Наши павшие нас не оставят в беде. Со Второй Мировой – на Первую Звездную!

Василий резко набирает высоту, и я вижу, как на внутренних экранах с бешеной скоростью проносятся смазанные картинки пейзажа и вспышки выстрелов. Впечатление такое, что в воздухе вокруг катера распускаются сотни кроваво-красных бутонов. Уши закладывает, я вжимаюсь в спинку кресла, чувствуя подступающую к горлу тошноту. Закрываю глаза, стараюсь отогнать от себя мысли о том, что в любую минуту мы можем рухнуть вниз.

Нас бросает из стороны в сторону и, кажется, пару раз сотрясает и переворачивает, но я не уверен. Я уже ни в чем не уверен. Глаз не открываю, страшно. Мы с группой пару раз попадали в передряги, когда летели с задания, но сейчас нечто особенное. При выключенных динамиках экранов звукоизоляция в салоне катера великолепная, но по вибрации машины, по болтанке понимаю, что, как ни маневрирует пилот, по нам попадают. Остается только молиться. Я не из трусливых, но только полный псих не боится. А то, что творится сейчас внутри меня, это уже даже не страх. Ужас пронзает каждую клеточку.

Катер начинает резко снижаться. Я широко открываю рот, но пользы от этого маловато. В уши будто кто-то пробки накрепко вбил. Затем машина вдруг взмывает вверх, тошнота в горле усиливается, моя голова от такой болтанки чудом не отрывается от шеи. Наконец, чувствую, что пилот выровнял катер, и мы идем, придерживаясь одной скорости.

– Проскочили, – едва слышу голос Василия, словно кто-то вещает мне издалека. Открываю глаза.

– Что? – собственный голос кажется мне чужим.

– Можете спокойно стирать штаны! – хохочет пилот.

Оглядываюсь по сторонам и вижу под нами желто-зеленое поле, похожее на залатанное одеяло, маленькие кустики лесных посадок, небольшие деревушки, опустевшие, но не пострадавшие от бомбежек.

– Неужто ушли?

– А то.

– Ну, ты ас! – нервно хохочет Брюннер. – Я уже подумал, что конец нам.

Василий смеется, а я глубоко вдыхаю. Пейзаж внизу умиротворенный и просто очаровательный. Возникает ощущение, что нападение чужаков было всего лишь дурным сном.

– Так как ты в центре Москвы оказался? – спрашивает пилота Курт, надеясь, что тот прояснит нам свою историю.

– У них перевес в технике, а штурмовикам отбомбиться надо, – невозмутимо продолжает Василий ровно с того места, на котором остановился. – Было жарковато. Мы с моим звеном начали уводить упырей, оттягивать на себя. Такая буча завертелась, вы не поверите! У меня в глазах искры, «крабы» мельтешат, но автоматика исправно пашет, пушки ловят цели и бьют не переставая. Короче, работать можно. Вдруг бамц! Экран блажить начал. Я сразу неладное почувствовал, на ручное перешел. Мало ли чего.

– И что?

– Сложнее стало, но мы привыкшие. Двух «крабов» завалил, но остальные меня оттеснили и звено наше развалили. Каждый за себя, значит. Связь не работает, ни хрена не слышно. Хорошо, местность заранее выучил, технологиям этим разным я не очень доверяю. Упыри за мной гонятся, я от них удираю. Мотал, мотал, еле сбросил. А когда сбросил, огляделся и понял, что ни хрена не понимаю, где нахожусь. Тут-то мы не летали. Заблудился, короче. Связи нет, экран сикось-накось. В небе ни наших, ни чужих. Один я оказался, как голубь мира.

– Долго плутал? – спрашиваю я.

– Минут пять полетал, попал в городскую зону, сориентировался, где нахожусь. Вот тут-то за мной четверка «крабов» пристроилась и давай меня гонять. Вот в центр и загнали.

– Подожди, – останавливает его Брюннер. – А зенитки? Кордоны?

– Так они видели, что меня четыре упыря пасут и шансов у меня никаких. А может, в своих боялись попасть, не знаю.

– А обратно как ты нас вывез? – изумляюсь я.

– Пока они меня гоняли, я местность срисовывал. И зениточки эти, и кордоны. А дальше просто: вперед, на восток!

– Молодца, летеха! – хвалю его я.

Несмотря на его показушную беззаботность, мы видели, насколько продуманно и грамотно действовал пилот. Курт восхищенно цокает языком:

– Лихо ты с той четверкой расправился.

– Да, чего уж скромничать, – горделиво соглашается Василий, – хорошо вышло. Жаль, последний меня зацепил, пришлось садиться, где потише. Правда, чуть носом там не воткнулся. Автопилот-то не работает.

Экран вдруг загорается ярким светом, и пилот от неожиданности вздрагивает, но тут же радостно восклицает:

– О! Заработало.

Вася внимательно вглядывается в экран, пальцы его скользят по нему, производя мудреные манипуляции, потом он откидывается на спинку кресла и удивленно бурчит:

– Парни, не поверите, все в норме. И связь есть.

Не дожидаясь нашего ответа, он связывается с диспетчером, докладывает о нас с Брюннером, после чего дает координаты катера. А у меня тем временем начинает складываться в голове мозаика из странных событий предыдущих дней.

– Ну конечно! – громко говорю я вслух, расплываясь в довольной улыбке.

Брюннер удивленно смотрит на меня, Василий тоже оборачивается.

– Сходится! Все связано с прилетом белесых тварей, их командиров. И связь они нашу глушили в том секторе, где засел белесый. А здесь она есть, и приборы в полном порядке.

– А почему у нас раньше связь вышла из строя, а у Василия позже?

– Мы были ближе к центру. Вспомни, мы с тобой могли переговариваться, если только рядом находились. Чуть отошел в сторону, и сплошное бульканье.

– Понятно, – Курт скребет чумазый, заросший щетиной подбородок.

– Чужаки и вести себя стали по-другому. Видел, как они залегли у катера?

– Ну.

– Потому что их главные прилетели, обстановку оценили и приказали иначе действовать, не растрачивать силы впустую. Раньше-то твари, как собаки бросались, а теперь за камнями ховаются. Видимо, мы им неплохо отпор даем, беречь своих солдат начали.

– Да и так понятно, что они главные, – скептически ворчит Брюннер. – Вон как их встречали, словно на параде.

– Дело не в том, что главные, а в том, насколько главные. Четырехглазые у них как марионетки, разве не понятно? Отрежь у марионетки ниточки, и все. Она лишь кукла.

– Хорошо, – возражает Курт, – но, когда они на Землю напали, ими же кто-то руководил?

– Представь себе охоту, – терпеливо объясняю ему.

– Так.

– Есть охотник, его собака и дичь. Птичка, лисичка, неважно. Охотник спускает собаку, но псина знает, что он где-то рядом, и уверенно чешет вперед. Собака находит и треплет зубами дичь. Охотник подходит, гладит собаку и дает ей сухарь или чего там дают собакам. А дичь вдруг оживает, и как врежет охотнику промеж рогов. Понимаешь?