Наши марковские процессы
Шрифт:
Мощные лапы Слона развернули стул Фомы, и он оказался лицом к комнате.
«Бугаев» оказалось четверо, и на первый взгляд казалось, будто они занимают все свободное пространство кабинета: один, у двери, в черном костюме с нацепленной на груди красно-желтой визиткой «Ятагана», подбрасывал в руке короткую металлическую монтировку; второй, в джинсовой куртке, суетился спиной к Фоме около стенного шкафа; третий, которого называли Слоном, стоял у окна, а последний, одетый в стеганую куртку также с визиткой «Ятагана» на груди, крутился возле компьютера. Лишь спустя несколько мгновений Фома заметил и пятого: среднего роста, с легкой проседью в волосах, в очках с металлической оправой и темно-красном пиджаке, тот выглядел почти незаметным в
– Ну, и что там с сейфом?
– спросил очкастый, не отрывая взгляда от бумаг.
Только сейчас Фома увидел, что за широко раскрытыми дверцами одного из стенных шкафов, который раньше всегда стоял запертым, виднеется металлический сейф: деревянный шкаф, очевидно, являлся лишь маскировкой. Сейф был точь-в-точь, как в кабинете у Герасима Иванова, откуда тот вчера достал красную папку с футбольным юмором.
– А у меня, это… вообще к-к-ключей от шкафов нет… - пролепетал он и тут же получил тяжелый удар за ухо. Очкастый засопел, почесал шею, наконец достал что-то вроде рации и сказал в микрофон: «Цецу-Питона ко мне».
Не прошло и полминуты, как появился Цеца-Питон - маленький мужчина со зверской физиономией, достал какие-то инструменты и стал ковырять ими замок сейфа. Еще через полминуты замок щелкнул, очкастый отстранил Питона и открыл сейф.
Внутри оказалась краюха заплесневевшего хлеба, открытая банка лютеницы, 38 тоже покрытой плесенью, бутылка водки «Академик Неделчев» с мутью толщиной в два пальца на дне и толстая пачка порнографических журналов.
Очкастый ошарашенно уставился в содержимое сейфа, некоторое время тупо смотрел, затем протянул руку за журналами, но запутался рукавом в каких-то паутинах; выругался, выбил из рукава паутины и принялся внимательно перелистывать порнографию. «Бугаи» и Цеца-Питон, очевидно, тоже не прочь были посмотреть и сгурьбились вокруг шефа, но тот сказал им не отвлекаться и они отпрянули на некоторое расстояние от него, вытянув толстые шеи по направлению к журналам. Перелистывание порнухи продолжалось долго, быть может, минут десять, в течение которых слышалось лишь чмоканье «бугаев» да недовольное сопение очкастого. Наконец он пробормотал: «И здесь нет», - вернул журналы в сейф и после того, как Питон снова его замкнул, распорядился развязать Фому и готовиться исчезнуть.
38
болгарская острая приправа из перца, чеснока и уксуса
– И запомни, - сурово сказал Фоме очкастый, пока тот разминал занемевшие кисти рук, - в течение получаса из кабинета ни шагу. В противном случае несдобровать тебе. А сейчас отвернись к окну и, не оглядываясь, считай до ста. Ясно?
Фома послушно отвернулся и начал считать вслух. Он еще не досчитал и до двадцати, как послышался звук открываемой двери и шаги «бугаев», после чего дверь захлопнулась и наступила тишина, но он на всякий случай досчитал, как было сказано, до ста и лишь тогда обернулся.
Самое интересное - в кабинете не было ни единого намека на то, что лишь минуту назад здесь всё перерыли «бугаи». Шкафы и ящики были закрыты, на полу не видно было ни соринки, на столе лежали в порядке те же папки, что и раньше. И только в углу у двери валялась - вероятно, оброненная кем-то - красно-желтая пластмассовая карточка-визитка. Фома решил, что она свалилась с лацкана у кого-нибудь из «бугаев», наклонился поднять ее - и увидел, что ошибся. Со снимка на карточке на него смотрела не бугайская морда, а совершенно приличное и даже интеллигентное лицо молодого мужчины с длинными волосами неопределенно-русого цвета и с недельной бородкой, а внизу под стилизованной надписью
«Ятаган» красным по желтому было написано: «Лука Варфоломеев, эксперт; допуск в ЛЯИ».Со смутным чувством удивления Фома обнаружил, что лицо юноши на снимке сильно напоминает его собственную физиономию, какой он ее помнил по зеркалу. «Лука Варфоломеев… - повторил он про себя.
– Уж не из-за него ли вечно путают мое имя? Но раз все этого Луку знают, почему я его ни разу не видел? И что это за ЛЯИ? И кто, вообще, выронил тут эту визитку? «Бугаи»? Но тогда кто он им такой? И с какой целью ее выронили?..»
В этот момент его сбивчивые мысли прервал телефонный звонок. Фома бросил на черный аппарат подозрительный взгляд, - ему что-то ничуть не хотелось поднимать трубку, - но после того, как тот прозвенел еще раз, он ее поднял.
– Марков, привет!
– Связь была отвратительная, линия шумела, тарахтела и потрескивала, словно трабант, но Фоме все же удалось узнать голос профессора Дамгова.
– Что случилось, почему тебя утром не было на Орловом мосту?
– На Орловом мосту?
– тупо переспросил Фома, почти утратив способность рассуждать и отвечая просто так, лишь бы не прерывался разговор.
– Зачем?
– Встречать Валютный совет, - подчеркнуто назидательным тоном сказал голос в трубке.
– Да как вообще можно пропускать такое? И профессор Рангелов там был, и академик Новосельский, я им одного за другим людей своих представляю, все вот с такими букетами цветов выстроились, а тебя и нет!.. В страшно конфузную ситуацию меня поставил.
– А я, это… цветов не мог найти, - залепетал Фома, пытаясь выиграть время и понять, что такого конфузного было в этой ситуации.
– В объявлении ведь ясно было сказано: «с цветами», - а я, как вышел из дома, то все цветы на лотках уже расхватали - на встречу этого, как его… Валютного совета. Большая там, наверно, толпа на мосту была, да?
– А почему с вечера цветы не купил?
– сурово спросил профессор.
– Подумал - завянут.
– Что, у вас дома в горшках никаких цветов нет, что ли, в конце концов?
– Есть - кактусы. Несколько штук. Да я что-то не сообразил взять хоть один. А потом все искал, не растут ли на клумбах у домов какие-нибудь цветы, а там - один чертополох, а с ним Валютный совет встречать не годится, он разве что на проводы сойти может, если его вообще цветком посчитать можно…
– Ладно, хватит, - перебил шеф.
– Что было - то прошло. А сейчас тебе обязательно нужно прийти в Центральное управление. Там в зале 209 я в два часа начну читать свой пленарный доклад: «Хаос как новая парадигма порядка». Я хочу представить тебя людям, от которых впоследствии будут зависеть некоторые вопросы… Алло? Ты почему молчишь?
Фома действительно молчал, глядя на таймер компьютера, показывавший без пятнадцати два, и мысленно проклиная идиотскую ситуацию. Мог ли он забыть, что' ему сказал очкастый в красном пиджаке из «Ятагана»: «полчаса из кабинета ни шагу, а не то…» Чем может оказаться «а не то», ему знать не хотелось.
– Господин профессор, - выдавил он из себя наконец, - тут такая ситуация получилась… Я другой работой сейчас связан, и к двум часам никак не успеваю. В пол-третьего смогу, а в два - нет. Вы меня понимаете?
– Фома чувствовал, как, пока он свивает нить разговора, по спине у него медленно стекает струйка пота.
– Мне бы самому хотелось прийти - поговорить с вами кое о чем, но… Я опоздаю, но обещаю прийти. Можно?
– Нехорошо, но раз по-другому нельзя, то можно, - согласился профессор.
– Значит, увидимся в зале 209. До скорого.
Фома медленно опустил трубку и рухнул в профессорское кресло. И вдруг телефон снова зазвенел.
– Ты что, с шефом своим увидеться не желаешь?
– прорычал из трубки мощный бугайский голос, как только ее поднял Фома.
– А ну, бегом марш к Центральному управлению! Чтобы через полминуты тебя здесь не было - ясно?
И не успел он ответить, как связь оборвалась.