Наша первая революция. Часть I
Шрифт:
В деревне голод. Необходимо сейчас же среди деревенской бедноты поднять такую же агитацию и выдвинуть то же требование, адресовав его к земствам.
То возбуждение, которое поднимется вокруг Государственной Думы, несомненно поставит на ноги все банды и шайки реакции. Гражданская война не утихнет, как надеются косные либералы, но обострится, и думы и земства будут поставлены перед необходимостью создать милицию. Пролетариат должен все время повторять неустанно этот лозунг, требовать от дум оружие, разгонять косные думы, если есть силы, и создавать свои думы. Добывание и распределение оружия и средств на вооружение – вот база для образования органов революционного самоуправления.
Итак: социал-демократия объявляет участие в выборах в Государственную Думу предательством интересов народа. Социал-демократия безусловно и решительно требует бойкота Государственной Думы. С этой целью она организует заявления и протесты от бесправных – полноправным.
На местах пролетариат, во главе наиболее радикальных элементов населения, предъявляет думам и земствам требование:
1. Объявить коллегиально бойкот булыгинской Думы и тем самым признать революционный путь.
2. Приступить к созданию народной милиции и вооружению народа на общественный счет.
3. Организовать общественные работы.
Когда поднятая вокруг этих лозунгов агитация разрастается, вовлекает и возбуждает массы, тогда социал-демократия призывает пролетариат ко всеобщей политической забастовке. При наличности соответственного настроения в других слоях населения политическая забастовка захватывает и их в один общий водоворот
Таковы общие перспективы, как они нам рисуются сейчас.
Л. Троцкий. ЗАЯВЛЕНИЕ ПЕТЕРБУРГСКИХ РАБОЧИХ ПРЕДСТАВИТЕЛЯМ ЗЕМСТВ И ДУМ
Граждане, представители земств и дум! Мы не будем вам говорить о страшном положении нашей родины, о той великой ответственности, которая лежит на всех честных сознательных гражданах: это должно быть ясно вам самим. Мы хотим только указать вам пред лицом всего народа, в чем видим мы спасение России. Мы хотим нашим заявлением побудить вас принять пред лицом всего народа ясные и определенные требования и стать на путь решительных действий. Разгром русского флота у Цусимы, предшествовавший последним разгромам Лодзи, Варшавы и Одессы, поставил пред вами в самой неотложной форме вопрос о всей судьбе страны. Как же был вами решен этот вопрос? Земцы-конституционалисты, т.-е. противники самодержавия, соединились на московском съезде со славянофилами, т.-е. сторонниками самодержавия, и совместно обратились к царю с жалобой на бюрократию. В вашем адресе вы подаете царю надежду на превращение нынешней бессмысленной, бесцельной, преступной и позорной войны в войну народную, а ваш глашатай, князь Трубецкой, в своей петергофской речи заявил, будто народ верит в царя и хочет укрепить его державные права. Мы решительным образом протестуем против этого злоупотребления именем народа. Мы, рабочие, вместе со всем сознательным народом, не отделяем царя от чиновников, а чиновников от царя. Мы боремся не против чиновничества только, а против всего царско-чиновничьего самодержавия. Мы требуем не укрепления державных прав царя, а провозглашения державных прав народа.
Граждане! Где сотни тысяч и миллионы борются за лучшую жизнь, где все темные и слепые силы собраны для подавления народа, там несколько лицемерных слов, сказанных в стенах дворца, не могут ничему помочь. Что изменилось после 6 июня? [155] От январских дней в Петербурге мы перешли к июньским дням в Одессе, от усиленной охраны – к военному положению, от сотен убитых – к тысячам, от полицейского произвола – к военной диктатуре, от ужасов Цусимы – к надвигающимся ужасам Харбина. Что же дальше? Затопляя страну кровью рабочих, царское правительство в то же время вырабатывает проект допущения представителей богатых классов в Государственную Думу, переднюю Государственного Совета. Это делается в расчете, с вашей помощью, граждане земцы и думцы, укрепить самодержавие и превратить чиновничью войну в войну народную. Нам, рабочим, с этим наглым измышлением правительства нечего делать. Государственная Дума рассчитана не на нас, а против нас. От пролетариата и вообще бедных классов она ограждена высоким имущественным цензом, как каменной стеной. Но и представителям земли и капитала Государственная Дума отводит жалкую и позорную роль бесправных прихвостней, которых всемогущая бюрократия терпит до тех пор, пока находит это выгодным. Принять участие в выборах гласных Государственной Думы значит признать всевластие царского правительства. Принять участие в выборах гласных Государственной Думы значит одобрить наглое лишение народа избирательных прав. Принять участие в выборах гласных Государственной Думы значит открыто перейти в лагерь царского правительства. Мы, рабочие, торжественно заявляем, что будем считать врагом народа всякого, кто примет участие в постыдной комедии выборов в Государственную Думу.
155
6 июня 1905 г. делегация съезда земских и городских деятелей в составе гр. Гейдена, кн. Е. и Н. Львовых, И. Петрункевича, Головина, Долгорукова, Ковалевского, Новосильцева, Родичева, Шаховского, кн. С. Трубецкого, Корфа, Никитина и Федорова торжественно представлялась в Петергофе Николаю II. Большую речь произнес кн. С. Н. Трубецкой. Начав с заверения, что делегацию привело к Николаю чувство любви к отечеству и сознание долга перед императором, Трубецкой далее говорил о грозной опасности для престола. Перечисляя недостатки государственного организма и растущее возмущение масс, Трубецкой заявил: «Единственный выход из всех этих внутренних бедствий – это путь, указанный вами, Государь: созыв избранников народа». Трубецкой высказывался против введения сословного представительства: «Как русский царь, – говорил он, – не царь дворян, не царь крестьян или купцов, не царь сословий, а царь всея Руси, так и выборные люди от всего населения, призываемые, чтобы делать совместно с вами, ваше государево дело, должны служить не сословным, а общегосударственным интересам». Заканчивая свою речь требованием полной свободы собраний и печати, Трубецкой заявил: «Необходимо открыть самую широкую возможность обсуждения государственного преобразования». После кн. С. Н. Трубецкого говорил гласный петербургской городской думы Федоров. Последний целиком присоединился к основным требованиям, выдвинутым кн. Трубецким. В своем ответном слове Николай заявил: «Я вместе с вами и со всем народом моим всею душою скорбел и скорблю о тех бедствиях, которые принесла России война». Соглашаясь с необходимостью созыва народных представителей, Николай сказал: «Моя воля, воля царская, непреклонна, и привлечение выборных людей к работе государственной будет выполнено правильно». Закончил свою речь Николай призывом к единению между царем и земскими людьми. «После сего, – сообщает с. – петербургское телеграфное агентство, – государь император удостоил всех представлявшихся милостивыми разговорами»…
Событие 6 июня было встречено либерально-демократическими кругами, как начало новой эры в развитии русской государственности. Либеральная печать приветствовала «соглашение царя с народом». «Отныне историю русского народного представительства нужно считать с 6 июня». «Этим днем заложена прочная основа дружбы престола и народа. С величайшими надеждами и радостью мы встречаем историческое событие 6 июня». Даже консервативная печать сочувственно отзывалась о событии 6 июня. Совершенно иначе отнеслась к этому событию русская социал-демократия. Она не ожидала и не могла ожидать реальных результатов от соглашения царя с дворянской верхушкой. Дальнейшие события целиком подтвердили правильность этого взгляда. Иллюзии, навеянные «милостивыми» разговорами царя с либералами, были очень скоро жестоко разрушены реальной практикой самодержавия.
Граждане, представители земств и дум! Требования, которые прежде всего должны быть написаны на знамени врагов самодержавия: немедленное прекращение войны и созыв Учредительного Собрания. Мы, рабочие, не потерпим никакого ценза – ни сословного, ни имущественного, ни образовательного, ни национального, ни ценза оседлости{34}, – потому что всякий ценз направлен прежде всего против нас. Мы не потерпим двухстепенных или трехстепенных выборов, потому что они дают возможность влиять на выборщиков посредством подкупов и застращиваний. Мы требуем выборов прямых. Мы не потерпим открытого голосования, потому что оно лишает свободы действий всех неимущих, угнетенных и зависимых граждан. Мы требуем тайной подачи голосов. Выборы в Учредительное Собрание могут происходить правильно только при полном восстановлении в правах всех пострадавших за политическую деятельность или религиозные убеждения и при полной свободе агитации, т.-е. при свободе печати, собраний, союзов и стачек. Но ни царское обещание о правильности выборов, ни царское предписание не могут дать таких условий. Эти последние могут быть созданы и обеспечены лишь вооруженной рукой самих граждан. Мы, рабочие, считаем,
что только создание народной милиции, т.-е. вооружение граждан, может действительно обеспечить правильность выборов и охранить народное представительство от неизбежных на первых порах попыток реакции повернуть все на старый лад. Только милиция может обеспечить неприкосновенность граждан от разбойничьих нападений полиции, войск и состоящих в ведении полиции черных сотен. Обязанность земств и дум провозгласить немедленно необходимость вооружения граждан и приступить к созданию городской и земской милиции.Это вопрос жизни и смерти, – и он должен быть решен. Милиция должна быть организована на демократических началах. Всякий желающий получает оружие на общественный счет. Оружие хранится каждым на дому. Вооруженных граждан обучают и или руководят выборные лица. И мы, рабочие, первые протянем руку за оружием. Ни народной милиции, ни Учредительного Собрания царское правительство не даст, – ибо это значило бы для него добровольно отказаться от своих державных прав в пользу народа. Поэтому, стать на сторону этих требований значит для вас, земцы и думцы, стать на путь борьбы. Это значит порвать все связи с царским правительством и объявить ему непримиримую войну. Написав на своем знамени демократические лозунги, вы должны поставить земства и думы, которые являются вашей опорой, на службу народной борьбе с царским правительством. Вы немедленно должны отказаться от поддержки царской полиции и приняться за создание народной милиции. Вы должны отдать ваши силы и средства делу организации и вооружения народа. Что касается нас, рабочих, то мы ясно и отчетливо знаем нашу дорогу. Январские дни в Петербурге, революционная стачка, которая носится из конца в конец России, события в Лодзи и Варшаве и, наконец, великие одесские события, как вехи, обозначают тот путь, которым мы идем. Это путь всенародного восстания, которое сметет с корнем царское правительство и очистит поле для борьбы за достойное человеческое существование. Другого пути для нас, рабочих, и для всех вообще народных масс нет и не может быть – и, обращаясь к вам, граждане земцы и думцы, с нашими заявлениями, требуя у вас ясных и определенных ответов на ясные и определенные вопросы, мы тем самым говорим вам пред лицом всего народа. С кем вы? С царским правительством, которое собирает и пускает в дело все силы для подавления народного движения, или с народом, который готовится призвать царское правительство к беспощадному суду? Помните, граждане, кто не с народом, тот враг его.
Долой войну! Долой переговоры с царем! Долой Государственную Думу! Да здравствует Учредительное Собрание! Да здравствует всеобщее, равное, прямое и тайное избирательное право! Да здравствует народная милиция! Да здравствует революция! {35}
«Социал-демократ» [156] N 9, 7 июля 1905 г.
156
«Социал-демократ» – рабочая газета, популярное издание редакции «Искры», бывшей в то время меньшевистской. Выходила с 1 октября 1904 г. по 14 октября 1905 г. Всего вышло 16 номеров.
157
Это письмо является ответом на статью Милюкова, помещенную в «Сыне Отечества» от 7/20 августа под названием: «О Государственной Думе».
В день опубликования написанной с соизволения Константина Петровича Победоносцева [158] конституции вы, господин профессор, нашли необходимым выступить пред лицом русского «общества». Газета, которая обслуживает часть русской оппозиционной интеллигенции, доставила вам трибуну. Я не считаю «Сын Отечества», несмотря на его популярность, политически влиятельной газетой, за которую ответственна какая-либо реальная политическая сила. Я отнюдь не думаю также, что вы являетесь официальным выразителем какой-нибудь партии или что вы можете давлением вашего голоса повернуть либеральную партию на угодный вам путь. Другими словами, я не считаю вас вождем. Если, тем не менее, я нахожу необходимым обратиться к вам с этим открытым письмом, то по той единственной причине, что ваша мысль, движущаяся по линии наименьшего сопротивления, формулирует политические предрассудки, которые у вас нет права считать вашей личной собственностью. Если бы не выступили вы, выступил бы другой. Ибо – и с этим вы не станете спорить – раз в обществе широко распространен какой-нибудь предрассудок, всегда отыщется профессор, способный его авторитетно формулировать, и всегда найдется либеральная редакция, готовая свою коллективную беспринципность укрыть за индивидуальный авторитет. Это в порядке вещей, г. профессор!
158
Победоносцев – в течение нескольких десятилетий был главным вдохновителем реакции и по существу правителем России. С 1880 г. занимал должность обер-прокурора Синода. Был учителем царской семьи и имел большое влияние на Александра III и Николая II. На протяжении всей своей деятельности был решительным противником веротерпимости; по своему ведомству особенно преследовал сектантов и старообрядцев. Травля инородцев, русификация окраин, угнетение национальных меньшинств – все это при Победоносцеве проводилось решительно и систематически. Ярый сторонник неограниченного самодержавия, он боролся против каких бы то ни было уступок революционному движению 1905 г. Лишь октябрьская стачка окончательно вырвала почву из-под его ног: конституционный манифест 17 октября означал решительный крах политики Победоносцева. В октябре он покидает пост обер-прокурора Синода, но не прекращает свою черносотенную деятельность. Широко используя свое влияние в церковных и политических кругах, он до самой смерти (в 1907 г.) продолжает упорную борьбу за полное безоговорочное сохранение всех устоев самодержавного порядка.
В начале вашего письма вы разрешаете разно оценивать акт 6 августа{37}, преуменьшать и преувеличивать его значение, но не разрешаете одного: отрицать, что этим актом «перейдена какая-то грань, что сегодня мы по другой стороне того перевала, по которому шли вчера» – и что «назад, на ту сторону исторического ската, на вчерашнюю, уже возврата быть не может».
Вся либеральная и полулиберальная пресса вместе с вами утверждает, что «Рубикон перейден». – «Свершилось!» – Что же собственно «свершилось»? Кто перешел и какой Рубикон? Возвращение к прошлому невозможно, говорите вы. Почему невозможно? – И для кого невозможно?
Невозможен ли для реакции возврат на путь чистого абсолютизма? И если невозможен, то почему? По общим ли причинам: – нужны деньги, нарастает революционная стихия, – или же потому, что отныне у нас есть высочайшая бумага 6 августа? Если вы имеете в виду общие причины, то они существовали и до 6 августа, – и уж, разумеется, мы не станем спорить против того, что абсолютизм неизбежно должен пойти на слом. Но когда и как? Общие причины этого не предрешают. Они предоставляют практическое решение этого вопроса инициативе, смыслу и отваге живых организованных и сознательных политических сил. Думаете ли вы, что сам манифест делает невозможным возврат к прошлому? Но каким образом? Что изменяет он в соотношении сил реакции и революции? Передает ли он народу какую-либо материальную власть, которой он не владел бы раньше? Нет, не передает. Связывает он руки бюрократии? Нет, не связывает. Вы обнаруживаете лишь дурной умственный навык, г. профессор, когда полагаете, что можно установить между двумя социально-историческими эпохами водораздел из папье-маше. Абсолютизм опирается сегодня, как и до 6 августа, на бюрократический аппарат, на суды, на жандармерию, на армию. Пусть ему суждено погибнуть, но пока у него в руках эти орудия господства, – он хозяин. Он может призвать и отослать, позволить высказаться и запретить.