Наш друг Димка

… Представили деда к медали «За отвагу»! Да!.. А дед ни в какую! «Да вы что?! Да меня девки в Тюмени близко к себе не подпустят! «За отвагу» – за кошек. Не надо!

…А все-таки наградили! Дед за кошек получил «За боевые заслуги». Вот там-то он и узнал, что были кошки ещё и из Иркутска и Омска.

Прав был этот профессор-то очкарик! Кто-то всё-таки подумал о том, что кошки должны быть из разных мест! Так что в ленинградских кошках кровь наша сибирская. А может, и до Дальнего Востока! Первого-то кота недаром кликали Амуром! А может, и не поэтому! Может, был до любви охоч? Тоже неплохо!

… А от народа-то не скроешь! Так деда и окрестили –

«кошачий генерал»! Батька был «сын генерала», а я, значит,

«внук генерала»!

Алёшка сидел довольный, наблюдая за нашими лицами.

… – Вот ведь как! Вся страна воевала!

А ведь точно! Так фашистов и называли – «серые крысы»! Вот

ведь! Вот заложено в нас, сибиряках это – не терпим мы крысятничества всякого! Все у нас его не терпят! И люди и кошки! И всегда на выручку придём людям!

Димка выразительно посмотрел на стол.

– Да уж! Где, как не в Тюмени, и хвалить Сибирь?!..

За столом с сибиряками…

…Не уехать нам завтра! – подумал я.

Димка и число «Пи»

Дождь начался, как только выехали за город.

– Вот и «друг» появился, – Димка включил «дворники».

– И, правда, давно не виделись, – Володька посмотрел на меня.

– Обратно-то выберемся? – Димка имел в виду, как мы поедем обратно с охоты, – Смотрите. Это означало, что толкать нам с Володькой, а ему – сидеть в машине.

Подъехали к самому берегу. Я пошел сразу ставить свою палатку. Настроение было, как у удава, ничего делать не хотелось, ни о чем думать – тем более. Неделя работы вымотала. Хотелось просто закрыть глаза и побыть одному только с собою.

– Может, вернемся. Надолго… – Димка, стоя у машины, посмотрел на небо.

– Без тебя дома пропылесосят, – Володька тоже ставил свою палатку.

– Давайте, мою тентом растянем, – Димка почувствовал, что ляпнул что-то не то.

…Поставили стол, стулья сели, курим, молчим, глядим на воду сквозь пелену мелкого, как пыль, дождя.

– Не будет охоты! – Димке не сиделось, – Пойду, пройдусь, может грибы где есть.

Вот что за человек! Какие, к черту, сейчас грибы?.. Сидишь – сиди! Смотришь – смотри! Так нет ведь!.. Баламут – одно слово!

– Ещё посмотри, – может где новый комплект резины есть или кто оставил… –Володька грустно смотрел на болото.

– С литыми дисками, – добавил я, глядя на Вовку.

– Резина вездеходовская, – добавил Вовка, глядя на меня.

– Широкая, – добавил я.

Димка плюнул и ушел к машине.

Тихо.

…– А это вот внезачетная … неучтенка … можно сказать, внеплановая. Из загашника… Дождь-то вне плана?!..

Ему можно, а нам?.. – Димка вырос из-за спины, ставя одной рукой на стол бутылку, другой – кружки, вилки, тушенку, бутылку воды и пучок лука.

– Давай мечи, – а что тут еще можно сказать?

Выпили. Сидим, смотрим, молчим.

– Ты тушенку-то не всю лопай. К грибам оставь, – Вовка посмотрел на Димку.

– Тушенка к грибам – это в самый раз, – добавил я, намекая на то, как однажды Димка нас уже накормил лет пять назад «грибницей» с тушенкой. Что тогда было? То ли гриб какой попался не тот? То ли тушенка была с браком? Но мы это блюдо запомнили надолго.

– Да идите вы… «Одной в желудке неуютно, двоим к утру там будет …», – Димка уже не мог остановиться.

– В загашник-то что, – только одна умещается? – Вовка смотрел на меня, говоря явно Димке.

– Какой хозяин, такой и загашник! – я убрал пустую бутылку.

– Ага! Загашник он на то и загашник… А плановые будут лежать и смеяться, да? – Димка встал.

– А ты их все – в загашник. Чтоб не «хахалились».

– Все не войдут. Одна не поместится.

– Вот и тащи её сюда. К смерти приговорим, – Вовка улыбался.

– Под трибунал её. Без обжалования, – добавил я. Дождь вроде как поутих.

– Я вот что думаю… – Димка поставил на стол две бутылки и какие-то свертки.

Сделал паузу, глядя на нашу реакцию, и продолжил: – Это ведь какое-то вредительство – выпускать в стране разную водку. Вот раньше! Была «Московская»! По праздникам – «Столичная»! И ведь весь народ, в едином порыве, знал, что сейчас все пьют «Московскую», ну или там «Столичную» …

А сейчас! Кто на что горазд… Кто что пьет… Нет единства в

стране… Сегрегация! Разделение произошло. Нет, так сказать,

общенациональной идеи! Разобщены люди-то… Разве это дело?.. Я

пью одно… А ты, например, совсем другое… Разные у нас, значит,

взгляды на жизнь… А это значит, что и мы разные… А как же

общая идея..? Вот и нет её!

– Много ты её успел попить-то, «Московской»? По два восемьдесят семь-то? Еще скажи, по двадцать два двадцать лопал,

– Вовка думал о чем-то своем.

– Я-то вот помню её. С сургучом … Пробка была бумажная… А этикетка такая же, как и на «два восемьдесят семь»… Зеленая… – добавил он.

– И на «чекушках» такая же была. Только меньше по размеру. Те были по рубль сорок девять, – сказал я.

– А вы, кстати, знаете, что если рубль сорок девять – столькостоила чекушка 0,25 «Московской» – возвести в степень два восемьдесят семь – а столько стоила пол-литра «Московской», то получится число «пи», до чёрти какого знака точностью… –

Димка убрал со стола вторую бутылку.

– До четвертого! – Вовка стал возбуждаться.

– Да-а?!.. Число «пи» – удивительное число все-таки?! – Димка вытащил Вовку на разговор.

– Ещё какое! В нём есть точка Феймана! Когда до неё дошли, думают всё, «пи» – рациональное число. Нет… Прошли её! Всё! Оказалось, что «пи» – иррациональное число, – Вовка погрустнел.