Насекомые и цветы

Цветок, ловящий мух и пчел, насекомоядное растение здесь, в южном городе? Нет, это невероятно! И я начинаю припоминать. В Советском Союзе есть несколько видов насекомоядных растений. Это росянка, жирянка, венерина мухоловка, альдрованда. Все они обитатели умеренного климата и живут в болотистых местностях. В тропических странах насекомых ловят очень многие растения. Питаясь насекомыми, они дополняют недостаток азотистых веществ в почве. Разнообразные западни, ловушки у насекомоядных растений устроены из листьев или из черешков и обычно обволакивают со всех сторон пойманное насекомое, постепенно высасывая его соки. Но ловля при помощи цветка… Странно!

— Ты что-то напутал, мальчик! — говорю я.

— Эх вы, дядя! — укоризненно качает головой малыш. — У нас вся улица приходит этот цветок смотреть. Пойдемте покажу. Вон наш дом, за углом.

Перед домиком в палисаднике на большой клумбе много разных растений. Над ними виднеется довольно высокое растение с продолговато-овальными широкими листьями, мелкими бледно-пурпурными цветками, собранными в зонтиковидное соцветие. Цветы пахнут сильно и хорошо, и рой насекомых вьется над ними в веселом хороводе. Но веселье обманчивое. Всюду на цветках сидят маленькие пленники и, будто приклеенные к ним, жалобно жужжат, не в силах вырвать завязнувшее тело. Кое-кто уже погиб и повис вниз головою. Кое-кому удается вырваться из плена. На смену же освобожденным подлетают другие насекомые и, не подозревая об опасности, попадают в плен.

Вот стройная муха-сирфида, похожая, как и многие мухи этого семейства, на осу, повисла в воздухе на секунду и ринулась в море аромата. Она обследует нектарники всего лишь какую-нибудь секунду и начинает беспокойно дергать ногой, застрявшей, будто в капкане. Попытки освободиться безуспешны: у сирфиды вязнут остальные ноги. Раздается жалобный звон крыльев. Наконец, две ноги освобождены, на них повисли какие-то желтоватые комочки. Остальные ноги засели крепко, и, кажется, скоро у неудачницы истощатся силы, и придет конец ее мучениям. Но сирфида делает рывок, ноги вытащены, она свободна и, взлетев в воздух, стремительно улетает.

В изумлении я смотрю на эту картину.

Нет, это не насекомоядное растение! Оно не ест насекомых, но ловит их для чего-то. И делает это очень ловко и безошибочно. Тот, кто покрепче, вырывается, унося что-то на ногах, кто слабее — гибнет, истощив силы. Да и способен ли цветок поедать насекомых? Надо прежде всего посмотреть его под большим увеличением.

Я спешу с цветком, завернутым в бумагу, к себе в полевую лабораторию. И, когда начинаю рассматривать его под бинокулярным микроскопом, все становится ясно.

У самого основания цветка маленький зеленый чашелистник. Он почти совсем не виден, так как прикрыт венчиком. Но венчик, обычно самый яркий у цветков, здесь серовато-блеклый, поникший, с полускрученными кончиками лепестков, как у малозначащего придатка. Основную массу цветка составляют бледно-пурпурные нектарники, вернее даже, мясистые выросты тычинок. Их пять. Они как глубокие чаши с узким основанием, наполненным душистым и сладким нектаром. Из каждого кувшинчика выглядывает по одному острому загнутому рожку. Посередине цветка расположен мясистый вырост — пестик. А где тычинки с пыльцой? Тычинок в том виде, в каком мы привыкли видеть их у обычных цветков, нет. Они сильно изменены и спрятаны за выростами пестика.

По бокам пестика между нектарниками видны узкие выступы. На каждом из них расположено по продольной щели. Внизу щель широка и даже начинается небольшим раструбом. Вверху же она сильно суживается. Края щели остры и эластичны. Все части цветка гладки, пожалуй, даже скользки, а вырост шероховат. Сюда, в широкую часть щели, попадает нога насекомого и защемляется в вершине. Какое замечательное приспособление! Настоящий рожон, только перевернутый.

Но что за черное пятнышко на вершине щели? Это оказывается очень упругое кольцо, разрезанное в одном месте. Лапка насекомого ущемляется в этом кольце и крепко им удерживается. Кольцо это, как капкан из упругой стали. К капкану прикреплены и вытаскиваются вместе с ним наружу две оранжевые пластинки, упругие и гладкие. Это так называемые полинии — тельца, содержащие пыльцу.

Как все ловко устроено! Цветок ловит насекомых, нанизывает на них полинии, а дальше любители нектара, привлекаемые сильным запахом, рано или поздно снова прилетят на цветки такого же растения. Как ботиночками, надетыми на лапки, насекомое прикасается полиниями к цветку и, по существу, ходит на них. Узкий и гладкий, полиний попадает в продольную щель, ту самую, в которой защемляется лапка насекомого и застревает там. Небольшое усилие — и ножка полиния, прикрепленная к капканчику, отрывается в месте перегиба, а полиний остается в пестике. Во многих щелях уже находятся застрявшие полинии.

До чего же замечательно устроен цветок! Только зачем так сложно, когда у других растений все гораздо проще? Но на этот вопрос ответить трудно. Тут необходимо специальное исследование растения, и не только его настоящего, но и его прошлого.

Теперь нужно разузнать, что это за растение. Оно, оказывается, из семейства асклепиадовых, рода асклепиас. В нашем городе его кое-кто разводит в садах, но про интересную его особенность мало кто знает.

Среди насекомых, собранных на этом растении, оказалась одна очень редкая муха львинка-эвлалия. Ни в поле, ни в городе она мне не встречалась. В надежде ее раздобыть пришлось наведаться к юному охотнику. Вдвоем мы идем к клумбе и долго высматриваем эвлалию. Проходит час-другой. На асклепиасе поймано много разных насекомых, а эвлалии нет. Наконец, и она появляется, сверкая изумрудно-зеленым брюшком с черными полосками, и через секунду уже жалобно звенит крыльями, пытаясь вырвать застрявшую ногу.

— Ага! — радуемся мы. — Наконец, и ты поймалась. Не лезь на рожон!

«Не в свои сани не садись»

Маленький тугайчик на берегу Балхаша был чудесен. Здесь оказалось большое разнообразие растений. Вокруг темной тенистой рощицы из туранги, лоха и тамарисков росли чий, терескен, прутняк, эфедра, разные полыни, кендырь, ломонос и множество других растений, характерных для приречных зарослей пустыни. С севера к этому зеленому оазису подходила желтая каменистая пустыня с редкими кустиками-карликами солянки-боялыша. С юга ее окаймлял бирюзово-синий Балхаш. Среди тугайчика высился очень высокий, густой и многоствольный тополь, покрытый обильной и пышной листвой. Он гордо красовался, выделяясь темным пятном, и был хорошо заметен среди сверкающей синевы неба и озера и светлой выгоревшей на солнце пустыни. Мы заметили его за десяток километров.

Кое-где среди зелени тугайчика виднелись пятна цветущего вьюнка, и на нем вертелось оживленное скопление разнообразных насекомых. Тут были и большие ярко-желтые осы-сфексы, и похожие на них окраской и размерами осы-эвмены, множество различных одиночных ос: осы-бембексы, охотники на слепней; осы-сколии, иссиня-черные с желтыми перевязями на брюшке. Лакомились нектаром и наши неприятели — зеленые падальные мухи, за отсутствием исконной пищи на цветках питались и божьи коровки.

Я охочусь с фотоаппаратом за насекомыми, но удача не сопутствует этому занятию: мешает легкий ветерок, а также основательно припекающее солнце, от щедрого тепла которого вся шестиногая братия необыкновенно оживлена и не желает спокойно позировать перед объективом.

Но вот на одном цветке застыла, будто уснув, большая прелестная муха-сирфида. Опасаясь ее спугнуть, я медленно приближаюсь к ней, одновременно наблюдая за ее изображением в видоискателе. Муха смирна, неподвижна, как-то странно откинула одно крыло в сторону. Ее поза необычна. Да жива ли она? Конечно, нет! Уж не умертвил ли ее цветочный паук? Но паука нет, и он тут ни при чем. Тогда я вынимаю лупу, усаживаюсь на землю, принимаюсь выяснять, в чем дело.

Оказывается, бедняжке не посчастливилось. Она ущемила в цветке свой массивный хоботок и, не сумев освободиться из неожиданной ловушки, погибла.