Наши уже не придут 2

— И это ты мне говоришь, большевик? — усмехнулся атаман.

— А я царя не свергал, — развёл руками Аркадий. — Это такие, как Корнилов, Алексеев, ну, который не тот самый Алексеев, а Алексеев другого рода, Рузский и им подобные — вот кто царя свергал. А вы, казаки, ничего не сделали. Пока я на фронте кровь лил, вы своего главного благодетеля не защитили, не поддержали, с двух сторон не прикрыли — и поделом вам теперь. Не тебе меня иудой называть, казак.

Атаман Дутов насупился и смолчал.

— Мне-то что царь? — продолжал Аркадий. — Я, крестьянин, от него ничего хорошего не видел. Семью мою холера забрала, сам чуть не умер от неё, потом меня чуть волки не сожрали — я не был нужен никому и выжил только благодаря себе. Царь мне не помогал и я ему ничем не обязан, кроме нескольких пулевых шрамов. А вы, иуды, царю обязаны всем. И нет вам прощения.

Он смерил Дутова неодобрительным взглядом.

— Тебе-то какая разница? — спросил атаман.

— Больше всего в жизни ненавижу предателей и клятвопреступников, — ответил на это Аркадий. — Я никого не предавал. Ни царя, ни Отечество. А вы предали. И пусть царя я на колу вертел, но факт вашего предательства вижу. Хоть бы один казак встал за царя… Думай об этом, когда к стенке пойдёшь.

После этих слов он покинул каземат, сел в Форд Т и поехал на вокзал Красноярска.

На улицах города были видны следы боёв. Баррикады уже разобрали, но пулевые отверстия «украшали» большую часть зданий, а воронки от взрывов были пусть и засыпаны, но от этого стали ещё более видны.

Восстала в городе, как оказалось, объединённая партия «Спасение», в которую вошли эсеры, кадеты, анархисты, большевики, трудовики и даже бундовцы с серповцами. Бунд и СЕРП — это социалистические еврейские рабочие партии, ранее настроенные антибольшевистски. Их курс — Советы без большевиков.

Но Корнилов проводил в Красноярске политические чистки, в ходе которых под раздачу попали вообще все, кроме партии кадетов и промышленников. Только вот кадетам тоже не понравилась перспектива неминуемого разграбления городских складов, поэтому они стали объединяющей другие партии силой.

Существующие противоречия были на время отставлены, что и позволило сформировать партию «Спасение», которая и занялась подготовкой вооружённого восстания.

И Аркадию даже стало как-то неудобно довершать дело Корнилова — население не поймёт…

«Нужно будет связаться с Лениным и спросить, что делать со всем этим кагалом», — подумал Аркадий, глядя на пролетающий мимо пригород.

Практически все горожане сейчас в районе вокзала — проводится выдача продовольствия. Острой необходимости в этом нет, так как мятежники вывезли со складов далеко не всё, но обстановка со снабжением и без вывоза продовольствия была не сахар.

Все эти поставки продовольствия в освобождённые города замедляют доставку на фронт боеприпасов и снабжения, но это необходимая жертва. Самое главное, чем сейчас завоёвывает лояльность Советская власть — при ней не будет голода.

Аркадий, как ему кажется, дополнительную плешь на голове Ленина проел требованием создания стратегических запасов продовольствия в каждой губернии и области. Систематически случающийся голод должен отправиться на свалку истории, в чём, по его мнению, и стоит сейчас главная задача большевиков.

Сельскохозяйственные артели и коммуны уже начали делать своё «чёрное дело» — они уже демпингуют цены на зерно на «втором рынке».

В Советской России существует два рынка, на которых можно продать зерно и иную сельхозпродукцию — государственный и второй. Аркадий называл «второй рынок» подпольным, но таковым он, по сути своей, не являлся, так как его никто не запрещал.

Можно сдавать зерно по фиксированной цене государству, а можно попробовать поторговать на «втором рынке». И так уж получилось, что некоторые время на «втором рынке» цена была вдвое выше, чем государственная, поэтому никто не спешил это зерно сдавать. Решалось это временным повышением государственной цены, но вечно такое продолжаться не должно.

А сейчас происходит экспансия артелей и коммун на «второй рынок» — туда поставляются сотни тонн сельскохозяйственных товаров, от зерна до мяса, что, естественно, сильно сказывается на цене.

Постепенно должно дойти до того, что государственная цена будет выше неофициальной со «второго рынка», что будет означать полный успех действий Ленина.

Это выведет сельское хозяйство в предсказуемое поле деятельности — продавцов будет много, а покупатель будет только один. И вот в этом поле артелям и коммунам будет очень легко передавить частников и принудить их вступать в эти государственные агрохолдинги.

Разумеется, это сделает бессмысленным весь этот азартный делёж земли, рвачество кулаков и борьбу с ними, но большевики просто дали крестьянам время выпустить пар и порезвиться по законам дикого капитализма. Многим, как оказалось, не понравилось…

Так что Ленину есть откуда брать зерно и запасать его в государственных закромах. И если начнётся какая-нибудь засуха или состоится неурожай, то голода не будет.

Аркадий припоминал что-то о голоде в Поволжье, но подробных деталей он не помнил. Дети Поволжья из «12 стульев», а также сам факт голода — и всё.

Он анализировал это и предположил, что голод был напрямую связан с Гражданской войной, которая несла тысячекратно более разрушительный характер, если сравнивать её с той, что происходит сейчас.

В данный момент не видно никаких предпосылок для голода, но Немиров предпочитал перебдеть. Лучше параноидальное формирование запасов на чёрный день, чем встреча этого чёрного дня с пустыми амбарами.

*9 августа 1919 года*

— Примерно сколько? — спросил Аркадий.

— Не знаю, вашблагородь, — пожал плечами местный мужик, Клим Семёнов. — Тысячи зашли в город.

— А корниловцы? — уточнил Аркадий.

— А это кто такие? — удивился мужик.

— Эх… — вздохнул Немиров. — Генерала Корнилова знаешь?

— Нет, вашблагородь, — покачал головой Клим.

— Ты где жил всё это время? — удивился уже Аркадий.

— В Биликтуе, — ответил мужик.

— Тогда откуда знаешь, что в Иркутск зашли японцы? — спросил Немиров.

— Дык, заехал я туда, рухлядь менять, — ответил Клим. — Но, может, это китайцы, а не японцы — не ручаюсь, вашблагородь. Но не русские — это по мордам видно.

— Ладно, можешь идти, — отпустил его Аркадий.