Наш последний эшелон

– Ну, как поживаешь?

– Да так, как всегда, – пожимаю плечами.

– Все подготовительные посещаешь? – Лера со снисходительной улыбкой.

– Угу. А ты надумала поступать?

– Нет-нет, – торопливо и твердо. – Я же говорила уже.

– Мороженым теперь займешься? Неплохой вариант.

– Хотя бы мороженым, хоть деньги будут.

– Мда-а, не ожидал… А Игорь как, в курсе?

Лера морщится:

– При чем здесь Игорь?

– А тебе, Лер, не стыдно? – пошел я в атаку. – Честно, а? Стоишь здесь, как… – бросаю взгляды направо, налево, – как все эти…

Лера явно обиделась на мое отношение такое к ее труду. Сказала:

– Ненормальное у тебя, Рома, восприятие. Что должно быть в этом стыдного?

– Ну, конечно! – Снова оглядывая тротуар перед гастрономом, где выстроились люди всех полов и возрастов со всевозможным товаром на коробках и ящиках. – Ну, конечно, – ведь все же так…

– Хотя бы. Не бродят по городу туда-сюда.

Я тоже оскорбился, ответил жестко:

– Да лучше бродить, лучше алкашом быть последним, чем участвовать, – взмахиваю руками, – во всем этом. Противно, не замечаешь?!

Лера мне ничего не ответила – как раз подошел покупатель, потрогал пачку с мороженым, сморщился и пошел дальше. Лера вдогонку расхваливала «лучший в городе сливочный пломбир», но человек не поверил и не вернулся. Когда надежда продать погибла, Лера наконец обратилась ко мне:

– Может, и неприятно чуть-чуть, но заняться надо чем-то, да и деньги нужны.

– На свадьбу? – хмыкнул я. – Ладно, мы все равно не поймем друг друга, Валерия… Ты, это самое, к экзаменам готовься давай.

Она как-то туповато хохотнула.

– Пока, – сказал я сухо.

– Ну пока. Мороженого хочешь?

– Нет, ни за какие коврижки.

– Тает же! Даром возьми пару пачек.

– Нет, Лер, не ем я принципиально продуктов от уличных… Удачно расторговаться!

Еще более глобальные и радикальные проекты заметались в моей голове. Какой там мышиный писк с крыши!.. Думалось уже вообще об уничтожении не только данной цивилизации, но и планеты как таковой. Разметать ее песчинками по равнодушным просторам космоса, пусть мерцает мириадами слабеньких светляков. Пусть задумается новый дриопитек на какой-нибудь новой Земле о том, как строить жизнь. Чтобы и его потомков не постигла наша печальная участь.

* * *

На углу почты лежит Капитан. Не знаю, как его имя-отчество и был ли он когда капитаном или хотя бы матросом, но зато с детства помню его как Капитана. Капитан живет в третьем подъезде. В теплое время года он неизменно на лавочке у своего подъезда сидит и курит «Беломор». Он рассказывает детишкам истории из своих плаваний по Енисею. От самых верховий до Ледовитого океана. У Капитана окладистая борода, которая постепенно седеет, а сам Капитан медленно ссыхается.

Когда-то он рассказывал о плаваниях Феликсу, Шраму, Сане-метису. Потом мне, Владьке, Володьке. Теперь – новому поколению ребятишек. Помню, интересно было, но подробности рассказов умерли, только Капитан вот остался и ощущение, когда видишь его, чего-то такого полусказочного, увлекательного, точно захватывающий, но забывшийся сон.

Он часто валяется на улице. Раньше, когда жизнь была другой, валялся реже, а теперь вижу его в таком состоянии раза два-три в неделю. Раньше он пил водку, а теперь водка дорогая и он перешел на всякую ядовитую бодягу. Может, он уже мертвый сейчас. Вот лежит на углу почты, но не в отрубе, как обычно, а умерший. Дочка его со своим парнем только обрадуются.

– Эй, Капитан, – наклоняюсь над телом, слегка трясу за шиворот пиджачка. – Капитан!

Тело оказалось с душой, Капитан пискляво вздохнул.

– Вставай, Капитан, давай до дому. Слышь?

Я потянул его вверх. Капитан приоткрыл глаза, посмотрел на меня задумчиво.

– Давай-давай, пошли, – уговариваю старика.

Он мотнул головой, стал помогать мне себя поднять. Кое-как встал на ноги. Прохожие смотрели на меня, как на Капитанова собутыльника. Презрительно так смотрели.

Перебрались через перекресток, а там уже и до дома метров двести.

Тяжело, хоть и сухой старичок, выгоревший, а все равно… Валится на меня, что-то бормочет птичьим своим языком; я тоже бормочу, подбадриваю его.

Во дворе сидят парни. Завидев меня и Капитана, встали, пошли навстречу. Феликс, Сергулек, Шрам.

– Опять ужрался? – спросил Шрам.

– Угу. Помогите домой дотащить, – отвечаю.

– В пять сек.

Взяли под руки, поволокли к подъезду.

* * *

Вот и вечер опять. Я, как обычно, стою на балконе. Несколько раз тревожил тишину телефон. Один раз особенно долго звонил, минут семь. Это Боб, стопроцентно, хотел вытащить на прогулку. А я не хочу. Нагулялся. Устал. Потрясения были, да и просто размышления лишили скопленных утром сил.

Темнеет нехотя, трудно. По небу гуляют редкие облака, серые и угрожающие в свете заката. Солнышко сползает за гору, я прощаюсь с ним. Может, последний раз его вижу. Все может быть. Все держится на волоске.

Стою на балконе. Внизу уже не сквер, а пустырь. Свалены в кучу стволы тополей, рядом – уродливый курган из вывернутых корней. В один день расправились… Может, вместо тополей насадят каких-нибудь березок, черемухи. Легко потеряться в догадках, что будет на этом месте. Стараюсь не гадать.

Темнеет. Магнитофон включен. Егор Летов, поэт нового времени, поет ломающимся юным баском под бешеный бой гитары:

Я ищу таких, как я:

Сумасшедших и смешных,

Сумасшедших и больных,

Э-е-е-е-ей!

А когда я их найду,

Мы уйдем отсюда прочь,

Мы уйдем отсюда в ночь,

Мы уйдем из зоопарка!

Романтический позыв найти подобных себе, объединиться. И уйти, уйти…

Улицы пустеют, торговки от гастронома тащат недопроданный товар по домам.

Вот проехала новая, но уже побитая «девятка». Это Феликс с сотоварищи погнали на дело. Разгромят что-нибудь, заработают. А завтра будут веселиться, пить «Наполеон» по 425 рублей. И верно. И единственно правильно. Что еще делать? Повеселиться, покуражиться от всей души, а затем сгинуть.

Стою на балконе. Квартира пуста. Родители всё на даче и на даче. Послезавтра, наверное, приедут. Послезавтра суббота. Да, кстати, надо сходить за крупой, а то пропадут талоны.

Заходил в зал. Включал телевизор. Тут же напоролся на рекламу. «БАЛДЭМ – это естественно!» Юная нимфа в пене под душем. Вода омывает бархатистое, нерожавшее тело. Посмотрел, выключил и вернулся на балкон. А сладостный полушепот продолжает витать вокруг. Он манит куда-то, кружит голову. Может быть, призывает купить «БАЛДЭМ» и мыться, мыться. Очищаться таким способом. Цивильные народы по два раза в сутки делают это, а нам некогда. У нас то застой, доводящий до ступора, то перестройка без выходных, то лихорадка переходного периода.