Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Наша первая революция. Часть I
Шрифт:

Исторический Рубикон бывает действительно перейден лишь в тот момент, когда материальные орудия господства переходят из рук абсолютизма в руки народа. Но такие вещи, г. профессор, никогда не совершаются посредством подписания пергамента. Такие вещи происходят на улицах. Они осуществляются в бою. Они разрешаются путем победы в столкновении народа с бронированной реакцией.

Если мы попробуем понять Великую Французскую Революцию, г. профессор истории, мы признаем, что Франция перевалила через рубеж не 8 августа, [159] когда Людовик XVI подписал «манифест» о созвании Генеральных Штатов, а 14 июля, когда народ Парижа вооружился и встал материальной силой на защиту своих прав. И, наконец, полная и решительная победа, это – восстание 10 августа, [160] низвергшее монархию. 14 июля, 10 августа – вот где действительные, реальные вехи французской свободы, а вовсе не декреты и пергаменты, которые бумажным роем вились над ареной этих суровых столкновений.

159

8 августа 1788 г. французским королем Людовиком XVI был подписан манифест о созыве Генеральных Штатов. Созыв этого сословного собрания стал неизбежным вследствие того тяжелого состояния Франции, к которому привело господство привилегированных сословий. Особенно остро отразился кризис феодально-бюрократической системы на состоянии финансов страны. Под влиянием растущей оппозиции третьего сословия король был вынужден подписать этот манифест. Однако Генеральные Штаты не оправдали надежд короля и привилегированных

сословий (дворянства и духовенства), хотевших этим путем успокоить возраставшее возбуждение масс. Рост классовых противоречий сделал Генеральные Штаты исходным пунктом развития революции.

160

Восстание парижской бедноты 10 августа 1792 года было вызвано, главным образом, тайными сношениями короля Людовика XVI с иностранными правительствами в целях подавления революции. Толчком к восстанию послужил манифест командующего австро-прусской армией герцога Брауншвейгского, в котором последний грозил французам казнями, сожжением домов, разрушением Парижа. Одним из организаторов восстания был Дантон. В ночь с 9 на 10 августа была организована Революционная Коммуна, руководившая восстанием. По призыву Коммуны 10 августа вооруженное население рабочих кварталов двинулось на штурм королевского дворца. С большими потерями дворец был взят, король с семьей бежал под охрану Законодательного Собрания, которое, однако, в его же присутствии постановило отрешить его от престола и взять под стражу.

Если мы обратимся к событиям 48 года, то мы должны будем признать, что историческим водоразделом был не манифест Фридриха-Вильгельма IV Прусского, созвавший архаический Соединенный Ландтаг, [161] но день победоносной уличной революции 18 марта. [162] И память истории, отбросив все канцелярские даты, сохранила дни 14 июля, 10 августа и 18 марта, как праздники торжествующей свободы.

Роковая грань перейдена, думаете вы. Позиции завоеваны. И «было бы непростительной политической ошибкой оставить эти позиции без защиты – или даже очистить их без боя, как, по-видимому, хотели бы те, кто рассчитывает занять главную позицию непосредственно».

161

Оппозиционное движение в Германии 40-х годов захватило и умеренную буржуазию. Недовольство этой последней, наряду с финансовым кризисом, заставило Фридриха Вильгельма IV издать 3 февраля 1847 г. манифест о периодическом созыве Соединенного Ландтага (из 8 существовавших ранее провинциальных ландтагов). Ландтаг, на словах, был созван для того, чтобы дать стране обещанную конституцию, а на деле, чтобы получить возможность высасывать из нее больше налогов. Права Ландтага ограничивались разрешением займов и введением новых или повышением старых налогов; кроме того, он должен был давать заключения о законопроектах правительства. Конфликты по поводу финансового вопроса и гарантий конституционных прав привели к тому, что собравшийся Ландтаг вскоре был распущен. Крах этой попытки соглашения между королем и буржуазией был наиболее ярким показателем невозможности мирным путем преодолеть политический феодализм тогдашней Пруссии.

162

Ряд неурожаев и торговый кризис 1847 г. вызвали революционный взрыв во всей Европе. Февральская революция 1848 г. во Франции немедленно нашла отклик в Германии, где все условия для буржуазной революции – крестьянские волнения, оппозиционное настроение либералов, активная оппозиция интеллигенции и мелкой буржуазии и т. д. – были уже налицо. В первых числах марта 1848 г., во второстепенных государствах Германии – Бадене, Вортемберге, Баварии, Гессен-Дармштадте, Саксонии и др. – начались волнения в городах. Собрания граждан подавали своим монархам или палатам петиции с требованиями свободы печати, суда присяжных и созыва общегерманского парламента. Революционное брожение проникает и в Берлин, который до того безмолвствовал. 18 марта, в 12 часов дня перед королевским дворцом была устроена массовая мирная демонстрация; демонстранты требовали удаления войск из Берлина, организации вооруженной гражданской гвардии, дарования безусловной свободы печати и скорейшего созыва Соединенного Ландтага. Попытки короля успокоить толпу с балкона вызвали только еще большее раздражение. Тогда из манежа появился эскадрон драгун, а из самого дворца рота пехотных солдат, чтобы очистить площадь. Два выстрела, раздавшиеся из рядов пехоты, послужили сигналом к уличной борьбе. Завязавшаяся битва продолжалась всю ночь; в ней принимали участие рабочие различных фабрик и заводов, а также студенты; среди сражавшихся были даже женщины и дети. Молодежь и взрослые сражались на баррикадах с замечательной стойкостью. Несмотря на плохое вооружение, они сумели в течение ночи дать такой решительный отпор отборному отряду правительственных войск в 14.000 чел. при 36 пушках, что около 5 часов утра военное начальство приказало совершенно измученным солдатам приостановить борьбу. Утром 19 марта король был вынужден удалить войска из города. Вместе с войсками оставил столицу и ненавистный всем принц Прусский. Главную тяжесть борьбы вынес, конечно, на своих плечах пролетариат. Среди 183 убитых, торжественно преданных земле 22 марта, было несколько студентов, остальная масса убитых состояла из ремесленников, рабочих и приказчиков.

Кровавое столкновение 18 марта явилось началом революции 1848 г. в Германии.

«В России сегодня родился „народный представитель“, – продолжаете вы, – и этого факта не уничтожат никакие толкования ни справа, ни слева». И вы предлагаете тем, которые с вами, отстоять представителя от ударов справа и слева. А г. Сыромятников [163] пишет в один день с вами в «Слове»: [164] «Две крайних партии будут уничтожать его (государственное самоуправление), и нам, прогрессивному центру, придется охранять последовательность действий нового законодательного аппарата от попыток дискредитировать его и уничтожить» {38} .

163

Сыромятников, С. Н. (род. в 1860 г.) – журналист, по политическим убеждениям крайний реакционер. Деятельность журналиста начал в 1888 г. в «Неделе», где с 1891 по 1893 г. вел обозрение иностранной жизни. В 1893 г. перешел в суворинское «Новое Время» и стал помещать в этой газете рассказы и фельетоны ультрапатриотического свойства. (Сначала под псевдонимом «Сергея Норланского», позднее «Сигмы».)

Помещал статьи в «Историческом Вестнике», «Ниве», «СПБ. Ведомостях» и других.

164

«Слово» – ежедневная газета, выходившая в Петербурге с 1 декабря 1904 г. по 1 июля 1906 г. Редактором подписывался Быков, издателем Перцов. Газета объявила себя органом партии конституционного центра. В смысле политического направления отличалась крайней неустойчивостью: одни статьи противоречили другим. Газета имела незначительный успех, тираж быстро начал падать. С конца 1906 года возобновляется, как орган конституционного центра.

«Говорить, что мы ничего не приобрели с изданием закона, – пишете вы, г. профессор, – значило бы помогать его противникам справа». А г. Сыромятников комментирует и дополняет: «Реакционеры и социалисты-республиканцы соединятся, может быть, в трогательном союзе против первых попыток русского правового строя». Как всякий либеральный писатель, вы, г. профессор, адресуетесь с вашим письмом к так называемому «обществу» и говорите ему: будь «на своем посту!». Выбирай представителей для охраны твоих прав! Но обращаясь к «обществу», вы строите ваше письмо так, точно убеждаете в чем-то весь народ. На самом же деле вы конспирируете на либерально-газетном жаргоне с имущим обществом против народа. Это утверждение кажется вам пристрастным и несправедливым? Между тем, оно точно формулирует смысл вашей статьи. Минуту внимания, г. профессор!

Вы убеждаете не народные массы, так как они лишены избирательных прав. Они не могут бойкотировать Думу, так как Дума бойкотирует их. Действительные выразители народных

интересов, если бы и хотели, не могут попасть в Государственную Думу. Это ваша Дума. Это учреждение господствующих, имущих, эксплуатирующих классов. Сознательный пролетариат, который ясно и недвусмысленно выразил свое отношение к Государственной Думе, когда она была еще проектом, следующим образом формулировал в «заявлении представителям земств и дум» свое отношение к тем наделенным правами политического предательства гражданам, которые примут участие в выборах: «Принять участие в выборах гласных (совещательный) Государственной Думы значит признать всевластие царского правительства. Принять участие в выборах гласных Государственной Думы значит одобрить наглое лишение народа избирательных прав. Принять участие в выборах гласных Государственной Думы значит открыто перейти в лагерь царского правительства. Мы, рабочие, торжественно заявляем, что будем считать врагом народа всякого, кто примет участие в постыдной комедии выборов в Государственную Думу».

Так говорят передовые рабочие. Если вы, г. профессор, имеете хотя какое-нибудь понятие о настроении народных и особенно пролетарских масс, вы согласитесь, что этот голос найдет в них самый широкий отклик. Но если так, то вы должны были десять раз подумать прежде, чем выступить на политический форум и сказать имущим, эксплуатирующим классам: «Несмотря на то, что избирательный закон отрезывает вас от масс; несмотря на то, что рабочие массы не только не склонны дать вам мандат нравственного доверия, но заранее объявляют предательством самый акт участия в выборах; несмотря на то, что у вас не может быть опоры вне народа; несмотря на то, что разрыв с ним означает для вас политическую смерть, – выбирайте, выбирайте, чтобы быть на своем посту, выбирайте во имя пергамента 6 августа, игнорируйте голос слева, который есть голос самого народа».

Государственная Дума составится из наиболее обеспеченных элементов оппозиции, отделенных политическими привилегиями от народа и не заинтересованных непосредственно в уничтожении ценза. В то время как правое крыло либеральной партии, приобщившись к власти, начнет сплетать свои корни с корнями царской бюрократии, вы, конституционалисты-демократы, гг. Петрункевичи, Родичевы и Милюковы, будете на левом крыле – да, г. профессор, в Думе вы, к вашему ужасу, окажетесь на крайней левой, потому что остальные будут еще более косны, чем вы, – вы будете производить бессильный оппозиционный шум, прикрывать сделку реакции с либерализмом патетической фразеологией, обманывать народ фиктивными перспективами безболезненного перехода через бюрократию и плутократию к демократии.

Призывая теперь эксплуатирующие классы использовать дарованные им политические привилегии, открыто становясь на почву царского избирательного закона, этого юридически оформленного раскола между имущей оппозицией и народной революцией, вы в то же время цинично призываете к единению и пугаете опасностью разброда.

Что это значит, милостивый государь?

Царское правительство вручает вам конец петли, закинутой на шею народа, а другой конец оставляет в своих кровавых руках. И вот выступают профессора истории, которые должны бы знать, чем кончались для народа такие эксперименты, – и направо призывают приобщиться к веревке, а налево взывают к единению. Я назвал бы это политическим бесстыдством, если б хотел быть резким, г. профессор!

История ничему не научает своих профессоров. Ошибки и преступления либерализма интернациональны. Вы повторяете то же, что ваши предшественники делали в вашем положении полвека назад. Вожди прусской буржуазии думали, как и вы, что королевское слово составляет тот рубеж, после которого невозможен возврат к прошлому, и потому очень мало заботились о таких «вульгарных» вещах, как вооружение победившего народа и разоружение побежденной реакции. Они с ясным лбом игнорировали голоса «слева». Вы знаете, к чему это привело? К тому, что абсолютизм вернул себе львиную долю своей до-мартовской власти. Это обнаружилось очень скоро и очень явственно. В конце пятидесятых годов, через 10 лет после 48 года, корона третировала палату с величайшим презрением. Палата отказывала в деньгах, а корона, игнорируя постановления палаты, распоряжалась народными средствами, как своим кошельком. Либеральные мудрецы, профессора истории, морали и государственного права громко и красноречиво кричали, что это возврат к прошлому, который совершенно и абсолютно невозможен за силою конституционных пергаментов. Речь шла при этом, разумеется, о моральной или юридической «невозможности». Но абсолютизм смеялся в бороду, справедливо полагая, что для него довольно одной материальной возможности. И он был прав.

Кроткие старцы «Вестника Европы», выступившие против тактики бойкота, привели в пример – о, глубокомыслие, это ты! – прусский конституционный конфликт конца 50-х и начала 60-х годов прошлого столетия, [165] когда либеральная партия не покидала своего бесславного поста в октроированной короной палате. Прусская либеральная партия, заседая в своей Думе, постановляла резолюции, многословно протестовала, демонстрировала свое бессилие, компрометируя идею представительства и усыпляя массы фикцией парламентарного режима. Абсолютизм взял все, что ему нужно было, и оставил на долю народного представительства то, что считал выгодным оставить. А либеральная партия, стоявшая на своем парламентском посту, лишь облегчала ему эту работу, прикрывая ее ширмой якобы конституционного порядка.

165

Прусский конституционный конфликт возник в 1862 г. на почве противоречий между либерально-буржуазным парламентом и реакционным министерством. Непосредственным поводом к нему явилось скромное требование парламента о более детальном составлении бюджета. Ранее бюджет расписывался по некоторым крупным статьям, что давало возможность министрам всячески обходить волю парламента. Министерство, возмущенное «вотумом недоверия», распустило парламент, но через несколько дней уступило место еще более реакционному министерству из бюрократических элементов во главе с Бисмарком. Последний продолжал борьбу с оппозиционным парламентом до мая 1863 г., когда парламент был распущен.

В 1862 году раздался голос мужественного протеста против конституционного кретинизма либеральной партии. Это был голос Фердинанда Лассаля. [166] Чего он требовал? Бойкота палаты. Он сказал либералам: вы с вашими лже-конституционными бирюльками становитесь между народом и его врагами. Вы маскируете действительные отношения. Вы мешаете накоплению в массах революционного гнева. Вы тормозите решительную ликвидацию абсолютизма. Но либеральная буржуазия «мужественно» не внимала голосу слева (на это у нее всегда хватало мужества!) – она оставалась на своем посту, на посту предателя интересов свободы – и ей, либеральной буржуазии, Пруссия и пруссифицированная Германия обязаны своими полуабсолютистскими порядками.

166

Лассаль, Фердинанд (1825 – 1864) – знаменитый немецкий социалист, один из основателей немецкой социал-демократии. Историческая заслуга Лассаля и главный итог его политической деятельности заключается в том, что он сумел пробудить рабочие массы Германии от спячки, в которую они погрузились после революции 1848 г. Лассаль, ведя отчаянную борьбу с либералами, державшими под своим влиянием рабочих, толкнул своей энергичной агитацией последних к организации самостоятельного Всегерманского Рабочего Союза. Таковой и был создан в 1863 году под пожизненным председательством Лассаля. В области теории социализма и программы политической деятельности Лассаль, хотя и считал себя учеником Маркса и Энгельса, однако значительно отклонялся от их мировоззрения. Так, исходя из неправильного понимания законов, которыми регулируется заработная плата рабочего, считая ее минимум постоянной и неизменяемой величиной, он выдвигал, как панацею от зол капиталистического общества, производительные рабочие товарищества, субсидируемые государством. С другой стороны, Лассаль придавал преувеличенное значение всеобщему избирательному праву, для проведения которого он пускался в не всегда безупречное политиканство с Бисмарком. Лассаль оставил после себя целый ряд крупных научных трудов и печатных речей. Назовем его «Гераклита», исследование в области греческой философии, «Систему приобретенных прав», философско-правовое исследование, «Бастиа-Шульце», экономическое исследование, наконец, его речи – «Сущность конституции», «Программа работников», до сих пор не потерявшие своего научного и литературного достоинства. После смерти Лассаля, его приверженцы, лассальянцы, слились с эйзенахцами-марксистами на съезде в Готе в 1875 году, образовав единую германскую социал-демократическую партию.

Поделиться с друзьями: