Наши уже не придут
Шрифт:
— С тобой же читал, — поморщился Свердлов. — Всё равно, не вижу веских причин полагать, что он нам полностью лоялен.
— Я больше полагаюсь на мнение Ленина, — ответил на это Иосиф. — Владимир считает, что с Немировым можно работать — он нам классово близкий, почти родной. Да какой почти? Он нам родной. Не может такой человек, переживший столько бед от равнодушия правящего класса, а потом испытавший на себе его презрение, любить этот режим. Он его и не любит. И он сам пришёл к нам.
Немиров имел огромный выбор.
— Эсеры, меньшевики, анархисты, неонародники, даже националисты, —
— Хочешь сказать, что мы не в том положении, чтобы выбирать? — усмехнулся Свердлов.
— А давай лучше посмотрим, к чему всё это приведёт, — сказал на это Сталин. — Вот даст ему Ленин то, что он требует… Если ему окажется этого мало, то вот тогда и придётся думать, что делать дальше. Мы же ещё не до конца понимаем, чего он хочет.
— Рискованно, — покачал головой Яков.
— Если будет случай, нужен будет откровенный разговор, — произнёс Иосиф. — Всё прояснить, от начала и до конца, когда настанет подходящее время.
— В укрытие! — скомандовал Аркадий.
Раскаты залпов свидетельствовали о начале артподготовки, но до прилётов есть почти десяток секунд, за который можно успеть укрыться.
Немецкие артиллеристы стреляют по крутой траектории, чтобы снаряды падали почти вертикально — это намеренное действие, чтобы снаряды имели шанс залететь в окоп.
Есть у противника и миномёты, но у них слишком малая дальность, поэтому их склонны применять в обороне.
Аркадий уже наловчился определять по звуку, чем именно по ним стреляют. Сейчас по ним стреляли из 77-миллиметровых полевых пушек FK 96.
У батареи, приданной к 20-му стрелковому полку, на вооружении 76-миллиметровые скорострельные полевые пушки, кроющие немецкий аналог по дистанции вдвое. И, вроде бы, самое время для контрбатарейной борьбы, но вмешался нюанс — контрбатарейная борьба тут ещё не развита и её, как таковой, ещё нет.
Стреляют примерно в направлении вражеской батареи, с переменным успехом, больше по ощущениям, нежели по каким-то расчётам. Увы, но время звуковой пеленгации, самолётов-разведчиков, аэрофотосъёмки и специальных контрбатарейных служб, ещё не пришло.
Поэтому сейчас артиллерийская батарея может стрелять только по видимому противнику и раскрывшимся вражеским батареям.
«В принципе, ничто не мешает засекать время прилёта снарядов и довольно-таки точно отрабатывать в район вражеской батареи», — подумал Немиров, вжимающийся в мешки с песком. — «Но это требует организации…»
Артподготовка длилась около девяти часов. Где-то на второй час подключилась тяжёлая артиллерия — минимум 150-миллиметровые гаубицы.
Раненые рисковали и уходили по перпендикулярным отводам в полевой госпиталь, а те, кто не мог двигаться, медленно умирали — тут уже ничего не поделать.
Тут уже немцы не разменивались на мелочи и взялись за предварительную подготовку противника очень основательно.
Когда артподготовка была завершена, Аркадий выскочил из укрытия и помчался выяснять, как обстоят дела с пулемётами.
Пулемёты, для лучшей сохранности, были спрятаны в блиндажи, расположенные сразу за укреплёнными
позициями, поэтому вывести их из строя могут только прямые попадания.— Кто погиб? — подошёл он к фланговому пулемётному расчёту.
— Рядовой Шипилин, ваше благородие, — ответил первый номер. — Уже заменили запасным.
— Занимайте позицию, — приказал Аркадий и побежал дальше.
Артиллерия превратила позиции в лунный пейзаж, но статистика — злая штука. Попадания по траншеям и блиндажам были очень редки, а даже если и случались, то наносили умеренный урон. Мешки с чистейшим песком, взятым с берегов Вислы, плотно перекрывали каждую траншею и служили покрытием блиндажей. Даже прямое попадание в крышу блиндажа ничего не гарантирует — Аркадий рассчитывал конструкцию на 120-миллиметровые снаряды.
Но пехота противника уже начала наступление.
Для Немирова каждый бой здесь — сплошной когнитивный диссонанс.
Умом он понимал, что других вариантов ни у кого нет, но подсознательно его поражало то, что пехота просто идёт на пулемёты, рассчитывая пересилить статистику и ворваться во вражеские окопы. Но статистику не пересилить — Аркадий знал это слишком хорошо.
Нужны танки или, хотя бы, бронетранспортёры. Без бронетехники придётся прибегать к различным ухищрениям…
Сокрытые в сугробах пулемёты молчали.
Траншейные стрелки уже вовсю стреляли по наступающей кайзеровской пехоте, а засадники ждали своего звёздного часа.
Аркадий изначально выбирал самых отчаянных солдат, из которых, по разрешению полковника Алексеева, формировал отдельные засадные взводы.
Он готовил этим особым людям особое будущее…
Вражеская пехота ещё не успела отказаться от тактики стрелковых цепей, впрочем, как и русская, поэтому живая сила приближалась в зону безусловного поражения сравнительно кучно.
Время групповой тактики ещё не пришло — недостаточно аналитического материала.
Полковник Алексеев дал команду и заработали пулемёты, а затем, с небольшой задержкой, громыхнула артиллерия.
Он внимательно прислушивается к советам Аркадия, потому что небезосновательно считает его военным новатором. Был у них даже разговор на эту тему — Николай Николаевич признал, что обязан званием Немирову и обещал никогда не забывать этого.
Артиллерия работала залповым методом, отрабатывая «оборонительный огневой вал». «Оборонительным огневым валом» Немиров назвал последовательность артиллерийских залпов с постепенным смещением к союзным траншеям.
Есть ещё и обычный «огневой вал», но это нечто наступательное и находящееся вне полномочий Аркадия.
«Званием не вышел, чтобы устраивать что-то такое…» — подумал он.
Снаряды начали разрываться в километре от окопов, затем в восьмистах метрах, затем в шестистах и так до ста метров. Равномерное распределение снарядов по полю, чисто статистически, должно нанести более ощутимый урон живой силе противника.
Пулемёты срезали вражескую пехоту, разрывались снаряды, а противник упорно продолжал наступать. Аркадий, хорошо знающий, что это самоубийство, возможно, уже дрогнул бы. Но кайзеровская пехота отличается образцовой дисциплиной и просто так не бежит…