Наше море

Командиры кораблей знали эту особенность старморнача, бывшего офицера-подводника, старались поддержать его тон.

В этот вечер наметили план работы. Для траления минных банок и полей обширного Феодосийского залива сейчас не было ни сил, ни возможностей. Решено было проложить в первую очередь фарватер для входа в гавань и очистить Феодосийский порт. Фарватер предстояло пробивать на всю длину Феодосийского залива, с несколькими поворотами и коленами.

Когда Щепаченко возвратился к месту стоянки кораблей, матросы еще не спали. Отпустив машину, он с трудом пробирался среди портовых развалин к пирсу, где ошвартовались импровизированные тральщики. Это были те самые мотоботы, которые в горячие дни высадки десанта вместе с другими кораблями неудержимо устремлялись к Керченскому полуострову. Сейчас же перед ними стояли совсем иные задачи.

На тральщиках, мимо которых проходил Щепаченко, матросы вели разговор. Кто-то, невидимый в темноте, говорил:

–  Ничего б я не хотел, ребятки, как попасть на бережок в парикмахерскую. Сядешь, бывало, в теплое еще кресло, подходит девушка в белом халате, берет двумя пальчиками твой облупившийся нос и спрашивает: «Бритва вас не беспокоит?» Красота!

Щепаченко было понятно желание матросов сбросить заскорузлую робу, разгладить клеш, побриться в настоящей парикмахерской.

На втором тральщике приятный басок напевал что-то под гитару.

Возле флагманского тральщика на берегу собралась большая толпа матросов. Вспыхивали огоньки самокруток, дымили самодельные трубки. Эти трубки, а также портсигары с затейливыми монограммами, мундштуки и рукоятки финских ножей матросы в свободные минуты с увлечением изготовляли из подручных и трофейных материалов: плексигласа и разноцветных кусочков пластмассы.

Щепаченко прислушался: [217]

–  Минное дело - интересное дело!
– услышал он голос мичмана Рябца.
– Надо только полюбить его!

Щепаченко знал, что мичман Рябец в свободное время читает книги о флоте и часто рассказывает матросам о прочитанном.

–  Русские моряки всегда были смелыми и дерзкими, они еще раньше англичан, известных мореплавателей, выходили на своих утлых суденышках в северные и южные широты и были отличными мореплавателями, - продолжал Рябец, видимо ранее начатый разговор.
– Так-то, Гриша, а ты говоришь, подавайте мне эсминец. Надо свой корабль любить, тогда и на нем воевать можно отлично!
– заключил он.

–  Ну что, Гриша, загнал тебя мичман на клотик?
– послышался в темноте чей-то веселый голос.

Матросы, поднимаясь, бросали цигарки в воду. И Щепаченко снова услышал спокойный голос мичмана:

–  Спать, спать уже пора! Завтра вставать чуть свет!

Началось боевое траление. Раннее утро. Зеленеет молодая трава, омытая росой. Чистый, прозрачный воздух наполняется гулом моторов тральщиков. От Сарыголя слышатся глухие взрывы - это уже работают саперы, разминируя побережье. До восхода солнца выходят в море и тральщики. Построившись строем фронта, они ложатся на заданный курс.

Тральщик главного старшины Юдина идет крайним в строю фронта. Сигнальщик Аносов всматривается в толщу воды и, хотя в глазах от постоянного напряжения рябит, сразу же замечает черное пятно мины.

–  Справа по носу мина!
– громко докладывает Аносов. Рулевой матрос Лобанов, взглянув на командира, уже собрался положить руль влево, как снова послышался голос другого сигнальщика:

–  Слева по носу мина!

Лобанов замер на месте, продолжая удерживать руль прямо. Отполированные рукоятки штурвала словно приросли к пальцам.

Сейчас и командир тральщика Юдин видел, как приближались к носу катера справа и слева два черных шара. Задний ход с тралом за кормой дать было нельзя.

–  Так держать!
– звенящим от напряжения голосом командует Юдин. [218]

Рулевой, рассчитав расстояние между минами, повел тральщик как раз посередине. Но мины, приближаясь к тральщику, словно увеличивались в размере, проход становился уже. Казалось, что тральщик не минует какой-нибудь из них, нос его уже надвигался на черное пятно, но рулевой продолжал удерживать катер на курсе, и мины остались за кормой.

Затем все на палубе почувствовали леший толчок, но опасность уже миновала. Одна из мин попала в трал. Буи сблизились, сработал патрон. И мина всплыла, покачиваясь на волне, далеко за кормой.

В эти дни тральщики работали от утренней до вечерней зари. Матросы, возвращаясь с наступлением темноты в порт, тотчас укладывались спать. Никаких дней отдыха не было. Только разбушевавшийся шторм мог задержать выход катеров в море.

Щепаченко был в отличном настроении. Все шло хорошо, фарватер все дальше продвигался в залив. Командир дивизиона тральщиков капитан-лейтенант Шиповников оказался смелым и энергичным офицером. Он любил море и с самого начала траления ни одного дня не провел на берегу.

–  То ли дело - море!
– говорил Шиповников, обращаясь к Щепаченко.
– А потом, как же это: катера тралят, а я на бережку буду сидеть? Не солидно получится!

Ясным и прозрачным апрельским утром тральщики выходили в море.

–  На флагмане сигнал: «Заводить моторы!», - доложил вахтенный.

–  Репетовать сигнал!
– скомандовал мичман Юдин, передвигая рукоятки машинного телеграфа.

К восходу солнца тральщики были уже в заливе. Поставив тралы, корабли все дальше и дальше уходили от берега. В море было пустынно и тихо, лишь изредка проносились над водой взрывы затраленных мин.

–  Еще один галс, - сказал наконец Юдин, обращаясь к рулевому, - и мы выйдем на чистую воду!

Фарватер был протрален!

На последнем галсе корабль Юдина подсек резаком трала мину, и она всплыла за кормой. Ветер, набежавший с берега, и курчавая волна относили мину в море.

Командир дивизиона Шиповников передал Юдину в мегафон: [219]

–  Мы, не выбирая тралов, возвращаемся в базу, а вы подорвите мину и следуйте за нами.

Тральщики сделали поворот и так же строем фронта легли курсом на Феодосию.

Юдин, оставшись один, приказал выбрать трал и дать малый ход. Когда приблизились к плавающей мине, боцман спустил на воду резиновую шлюпку. В нее сели минеры Григорий Рак и Иван Фоменко.

–  Ну, ни пуха ни пера вам!
– сказал Юдин.
– - Подорвете мину - и идем в базу.

Нещадно, уже по-летнему, палило высоко поднявшееся солнце, беспокойно кричали чайки, где-то далеко у горизонта синели Крымские горы. Юдину хотелось поскорее покончить с миной и вместе со всеми тральщиками до наступления темноты возвратиться в Феодосию. Поэтому он подошел к плавающей мине ближе, чем обычно. Юдин рассчитывал, как только минеры подожгут шнур и возвратятся на тральщик, взять шлюпку на буксир и вместе с ней отойти на безопасное расстояние.