Наши уже не придут 2

Он почти не сомневался, что эта девушка где-то училась, причём не ограничилась гимназией.

— Педагогический факультет Психоневрологического института, — ответила Людмила. — Но я не доучилась. Ушла с четвёртого курса.

— Рекомендую восстановиться и доучиться, — вздохнул Аркадий. — Убивать — это много ума не надо, а вот воспитать… В общем-то, важнейшим элементом программы большевиков скоро станет полная ликвидация безграмотности. Учителей скоро будет остро не хватать. А ты в армию хочешь — там и без тебя народу хватает.

— Но Россия в опасности… — произнесла Людмила.

— И твоё вступление в ряды армии этого не изменит, — покачал Аркадий головой. — Лучше езжай в институт и доучивайся. Если прямо очень сильно хочешь помочь стране — спроси меня «как?»

— Как? — сразу же спросила она.

— Нужна новая программа школьного образования, — улыбнулся Аркадий. — Думаю, лучшим решением будет скопировать программу у немцев, но не дословно, а с адаптацией под наши реалии. Нам не нужны все эти законы божьи и прочие архаизмы. Нам нужна научно обоснованная программа, позволяющая привить ребёнку критическое мышление и дать ему необходимый для полноценной жизни багаж знаний. Этим уже занимаются специалисты, но кто сказал, что ты не можешь их опередить?

Мокиевская задумалась.

— И я бы, на твоём месте, завязывал с эсерами, — посоветовал Аркадий.

— Почему? — спросила она.

— Просто потому, что эсеры уже дискредитировали себя в глазах населения, — ответил Аркадий. — И я сейчас не об Украине, а о Керенском и остальных. Эсеры, фактически, развалили Российскую республику. Мы сейчас в тяжёлой обстановке во многом благодаря их действиям. Так что лучше вступить в РСДРП (б) и начинать приносить пользу нашему Отечеству — умных и деятельных людей у нас привечают.

— Не буду я просто так отказываться от своих убеждений, — заявила Людмила.

— Дело твоё, — пожал плечами Аркадий. — Но о программе подумай. Если удастся разработать что-то адекватное и своевременное, то войдёшь в историю. Педагогика спасёт гораздо больше жизней, чем даже самый лучший солдат.

— Это как? — не поняла Людмила.

— Если вытащишь человека из мрака безграмотности и привьёшь ему любовь учиться, то он научится очень многому и, возможно, придумает что-то новое, — объяснил ей Аркадий. — Не все из людей, но даже если из тысячи обученных лишь один окажется природным талантом, способным привнести в мир что-то новое и полезное для человечества, то твоя работа точно стоила того. А война только уничтожает.

— Как ты можешь говорить такое о войне и продолжать ею заниматься? — озадаченно спросила она.

— Иногда мне кажется, что это она мною занимается… — признался Аркадий. — Я больше ничего не умею, это моя основная работа. А тебе осталось чуть-чуть доучиться и заняться по-настоящему полезным делом.

— Но враги… — попыталась парировать Людмила.

— Даже если тысячу врагов убьёшь, что очень вряд ли, это ничего не изменит, — перебил её Аркадий. — У китайцев есть одна очень старая пословица: «Из хорошего железа не делают гвоздей, из хороших людей не делают солдат».

— Но это же честь! — возмутилась девушка.

— Честь жестоко и хладнокровно убивать людей, которые лично тебе ничего не сделали? — грустно улыбнулся Аркадий. — В войне нет чести, нет героизма, и славы там тоже нет. Думаешь, я герой?

— Да! — уверенно заявила Людмила.

— А я просто убиваю людей, — произнёс он. — Я тщательно планирую, хорошо готовлюсь, пытаюсь предусмотреть то, что могу, после чего умирают люди. Нет в этом места героизму. Ты просто не видела всю эту траншейную грязь… Это грязная работа, а не героическое действо.

Девушка не нашлась с ответом.

— Мы работаем нечестно и применяем откровенные подлости, чтобы обманывать и убивать вражеских солдат, — продолжил Аркадий. — Мы придумываем разные ухищрения, чтобы уменьшать шансы врага и увеличивать свои. Мы изобретаем страшные вещи, чтобы ещё лучше убивать его. Где здесь героизм? Мы подло убиваем других людей, ради высшей цели? Чем мы тогда отличаемся от фанатиков?

— Я не знаю, в чём ты неправ, но я чувствую, что ты неправ, — заявила Людмила.

— Я прав, — покачал головой Аркадий. — Я зарабатываю себе на жизнь душегубством. Просто за эту форму душегубства у нас положено награждать и повышать в звании. Того, что ты ищешь, в армии нет. Всё это существует лишь на страницах книг, прославляющих войну. Тебе это не нужно, Людмила. Поверь мне — я тот, кто знает это не понаслышке.

По её лицу видно, что переубедить её он не смог.

— Если пойдёшь на войну, то будешь убита, — произнёс Немиров. — Если повезёт, заберёшь кого-то с собой. Но тебя убьют, рано или поздно. И больше не будет ничего. Тебя просто здесь не будет. Смерть на войне — это не вопрос навыков или личных качеств. Это вопрос статистики и случая. Можно умереть не только от абсолютно безразличного и случайного снаряда, упавшего рядом с тобой, а от тифа или гриппа — просто так. И тогда тебя не будет. Но от тебя зависит только то, что ты пришёл на войну. Остальное — случай.

— Но ты же как-то живёшь, — привела она контраргумент.

— Удача, — пожал плечами Аркадий. — Спроси любого солдата: «Ты пережил все эти бои благодаря личной смелости и отваге?»

— И что же он ответит? — спросила Людмила.

— Он ответит «Нет», — вздохнул Аркадий. — Это полуслепой случай. Это говорю тебе я, солдат, который воюет с самого начала Великой войны. Там нет ничего хорошего не только для женщин, но и для мужчин. Ничего хорошего, Людмила.

Она лишь поморщилась.

Аркадия охватил приступ кашля.

— Пора возвращаться внутрь, — произнёс он.

*25 июня 1918 года*

— Я обдумала то, что ты сказал, — произнесла Людмила. — Возможно, что ты прав в чём-то. Не во всём, но в чём-то.

— Наверное, — пожал Аркадий плечами.

Он сидел в беседке и писал письмо Фёдорову и Дегтярёву.

— Что пишешь? — поинтересовалась Мокиевская.

— Письмо, — ответил Аркадий, обмакивая кончик пера в чернильницу. — Содержание его — государственная тайна.

— Стал бы ты писать гостайну в беседке, — скептически усмехнулась девушка.

— Ты бы удивилась, прочитав это письмо, — улыбнулся Аркадий.

— Как закончишь, можешь рассказать мне, в чём суть этой образовательной программы, которая очень нужна стране? — спросила Людмила.

За прошедшие дни они беседовали лишь несколько раз. В ходе разговоров он выяснил, что Людмила незаконнорожденная — её мать столбовая дворянка, а отец — революционер-народник. С отцом она не общается, а мать умерла в 1916 году.