Наш друг – Иван Бодунов

И, посмеиваясь, стал рассказывать подряд обо всех: и о Пете Карасеве, и о Яше Лузине, и о Бургасе, и о Силантьеве, и о Жене Осипенко, и о Куликовском, и о Васе Сидорове…

– Тут года два назад большой шум был, – говорил Бодунов, прохаживаясь по своему кабинету. – Бо-о-ольшой. Для вас эти процессы незаметно проходили, а здесь, по нашим будням, круто пришлось, очень круто. Видите ли, с концом нэпа нэпман как таковой вовсе не сдался. Он ушел в подполье и стал взаимозаменяться. «Торговля кожевенными товарами» из Ленинграда юркнула в Харьков и стала там жить да поживать с идеальными документами на имя, допустим, Удодова. А «Торговля строительными материалами» переехала из Харькова в Ленинград и обосновалась здесь тоже с новыми документами, на имя, скажем, Худякова. Эти граждане предполагали использовать новую экономическую обстановку. Люди все свои, рука руку моет, эшелоны в Харьков из Ленинграда, встречные сюда – короче, частная лавочка во всесоюзном масштабе. Ну мы, естественно, крупных нэпманов знали и не по документам, а лично, потому что это все с уголовщиной перепутано. Конечно, для таких исторических преобразований нэпман ничего не жалел, на все шел: и материально, и морально. Главный рычаг – взятка. Ничего, сдюжали. Тогда нэпман пошел стеной на выдвиженца (а у нас в торговлю были направлены представители рабочего класса – выдвиженцы). Тут нэпманы обратились к двум братьям – братишечки Береговые. Чрезвычайно классные бандиты. Сколько они народу побили в первые же дни – не пересказать! Вот тут мои ребята себя и проявили. Четыреста засад в магазинах выдержали. Четыреста! Ведь это не на час, на два, это неделями сидели. Береговые-то как действовали? С наганами в магазин: «Ложись, выдвиженцы! Считаю до трех! Раз, два, три… А выдвиженец – рабочий товарищ. Он грудью на кассу. Здесь и били. Сколько хороших людей поубивали! И еще интересно, как мои ребята кипели. Каждый выстрел бандитов – по ним лично, понимаете? Гук у нас, старший оперуполномоченный, так он и есть перестал вовсе. Только воду пил, пока Береговых не повязали. „Я, – говорит, – не могу в таких условиях суп ложкой кушать“. А повязали – двое суток спал.

Еще Валевка был такой, охотников убивал – за ружья. Хорошее ружье дорого стоит. Ну, а какой охотник в другом охотнике заподозрит убийцу? Любители природы покурят, поврут друг другу, а Валевка с десяти шагов и влепит жакана. Тут же закопает труп в лесу – ~ ищи потом свищи. Мои ребята и взялись. Охотниками пошли по лесам и полям. А дело, конечно, рискованное. Долго мучились, долго искали…

– А вы сами обычно сидели в кабине? – спросил я.

– По-разному бывало, – ответил Бодунов. – Иногда и сам под охотника кривлялся.

А с Береговым, со старшим, тоже еще деталь: одна засада едва его не взяла – подстрелили, сильно ранили. А он нырнул в этом же доме к частному врачу и сказал ему, что ранен на любовной почве. У врача у этого и отлежался после извлечения пули и перевязки. А доктор-то только наутро узнал, когда Береговой ушел, что прятал бандита-налетчика. Конечно, прибежал каяться, да что с покаяния? Долго еще ловили Берегового.

– Кто же его взял?

– Мы.

– Кто «мы»?

– Да наша же бригада. Я спросил у Чиркова, кто повязал Береговых.

– Как кто? – удивился Николай Иванович. – Начальник. Едва братишки его не убили – по стволу нагана ударил, наган в воздух выстрелил.

Бодунов гордился своими «орлами-сыщиками», «орлы» гордились начальником бригады. Я слышал такой разговор:

– Гринь, а Гринь, верно, что тебя Бодунов к себе взял?

– Честное пионерское под салютом всех вождей.

– Сам вызвал и забрал?

– Сам.

– С чего ж это?

– Наверное, с того, что в моем лице ты видишь выдающегося грозу жуликов и убийц нашей необъятной родины!

– Повезло тебе, Гриня.

– Я и сам удивляюсь.

– Ты намекни про меня.

– Не намекну.

– Почему?

– Бесполезно.

– Почему бесполезно?

– Отзывался о тебе, что ты больно много болтаешь. «Звонит, – говорит, – и звонит. Не сыщик, а разговорщик».

– Так и сказал?

– Точно так. Так что ты пересмотри свое отношение к болтовне.

Любили Бодунова самозабвенно.

Рассказывали о нем легенды. В рассказах выдумка перемешивалась с правдой, но сомневаться «орлы-сыщики» не дозволяли никому.

– Льва Романовича Шейнина знаете? – спросил меня Берг.

– Знаю.

– Все, что он пишет, – это про Бодунова.

Рянгин сказал:

– Иван Васильевич сам убил Леньку Пантелеева, взял Чугуна, в бою ликвидировал Котика, Барона, Вову-матроса…

Я спросил об этом Ивана Васильевича.

Он весело отмахнулся:

– Врут! Но кое-что и на мою долю пришлось…

Что это «кое-что», я так и не узнал. Бодунов терпеть не мог рассказывать про себя. Но его «орлы» рассказывали подробности. От Берга я услышал:

– Пантелеев носил два пистолета в рукавах. И знал, что наш батя на его следу. А Иван, не будь прост, из карманов реглана, не вынимая пистолета, засадил. Жалел потом пальто очень. Кожа хорошая была, а батя наш – аккуратный старик!

«Старику» в ту пору шел тридцать пятый год.

– Наш Иван Васильевич уважает открытый бой, – не торопясь, рассказывал степенный Рянгин. – Эти засады-шмасады не по его характеру. Да и перевелись нынче крупные хищники. Чугуна не сыщешь. Вот старика бросить бы на американских гангстеров – он бы им дал жизни.

Николай Иванович Чирков, заместитель Бодунова, говорил:

– Иван Васильевич любит хитрые дела. Чтобы подумать, поразмышлять. Чтобы разобраться во всех ходах, перекрыть пути отступления и идти на ликвидацию красиво. Бодуновские дела, как цветочки, изящные. Он, например, считает, что стрельба – лишний фактор, в некоторых случаях безграмотность. Палят, бывает, от страха. Сам, бывает, как скажет: «Спокойненько, ручки кверху», и действительно – спокойненько, никуда не денешься.

Сам Иван Васильевич только улыбался на мои расспросы.

И рассказывал про своих «орлов-сыщиков».

По его словам, лучшей бригады не было ни у кого. Паже знаменитый в те годы Колодей не имел таких «мальчиков».

– Золото! – говорил он, радостно блестя глазами. – Вот Рянгина изучите. Явился мо мне в двадцать восьмом году: возьмите в сыщики. Я выгнал мальчонку: куда мне такой! Кончил экономический институт – пришел опять: возьмите, я бухгалтер-экономист. Сейчас по бухгалтерским комбинациям – крупнее головы нет. Любого эксперта забьет. А оперативник какой! И это при том, что с его способностями он бы главным бухгалтером треста мог бы стать. Оклад – соответственно. Машина. Костюм – шевиот. Галстук – «бабочка». Бефстроганов на ужин. А у меня что? Стихи товарища Маяковского – «Моя милиция меня бережет»?

Про Берга:

– Классный токарь, замечательные руки. Прапрадеда царь Петр привез токарем. Все – потомственные, пролетариат высшей закалки. Мог бы на уникальных станках заработки зарабатывать, однако по комсомольской мобилизации к нам пришел, и через год – через год всего! – вручили мы ему золотое оружие. Занимается, изучает что положено, а если где в городе преступление – бледнеет. Все ему кажется, что перед трудящимися, перед народом он лично виноват, упустил, проглядел, прохлопал. Воспаление совести хроническое…

Про Володю – совсем юного «орла-сыщика»:

– Грузчик он, возчик, на автокачке работает. Вез ночью сельди в бочонках и икру – банки голубые в ящиках. Напали двое – по-старинному, с инструментами, как в песне поется, «не гулял с кистенем». Так эти как раз кистенями гуляли. А Володя – сами знаете – с виду ничего особенного. Но богатырь душой. Изловчился, поднявши руки поначалу, обоих сгреб лапищами да и ахнул лбами друг о друга, отбил памороки. Инструмент бандитский – кистени подобрал, а голубчиков братьев-разбойников привязал своей снастью к селедкам и ящикам с икрой, накрыл сверху брезентом, чтобы вид был у автокачки культурный, и к нам сюда, на площадь Урицкого. В три часа ночи доставил. Наши, конечно, дежурящие и оперативники мне позвонили, чтобы увидел я своими глазами картину, достойную кисти художника. Володя же попросился у нас работать – «хоть в ученики, хоть в сторожа для начала». Взял я его. Феноменальный товарищ – и мозгами богатый, и силой, и кротостью. С таким нигде не пропадешь.