Наше море

–  Ну теперь нам веселее будет, Марков! «Бычки» помогут, - проговорил Глухов (так моряки называли бронекатера).

Каждый раз, появляясь со стороны берега, немецкие БДБ и торпедные катера не давали отряду Глухова прорваться к Эльтигену, оттесняли его снова в море. Было уже 4 часа 30 минут утра. [194]

–  Если мы сейчас не прорвемся, то высадиться до рассвета не удастся и придется, не разгрузившись, возвращаться в Тамань, - обратился Глухов к командиру катера Маркову.
– Мы сделаем вот что, - продолжал он.
– Обнаружив вражеские корабли, пойдем на сближение и свяжем их боем. Инициатива противника будет скована, а в это время десантные суда прорвутся к берегу и сделают свое дело. Другого выхода нет!

Для выполнения этого замысла Глухову надо было держать наготове не только бронекатера, но и дозорные корабли, находившиеся на значительном расстоянии.

Связавшись по радио с дозорным сторожевым катером 098, Глухов приказал ему вступить в строй отряда, а сам на катере 0102 обошел все десантные суда, собирая и подтягивая отстающих. Командирам десантных судов он. передал:

–  Мы вступим с противником в бой, а вы в это время любой ценой должны прорваться к берегу и выполнить задачу!

И отряд Глухова в кильватерном строю лег курсом на Камыш-Бурун.

Вскоре катера Глухова, как он и предполагал, были обнаружены кораблями противника и пошли на сближение, чтобы прижать их к берегу и не дать возможности свободно маневрировать.

Молча сходились два отряда. Глухов решил открыть огонь только с близкой дистанции, чтобы бить наверняка. Развернулись в готовности стволы орудий, ожидали сигнала комендоры. Первыми не выдержали гитлеровцы, струи пуль с визгом понеслись над водой и рассыпались возле катера.

–  Огонь!
– скомандовал Глухов Маркову.
– Умрем, но выполним приказ!
– Теперь нельзя было терять ни секунды. Мгновенно выполнялись команды. Хлестко била по головной БДБ носовая пушка старшины 1-й статьи Мишина.

Оранжевые вспышки полыхали и на кораблях противника, над катером с воем проносились снаряды. Командир катера Марков, не меняя курса, продолжал идти на сближение.

Расстояние между отрядами все сокращалось. Наши катера вели огонь в упор по головной БДБ, разрывы снарядов накрыли баржу. [195]

–  Сближение, сближение!
– настойчиво и отрывисто твердил Глухов Маркову.
– Теперь они не уйдут от нас!

И Марков вел корабль на сближение. Рядом с Глуховым он чувствовал себя спокойнее и увереннее.

До головной БДБ оставалось семьдесят метров, когда на ней вспыхнуло пламя, она накренилась на левый борт и вышла из строя. В зареве пожара было видно, как прыгали за борт матросы. БДБ, покинутая командой, горела.

В тяжелое положение попал и катер Глухова. Он был освещен пламенем пожара БДБ, и все больше снарядов ложилось у его борта. Один из них разбил форштевень катера, осколки повредили ствол носовой пушки.

–  Товарищ командир дивизиона, надели бы каску. А то осколки так и гуляют по палубе, - проговорил Марков, обращаясь к Глухову и пытаясь расстегнуть ремешок своей каски.

–  Отставить, Марков! Я так привык. А тебе корабль вести надо!
– ответил решительно Глухов.
– На то и война!
– добавил он.
– Если всем беречься, кто воевать будет!

Марков замолчал, наблюдая, как командир носовой пушки, схватив снаряд, тащил его на корму, где вел огонь старшина 2-й статьи Киселев. Еще выстрел, уже прямо в упор по близко идущему торпедному катеру противника - и тот взорвался и начал тонуть.

И в это время вражеский снаряд угодил в ходовую рубку катера. Вскрикнув, свалился за борт стоявший впереди Маркова вахтенный сигнальщик, и тут же молча упал Глухов: осколок снаряда попал ему в голову.

На море вдруг стало необычайно тихо. Потеряв торпедный катер и БДБ, корабли противника вышли из боя и скрылись в темноте.

Молчал и катер 0102. Он не имел хода, моторы больше не действовали. Возле него держался лишь бронекатер 34. Дозорный сторожевик и второй бронекатер оторвались еще во время боя.

В отсветах пламени догоравшей баржи Марков увидел развороченную палубу своего катера и Глухова, лежавшего навзничь, разбитую ходовую рубку и тела убитых матросов. Ухватившись за штурвал, истекал кровью рулевой старшина 1-й статьи Брусов. У него были перебиты ноги. Рядом, у пушки с оторванным стволом, сидел на палубе раненный в голову матрос Климовский. В руках [196] он еще держал снаряд. Из машинного отсека вырывались пламя и дым.

Осколки снаряда перебили бензомагистраль и разбили все три мотора. Старшина группы моторист Казанцев был убит. Смертельно раненный матрос Махно свалился возле мотора, зажав в руке пробитую трубку маслопровода. Горела внутренняя деревянная обшивка катера, и боцман Тарасов вместе с минером Обручниковым тушили пожар.

В это время луч мощного берегового прожектора противника торопливо пробежал по воде, пошарил справа и слева и вдруг осветил покачивающийся на волнах сторожевой катер Маркова и маленький бронекатер рядом с ним. Через несколько секунд раздался приглушенный гул, и над катером опять завыли снаряды: стреляла береговая батарея.

Бронекатер дал ход, но, не пройдя и пятидесяти метров, от взрыва снаряда зарылся носом в волну.

На берегу вспыхнул и протянул свой луч второй прожектор, но батарея замолчала.

«В чем дело?
– подумал, оглядываясь, Марков.
– Что еще затеяли немцы?» И тотчас увидел в мерцающем свете прожекторов фашистский торпедный катер. Полным ходом он торопился к 0102, чтобы захватить его как трофей.

Помощник командира катера лейтенант Обухов уже доложил Маркову, что на катере не осталось ни одного снаряда, ни одного патрона к пулемету ДШК. Четыре винтовки и несколько гранат - вот все, чем можно еще сражаться.

–  Раздать оружие! Будем драться до последнего, а потом катер взорвем!
– принял решение Марков.

Обухов сосчитал людей. Вместе с командиром в живых осталось восемь человек. Восемь черноморцев под дулами береговых батарей, без снарядов, на катере, не имеющем хода, а рядом - немецкий торпедный катер.

Марков расположил бойцов так, чтобы удобнее было вести огонь из укрытий. Обухов собрал все секретные документы и шифр и спрятал за пазуху. В случае безвыходного положения он решил подорвать себя гранатой вместе с документами. Комендор Киселев спустился в кубрик, достал простыню, изорвав ее, перевязал Глухова. Тот по-прежнему [197] не приходил в сознание, его перенесли и положили под защиту рубки.