора. Где искать пыльцу да сладкий нектар?